Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
>
Стефанов О. Театрофобия Аристотеля и проблема катарсисаКатегория катарсиса - одна из самых загадочных в истории эстетики. Мы очень часто употребляем это понятие как высокая похвала данному произведению искусства, преимущественно сценического, хотя четкое значение термина ни в коей мере не установлено. Абсолютно неясно как постигается столь потребное для полноценности произведения очищение. От чего очищаемся в результате сопереживания представленных событий. Путаница начинается еще с неясностью: как представлял себе это воздействие автор хрестоматийно известной "Поэтики", хотя как раз в этом трактате, еще во времена классической древности, катарсис указан как сущность трагедии. В подтверждение этой загадки не следует прибегать к экзотичным доказательствам. Достаточно сослаться на мнение Виктора Ярхо в справочной публикации "Катарсис": "Известное положение Аристотеля, применившего понятие катарсиса к трагедии как литературному жанру: "Трагедия есть подражание действию важному и законченному... совершающее путем сострадания и страха очищение подобных аффектов", слишком кратко и грамматически двусмысленно; оригинал, допускающий другой перевод ("...очищение от подобных аффектов"), оставляет открытыми многие вопросы: в чем сущность этого очищения, кто ему подвергается (герой трагедии или сопереживающие ему зрители) и т.п.". (Литературный энциклопедический словарь. М.1987, с.152) Эту неразрешимость признают и А. Лосев, С. Аверинцев, болгарские ученые: эстетик Исак Паси и филолог Богдан Богданов. Последний, например, обходит вопрос своеобразным запугиванием обширностью литературы: "О толковании этой дефиниции особенно в связи с очищением выписано тысячи страниц и не стоит добавлять новые." (Мит и литература. С., 1985, с.131.) Весьма показательна капитуляция Лосева, который с одной стороны обобщает, что: "Для окончательного решения вопроса о сущности аристотелевского катарсиса в науке нет еще никаких твердых данных", но все же не считает, что проблему надо закрыть насовсем: "Для решения этого вопроса необходимо привлечение не одной только "Поэтики", но и всех теоретических сочинений Аристотеля". (Философская энциклопедия. Т.2, М. 1962, с.469.) Думается, что позиция Алексея Лосева более почтенна, так как не отменяет потребность, а предвидит и возможность дальнейшего поиска и решения проблем вокруг катарсиса. Просто при всей свой эрудиции этот знаток классической литературы, честно признает, что не может дать исчерпывающий - но не как информация о бесчисленных теориях, а с безоговорочным толкованием - ответ. Так давайте все же прислушаться к призыву Лосева, и обсудить более широкий, вне сугубо догматической фразы про очищения посредством трагедии, контекст. Мне кажется, что необходимо выяснить даже нечто более важное, чем просто теоретические сочинения Стагирита. Какова, например его жизненная позиция, какого его подспудно проявляющееся отношение к искусствам вообще. Заслуживают внимания даже некоторые заблуждения Аристотеля о физической картине мира... Нелюбовь Аристотеля к театру вынесена в названии моего высказывания и поэтому следует в первую очередь выяснить, что Стагирит отнюдь не является почитателем театра. По его мнению, для представлений на подмостки не следует сохранять место в среде искусств. В конце как раз шестой главы, которая начинается определением катарсиса, он настаивает, что зрелищная постановка не имеет никакого отношения к искусству. Утверждая категорически, что трагедия суть подражание действию, он парадоксально исключает самое сценическое воплощение драмы. Для Аристотеля: "воздействие трагедии налицо и без представлений и без актеров". А для дискредитации сценического воплощения трагедии, он ищет основания в, как бы само собой подразумевающейся, сомнительности хорегства, с высокомерием упомянуто значение декоратора, заявлен отказ от характеров, которые - видите ли - вовсе необязательны. По моему, тут можем заподозрить теоретика, что этим "позволением" пренебречь характеры он хочет обеспечить отталкивающую от живого театра скуку! Однако театрофобия Аристотеля проявляется с еще большей настойчивостью в превратном истолковании завещанных великими драматургами художественных посланий. Совсем неслучайно то обстоятельство, что во всей "Поэтики" не встречается полное название трагедии Софокла, которая при том определяется философом как несомненный образец. Аристотелем "Эдип тиран" упоминается только как "Эдип" и его умысел выясняется в свете придворной биографии философа. Доподлинно известно, что Стагириту было доверено воспитание принца македонского двора, и он справился отменно с поставленной задачей. Юный Александр Македонский стал завоевателем огромных территорий. Его прозвали Великим не за духовные подвиги, а за полководческие успехи. Раз это так, не стоит ли призадуматься, насколько могли бы быть желанны для такого наставника "аффекты" страх и сострадание у воинов его питомца. Ведь воякам надлежит подчиняться своему прямому начальству и не впадать в сантименты. Нечего трепетать со страха относительно собственной персоны, ни переживать по поводу жизни и страдания тех, кого «надо» уничтожать. Нечего пренебрегать и тем, что Аристотель вступил в брак с приемной дочерью малоазийского тирана Атарнеи Гермия. Такой матримониальной "подробностью" тоже можно объяснить, почему прославленному философу захотелось утаить нежелательное прозвище, которым Софокл «украсил» имя фиванского владетеля. Дело в том, что философ не располагал возможностью для лакирующей подмены «тирана» «царем» по той простой причине, что он сочинял свой трактат на тот же самый эллинский язык. Вот почему ему пришлось прибегнуть к своеобразной энтимеме. Вспомним же, как он в эзотерической "Риторике" рекомендует сию короткую форму силлогизма, поскольку ею можно подменить истину более удачно, незаметно. Необходимо подчеркнуть, что Аристотель упоминал очищение еще в "Политике". Там он заявляет, что даст более подробное пояснение для категории катарсиса в своей "Поэтике". Но то ли он не сдержал свое слово, то ли текст эстетического трактата не полностью сохранился, придется поразмышлять дополнительно и призадуматься: а как оцениваются в "Политике" аффекты, которые следовало бы очищать. То обстоятельство, что в этом трактате Аристотель толкует о воздействии музыки не столь решающе. Главное, что можем увидеть, какое воздействие хотелось бы Аристотелю осуществлять при посредстве искусства. Оказывается, что для рядовых людей он предвидит "религиозные песнопения", которые: "Действуют возбуждающим образом на душу и приносят как бы исцеление и очищение. То же самое неизбежно испытывают и те, кто подвержен состоянию жалости и страха (...) Все такие люди получают некое очищение и облегчение, связанное с удовольствием; точно так же песнопения очистительного характера доставляют людям безобидную радость..." (Политика. VIII, 5,6) Спору нет, если позволим себе осмыслить эти рекомендации критически, то перед нами очень показательные утверждения. Они раскрывают тягу мыслителя к религиозности. На ней он возлагает функцию снятия боязни, исключения сострадательности, "жалости". Оказывается, что Аристотелю при этом хочется совместить удовольствие с безобидностью. А в соответствии с его придворной позицией, безобидность тождественна прочности существующего порядка, сохранению институции рабства. Но во времена Стагирита религиозность сводилась к упованию надличностной Судьбе. Вместо человека распоряжается Рок и человеческая активность оказывается ненужной, святотатственной. А разве страх, сострадание не толкают на самостоятельные решения? Когда эти "аффекты" возьмут верх в человеческой душе, личность может эмансипироваться и отказаться от поступков, которые уже сочтены целесообразными... Катарсис указан как сущность трагедии |
|
|
|
|
