<<<     ΛΛΛ     >>>   

Не стоит придираться к этим потугам на элегантность, пускай ложные этимологии и заставляют пуристов морщиться. Гораздо важнее пронаблюдать, как люди малой разборчивости в средствах могут использовать в своих интересах тот факт, что, кроме значений, слова имеют еще ассоциации, с помощью которых можно затемнить и даже вытеснить значения, и что, вообще говоря, именно ассоциации вызывают в сознании людей одобрение или неодобрение.

ЯЗЫК КАК АРСЕНАЛ ЯРЛЫКОВ

Зачастую пропагандист – это человек, защищающий неправое дело. Будь это не так, он мог бы позволить себе отстаивать свои взгляды с доказательствами в руках. Он мог бы даже позволить себе говорить то, что действительно думает. Поскольку, однако, его взгляды неудобоваримы, а аргументы неубедительны, то он может склонить слушателей на свою сторону, только если сумеет завуалировать свою мысль, используя различные словесные уловки вместо доказательств. О том, кто из участников полемики в общем и целом прав и кто из них честен, можно судить по количеству представленных каждой из сторон доказательств и по их строгости: пропорция здесь прямая. Возможно, этот критерий не является совершенным, но на практике он себя оправдывает.

Отбросив искренность как вредную помеху, а доказательства как не дающиеся в руки, интриган начинает добиваться от нас взаимности средствами, какими ее в конце концов только и можно добиться. Не исключены сладкозвучные серенады и обольстительный полумрак, но рано или поздно должна начаться речь. Не исключены бравурные марши и бодрящие фейерверки огней, но опять же в конце концов должна зазвучать речь. А из чего эта речь будет состоять? Она будет состоять из таких слов, которые сближали бы то, чего хочет он, с тем, что нравится нам, а то, чего он не хочет, с тем, к чему мы питаем отвращение. И все это должно развертываться на фоне нашего непонимания сути вопроса.

Например. В одном из американских городов управление жилищным строительством предложило снести квартал, занятый трущобами, и возвести на этом месте современные дома. Не секрет, конечно, что такой поворот событий лишает владельцев трущоб части доходов и вводит федеральное правительство в роль нежелательного конкурента. Не секрет также, что люди предпочли бы жить в современных домах, а не в трущобах. Задача пропагандиста – убедить людей оставаться в трущобах, где они жить не хотят, заставить их против, собственного желания платить деньги домовладельцам, от которых они охотно бы избавились. Вот как решает он эту задачу:

"Как добропорядочный американец, я протестую против несвойственного американцам метода лишения людей права иметь домашний очаг там, где они сочтут нужным. Управление хотело бы оторвать людей от их очага и предложить им в аренду карликовые домики. Вам вроде бы протягивают сладкий персик, а на самом деле это кислый лимон. Это коммунистическая затея. Она ведет к ограничению семьи, контролю над рождаемостью".

Эти слова, произнесенные священником, совершенно бездоказательны и просто внушают, во что мы "должны" верить. Внушение это идет приблизительно по следующим линиям.

1. Я добропорядочный американец, поэтому (подразумевается) желаю вам всех благ; я с вами. Ни один добропорядочный американец врать не станет, поэтому вы можете мне поверить, если я скажу, что я добропорядочный американец. (Здесь мы имеем маленький круг.)

2. Не по-американски (значит, вы не должны это одобрять) выселять людей из трущоб, где они сами "сочли нужным" поселиться.

3. Кое-кому эти жилища могут показаться трущобами, но для вас они домашний "очаг". Они ваша "собственность". Управление хочет снести эти жилища и построит карликовые домики, которые не будут такими просторными, как ваши однокомнатные квартиры.

4. Персик и лимон: выглядит привлекательно, но вам это не понравится.

5. В этом проекте ощущается влияние коммунизма – не коммунизма в полном смысле слова, но "изма", что почти то же самое. (Вот безошибочная магическая формула, призванная заклясть всякий прогресс.)

6. Карликовые домики заставят вас ограничивать рост своей семьи, тогда как однокомнатные квартиры поощряют вас увеличивать потомство.

Этот отрывок, несомненно, имеет подтекст. Он не бессмыслен, как могло бы показаться. Наоборот, этот смысл вполне выводится из направленности речи против муниципального жилищного строительства, и он поэтому таков: "Желаю, чтобы жилищное положение ни на йоту не изменилось". Здесь делается попытка пробудить то же желание у других, связав в их сознании снос трущоб с вещами, вызывающими смутный, но, как предполагается, яростный протест ("не по-американски", "карликовый", "кислый лимон", "коммунистический", "контроль рождаемости"). Подобная тактика связана с определенным риском, поскольку явные преимущества программы способны свести на нет действие бранных слов. Именно такая брань, срывающаяся с языка противника, воспринимается теперь многими как признак доброкачественности политики, против которой эта брань направлена.

Гораздо более мощное средство шельмования – слова, связанные с политическим радикализмом. Во времена, когда средний класс восставал против аристократии, такую роль выполняли эпитеты "якобинец", "атеист" и "республиканец". Якобинцы, как известно, были левым крылом французской революции, к атеистам относили всякого противника господства феодальной церкви, а к республиканцам – любых противников монархического правления. За исключением "атеиста", все эти эпитеты ныне мертвы, ибо ушла в прошлое породившая их борьба. "Атеист" еще сохраняет какую-то действенную силу, поскольку между политикой и организованной религией все еще остается некоторая связь. Но сила его постепенно уменьшается, потому что лица, отвечающие этому наименованию, встречаются теперь во всех политических группировках.

В наши дни сравниваемую роль играют слова "коммунист", "красный", "левый", "анархист" и "социалист". Понятие "красный" шире, чем "коммунист", а "левый" – еще шире, чем "красный", и кажется, что более широкий термин несет на себе некий налет эвфемизма. В Америке анархизм перестал существовать как политическое течение, да и в качестве ярлыка он со времени Эммы Гольдман очень редко использовался, утеряв под собой реальную почву. Социалисты пока еще есть, но они обрели респектабельность благодаря оппозиции по отношению к Советскому Союзу и коммунистам вообще. Уже с 1914 г., когда европейские социалисты распрощались со своими интернационалистскими убеждениями и поддержали военную политику правительств своих стран, термин "социалист" в значительной мере утратил свой старый ореол революционности. Любопытны последствия этого. Нацисты смогли, никого особенно не озадачив, присвоить себе титул "национал-социалистов". Однако невозможно даже представить себе, чтобы они назвали себя "национал-коммунистами". Ибо как смогли бы они на своей вывеске начертать слово, служившее у них самым бранным эпитетом?

Подобные соображения проливают свет на характер нашей проблемы. Мы говорим не о словесных оскорблениях, которые люди наносят друг другу в пылу спора. Если вы утверждаете, что Земля имеет форму шара, а я говорю: "Дурак, этому никто не поверит!" – то мы говорим: в чисто личном плане, когда глупость налицо, а ущерб невелик. Но если вы утверждаете, что заработную плату рабочих нужно повысить, а я заявляю: "Ты, коммунист! Так говорить нельзя!" – то здесь мы выступаем в социальном плане, где глупость далеко не очевидна, а ущерб от сказанного не мал. Ведь если я политический писатель, то могу назвать вас коммунистом не обязательно из личной к вам ненависти, а, возможно, из желания воспрепятствовать распространению ваших взглядов и лишить их действенности. В политике большое внимание уделяют подбору порочащих эпитетов, и даже гневный тон, с каким их произносят, может оказаться искусной игрой. И все для того, чтобы изолировать жертву – может быть, от работы, может быть, от жизни, но обязательно от других людей.

Печать и радио изобилуют подобными выпадами, причем одни из них "грубы, как земля", другие изощренней. Вот один из таких примеров, в котором либеральная и реформистская политика нового курса становится под удар как "красная".

"В общем и целом можно сказать, что Рузвельт позволил про-коммунистически настроенному Гарри Бриджису деморализовать американский торговый флот. Он сумел протащить задуманный им самим или его друзьями-радикалами совершенно коммунистически задуманный законопроект о налоге на прибыль до ее распределения; если он не будет аннулирован, он сделает частные корпорации беспомощными во время будущих депрессий. Он протащил законопроект Вагнера о трудовых конфликтах, заставивший недоумевать, огорчаться и терпеть убытки как работодателей, так и наемных рабочих... Его союзниками были радикалы, в том числе несколько самых прокоммунистически настроенных людей нашего времени. А его речи, особенно речь, произнесенная в 1936 г. по поводу его избрания, ясно говорит о коммунистических истоках его планов. Я без колебаний заявляю, что эти данные свидетельствуют о наличии в действиях президента тенденции коммунизировать Соединенные Штаты" [4].

Вся тирада была обращена к слушателям, чьи тучные тела, наверное, сотрясались от тревоги. Всегда пугает, когда такие вещи говорятся "без колебаний", даже если речь идет всего лишь о тенденции наклонности, так сказать, крене. Если бы, однако, подобная тревога овладела большинством американцев, они проголосовали бы за отмену нового курса, а значит, и за отмену пособий по безработице и социального обеспечения вообще. На это, конечно, и делалась ставка. И если ничего подобного не произошло, то только благодаря здравомыслию американского народа, который не поступился своими интересами, как ни пугали его словами.

Порочить хорошую политику можно и не прибегая к столь грубым и вульгарным приемам. Это могут делать, не повышая тона и апеллируя к науке, к высокой политической теории. Какие поразительные выводы можно делать из экономической теории, мы узнаем из "Сайенс ньюс леттер" от 12 ноября 1938 г.: "Постепенное увеличение налогов позволяет нации как угодно близко подходить к коммунизму, не порывая формально с принципом права на частную собственность, – говорит д-р К.Г.Хагстрём, шведский статистик страхового общества. – Если бы "партия иждивенцев", состоящая из тех, кто получает бесплатное питание, денежную помощь, пенсии, "благотворительные бутерброды" или пособия по безработице, получила большинство, то она имела бы полную возможность обложить налогом рабочую часть населения, что ввергло бы страну в пучину коммунизма без революции, бескровной или какой-то иной" [5].

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Этика эгоизма практикуется в более широком круге
Господин спикер
Каждый человек непосредственно осознает только свое собственное существование
Обе программы quot
Все действия социалистов