Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
>
Шайо А. Датские карикатуры и веселье: изучение компенсационных пошлин в мировой торговле идеямиИспользуемые определения: 1. Свобода слова не является обязанностью говорить правду, при этом она не является и спасительной идеологией здравых мыслей. 2. Свобода слова — это свобода оскорблять других. 3. Свобода вероисповедания — это свобода исповедовать или не исповедовать религию. Это свобода всех религий и свобода любого светского мировоззрения. Трудно сказать, переживет ли этот механизм эпохи Просвещения, нашедший свое выражение в современном западном праве, — понятный, но преувеличивающий свои возможности, — текущие мировые дебаты по поводу датских карикатур. Интересы датских телевизионных продюсеров, безопасность лондонского метро, влияние ираи-ской атомной бомбы на геополитику и смятение в умах людей не согласуются с эпохой Просвещения. Европейское и даже американское понимание свободы слова всегда было противоречивым — намного менее ясным, чем может показаться, если основываться только на мнении ее самоуверенных адептов. Это слабое место почти не оказывает влияния на основные институты, связанные со свободой слова, за исключением не сформулированной окончательно идеи разделения церкви и образования. Скандал с датскими карикатурами, мобилизовавший противников свободы слова, с очевидностью выявил эту проблему. Под предлогом появления в датской газете двенадцати карикатур самоощущение и правопорядок Запада и мусульманского Востока, а также структура глобализованного мира могут быть силыю изменены. В понятие "Запад" я намеренно вкладываю не географическое, а культурное содержание: оно означает сознательное одобрение модернизации и плюралистичности или, по крайней мере, открытости. Противоположпостью является религиозность, характеризующаяся единообразием и консерватизмом, а также устанавливающая единые правила для каждой жизненной ситуации — что пока несвойственно религиозным людям, живущим на Западе. Общественные ценности со временем обычно только теряют вес. Если их система становится несбалансированной, она может развалиться с удивительной легкостью. Не существует фундаментального права, имеющего более тесную связь с западным политическим и социальным устройством, чем свобода слова. Сегодняшняя свобода слова представляет собой итог постепенной работы десятилетий — мандалу, созданную едва ли не слепой фортупой. Она так и не стала такой сильной и устойчивой, как хотели бы думать ее сторонники, и даже легкий бриз мировой политики может ее опрокинуть. Ветра глобализации, которые до настоящего времени оставались западными, изменили свое направление, и идеологическому проекту эпохи Возрождения угрожает буря. В такой обстановке Запад, неспособный сохранять свою гегемонию и раздробленный из-за своих политических различий, кажется, пересматривает ценности эпохи Просвещения. В процессе такой перестройки свобода слова, а вместе с ней и западная культурная система, ведомые новым, неблагоприятным курсом, могут просто ис-чезнуть. К сожалению, судьба споров зависит не от принципов, а от их толкования. В то время как все обращаются к ценностям, на самом деле значение имеет только то, в каком контексте рассматривается свобода слова, в каком случае допускается ее ограничение и в чьих интересах. Спор по поводу карикатур, в одном понимании, связан с набираю-щей обороты расовой дискриминацией и ростом чувства собственного достоинства мусульманских масс, с которыми до настоящего времени не считались. В связи с этим встает вопрос об отношении к меньшинству. Как видно, собственно проблемы свободы слова не влияют ни на аргументацию, ни на повестку дня. С этой точки зрения исход противостояния по поводу датских карикатур не будет определяться сущностью свободы слова. Вместо этого события будут рассматриваться с позиций "цели" и "объ-ективного воздействия" карикатур. Согласно другому толкованию, свобода слова, а вместе с ней и отличительные черты Европы, такие как религиозная и мировоз-зренческая терпимость, но прежде всего — сама сущность современности и ее жизнеспособность, поставлены под угрозу. Насколько допустим антисекуляризм? Под секуляризмом здесь понимается только то, что ни одна из религий не может доминировать в публичной сфере, а присутствие религий в публичной сфере предполагает взаимную договоренность и признание равенства. Угроза велика, ибо без секуляризации и ее жертв современность едва ли могла существовать. Общественный светский плюрализм — это важное завоевание современности, и максимум, что возможно было бы без него, — это вестфальский вариант мира между религиями, отгороженными друг от друга государственными или административными границами. Религиозный фундаментализм, господствующий в публичной сфере, приведет нас именно к такому варианту. Готовность отказаться от свободы слова при столкновении с глубокими религиозными чувствами, проявляющимися в форме насилия, можно объяснить в контексте незавершенной секуляризации. Несмотря на то что было сделано в Европе для свободы слова и вопреки прохладному отношению Европы к религии, в случае посягательства на мнение религиозной общественности неоспоримые в любом другом случае принципы применяются в отношении свободы слова не так последовательно. В этом отношении весьма показательна и имеет решающее значение практика Европейского Суда по правам человека. В случае конфликта между религиозными чувствами и свободой слова (или свободой художественного самовыражения) Европейский Суд по правам человека встает на сторону религиозных чувств. В деле Института Отто Премингера Европейский Суд показал, что конфискация фильма, который намекает на сексуальные отношения между наиболее значимыми фигурами христианства (не порнографического), являлась необходимым ограничением свободы самовыражения в демократическом обществе, так как возможность показа фильма могла бы оскорбить чувства австрийцев, подавляющее число которых является католиками. В деле Уингроу Суд, с серьезными разногласиями, подтвердил решение английского ведомства по цензуре над фильмами, которое запретило легкое порнографическое изображеиие сексуальных фантазий с участием Святого Христа, хотя это и не было делом о нарушении свободы исповедовать религию. Неизвестно, какое решение могло бы быть вынесено в отношении политической информации, подобной датским карикатурам, так как соответствующие решения касаются только порнографии и неполитических заявлений. Однако документы уже поданы на рассмотрение датскими мусульманами. Во многих европейских странах "практичные" политики и религиозные лидеры, поддерживающие с ними близкие отношения, одобряют уважение к религиозным чувствам и ответственную журналистику, являющуюся результатом такого уважения. Вспомним советскую версию свободы выражения мнения. Эта версия была самой широкой в мире, поскольку направляющей силой служи-ло уважение к труженикам и их светочу — коммунистической партии. Советский опыт может помочь понять, что означает "ответственность" в "новоязе" нашего старого доброго мира. В некоторых европейских странах существуют законы, которые наказывают богохульство лишением свободы, и эти законы применяются, по крайней мере, время от времени. При обновлении в 1960 году немецкого Уголовного кодекса законодатель пошел только на то, чтобы сделать норму о богохульстве применимой исключительно в случае нарушения общественного порядка, то есть религиозные чувства перестали быть охраняемым правоотношением. Зеленые не преуспели в попытках полностью исключить эту статью; христианские демократы, с другой стороны, хотят ввести запрет на богохульство, предусматривающий наказание даже в отсутствие нарушения порядка. Европейский Союз рассматривает богохульство в качестве серьезного преступления и включает его в перечень преступлений, преследование за которые возможно по европейскому ордеру на арест — наряду с терроризмом и убийством. В соответствии с законами многочисленных штатов США за богохульство вас могут посадить в тюрьму, и, зная сегодняшние настроения общественности, вряд ли богобоязненные законодатели отменят эти законы, несмотря на то что они, безусловно, являются неконституционными. В соответствии с федеральным законом богохульство (в какой бы ни было форме) запрещено в электронных СМИ, и этот закон периодически применяется на практике. В Англии закон о богохульстве действует со времен средневековья (в XVIII веке на базе подобных норм были даже налажены отношения с политическими оппонентами). Ирония заключается в том, что Рушди был освобожден от ответственности за это преступление в связи с тем, что закон применим только в случаях нарушений, направленных против христианской религии. Западная правовая доктрина, вопреки европейской модернизации и гарантиям равноправия, защищает только чувства тех, кто принадлежит к религии большинства. Для этого нет необходимости доказывать, что была нарушена свобода вероисповедания. Здесь религия как таковая, как особо важная часть мировоззрения и как чувство, имеет право на защиту без какого-либо конституционного или связанного с правами человека обоснования, если не считать интересов господствующей в государстве религии. Такое особенное отношение едва ли согласуется с представлениями европейцев о своей современности. Действительно, по некоторым делам нарушение общественного порядка является неизбежным элементом событий, однако текущая практика показывает, что нарушение общественного порядка подразумевается, если нападки совершаются на доктрину ислама. Это свидетельствует о том, что фундаменталисты своим радикальным поведением способны повлиять на содержание законов в соответствии с их предпочтениями. Если христианские фундаменталисты покажут путем поджога нескольких автомобилей, что нападки на Иисуса Христа повлекут нарушение общественного порядка, тогда они также преуспеют во введении цензуры. Отделение церкви от государства происходило очень медленно, сопровождалось разрушениями, причем формального закрепления достигнутого положения не проис-ходило, так как это означало бы конфронтацию. До появления в Европе ислама как влиятельной массовой рели-гии европейские религиозные запреты (и их нарушение) не вызывали серьезной социальной напряженности, так как существовало меньше религий большинства, которые можно было бы оскорбить. С конца XIX века европейские церкви отказались от попыток заставить верующих жить согласно религиозным предписаниям в гражданском обществе и государстве. Это стало хрупкой основой для секуляризации — молчаливые уступки лишь постепенно получили нормативное признание (например, в характеристике Франции как светской республики). Когда же усиливающийся религиозный фундаментализм, растущий на почве культа чувств, навязанного радикальным исламом и политкорректностью, снова хочет господствовать в публичной сфере, у светских властей нет таких нормативных оснований, на которые можно было бы сослаться (не принимая в расчет французского laicite) с тем, чтобы отстоять достижения эпохи Возрождения. В европейских дебатах по поводу карикатур и правые, и либерально настроенные континентальные газеты ссылались иа свободу прессы, в то время как британское правительство и другие "ответственные стороны" приводили доводы в пользу ответственности прессы. Они не вдавались в детали о природе ответственности — они полагали, что оскорбление другого человека просто является безответственным поступком, а следовательно, оно неприемлемо. Конечно, явным примером безответственности была бы ситуация, когда определенные утверждения подвергали бы граждан опасности. Президент британского ПЕН-клуба обвинил в такой безответственности "переиздателей" карикатур. По его мнению, можно было предсказать, что оскорбленные этими карикатурами люди прибегнут к насилию. Высказанное с пятимсячной задержкой, это предположение не кажется очень убедительным и отступает от до сих пор широко распространенного понимания ответственности, возникающей только при наличии причинно-следственной связи. Но такое понимание может быть изменено безотносительно разумности аргументации. Тот факт, что правительственные и межгосударственные требования, а также требования официальной церкви и левых политических сил, касающиеся ответственной прессы и защиты религиозных и иных чувств могут проявиться с такой силой, частично объясняется проблемами безопасности европейцев. Однако в то же время это свидетельствует об обратимости и внутренней слабости европейской (и американской) модернизации, символом которой является свободная пресса. Редакторы и судьи не могут абстрагироваться от вли-яния настроений, господствующих в обществе. Судьи наполняют абстрактные формулировки закона социаль-ными ценностями и тем, что для них является определяю-щим (считающимся естественным и очевидпым, не требу-ющим доказательств). Тот факт, что такие интерпретации очевидны и для общества, делает их верными. Редакторы находятся даже в более тесной связи с общественным мнением, так как ежедневно газетные тиражи служат ин-дикатором настроения общества. Свобода слова входит в долгосрочные стратегические интересы журналистов. Инвесторы и редакторы даже в краткосрочном периоде не могут позволить себе пренебречь прихотями аудитории, особенно в ситуации постоянного изменения настроений. Если настроения диктуют новое понимание всего, о чем идет речь, даже те, чьи интересы заключаются в максимизации свободы самовыражения, будут действовать в соответствии с новыми представлениями. Конечно, в итоге каждый сделает вид, что свобода слова была сохранена, что положение дел не изменилось и только нецивилизованные ростки были отрезаны ножницами социальных предпочтений. Так что мы должны по-новому интерпретировать коммуникативную функцию карикатур и оскорбительных мнений: теперь формулировка, которая оскорбляет коллективный символ, будет синонимом унижения сообщества. Поскольку унижение является частью стратегии изолирования сообщества, то, в конце концов, получится, что различий между карикатурами и апартеидом не существует. Ограниченное понимание свободы слова ставит на передний план уважение чувств других людей и, как результат, ответственность прессы. Мы, конечно, говорим конкретно о чувствах мусульман, однако если чувство является критерием, то обязательным является уважение каждой религии, каждого меньшинства и, более того (почему нет?), каждого политика, каждого государственного служащего, а также высокая оценка и, возможно, даже любовь к женщине, живущей за соседней дверью и избивающей своего ребенка. Что такое обида, определяет затронутое лицо, так как только оно может это почувствовать. За культом чувствительности и почти патологи-чески подозрительного неприятия расизма стоит, конечно, боязнь мусульманских мятежей, особенно в случае с политиками, играющими роль государственных деятелей, которые напоминают обладателям прав об ответственности. Установят пределы допустимости свободы слова |
|
|
|
|
