<<<     ΛΛΛ     >>>   

3. Персональная повествовательная ситуация:
3. Персональная повествовательная ситуация: преобладание модуса рефлектора. Три названные оппозиции, таким образом, участвуют в триаде «повествовательных ситуаций» только по одному разу и лишь по одному из полярных признаков. А между тем соединение трех двучленных оппозиций теоретически должно дать шесть типов. Здесь нужно отметить, что Штанцель (1979, 189) недостаточно убедительно отграничивает «перспективу» и «модус» друг от друга. С одной стороны, он утверждает, что между внешней точкой зрения и модусом, в котором преобладает нарратор, существует «тесная взаимосвязь». А с другой, он упрямо придерживается трех оппозиций, увлекшись идеей о триадическом построении всего нарративного и нарратологического мира. Слабо мотивированная триадичность оппозиций побудила Д. Кон (1981, 176) и Ж. Женетта (1983, 77) счесть различение «перспективы» и «модуса» излишним, причем Кон готова была отказаться от первой оппозиции («перспектива»), а Женетт — от второй («модус») . Раз «перспектива» и «модус» практически совпадают, то вся система сводится к тем двум оппозициям, которые лежали в основе работ Штанцеля 1955 и 1964 г.: «идентичность» — «неидентичность сфер существования» и «аукториальность» — «персональность». Однако если строить типологию на основе двух двучленных оппозиций, то получаются не три «повествовательные ситуации» (различение которых опирается на разнородные критерии), а четыре четко определяемые формы . Тогда жанр романа «от первого лица» распадается, как и роман «от третьего», на «аукториальную» и на «персональную» разновидности, причем такая оппозиция обозначает не какие-нибудь сложные «повествовательные ситуации», а полярности точки зрения. В таком именно смысле термины «аукториальный» и «персональный» давно уже употребляются на практике при анализе текстов.
«Модус» у Штанцеля обозначает иную категорию, чем «модус» в системе Женетта. 6 См.: Шмид 1973, 27—28; Кон 1981, 179; Женетт 1983, 81. 112
Ж. Женетт и М. Бал
По Ж. Женетту (1972, 201—209), в типологии Штанцеля, как и в большинстве работ по вопросу о повествовательной перспективе, не делается различия между «модусом» (mode), или «способом регулирования нарративной информации» (1972, 181), и «голосом» (voix), т. е. смешиваются вопросы 1) «Кто видит?» и 2) «Кто повествователь?» (или «Кто говорит?»). Женетт сам сосредоточивается лишь на «модусе», определяющем того персонажа, «чья точка зрения направляет нарративную перспективу». «Перспектива», которая является (наряду с «дистанцией») одним из двух видов модуса, проистекает «из выбора (или отказа от выбора) некоторой ограничительной „точки зрения"» (1972, 201). Проводя такую редукцию, Женетт обращается к типологии «взглядов» (visions) Ж. Пуйона (1946), обновленной Ц. Тодоровым (1966, 141—142) под названием «аспекты наррации» (aspectsdurecit). Но во избежание визуальных коннотаций, свойственных терминам «взгляд», «поле зрения» и «точка зрения», Женетт, сославшись на термин «фокус наррации» (focusofnarration), предложенный в книге Брукс и Уоррен (1943), разработал свою типологию перспективы, пользуясь термином «фокализация» . Это понятие определяется им (1983, 49) как «ограничение поля, т. е. выбор нарративной информации по отношению к тому, что обычно называется „всеведение"». Следуя триадическим типологиям предшественников, Женетт (1972, 204—209) различает три степени фокализации:

Тодоров

Женетт

«взгляд сзади»

нарратор > персонаж

«нулевая фокализация» (focalisation

(vision par derriere)

zero): «повествователь располагает более обширным знанием, чем персонаж, или, точнее, говорит больше, чем знает любой персонаж»; «то, что англосаксонская критика называет повествованием от всеведущего повествователя»

7 Ср. обзоры: Риммон 1976; Бал 19776; Анжелет и Херман 1987, 183—193; Каблиц 1988; Ильин 1996д. 113

нарратор = персонаж

«внутренняя фокализация» (focalisation interne):

«повествователь говорит только то, что знает персонаж»; «повествование с некоторой „точки зрения", по Лаббоку»; «повествование с внутренней фокализацией» («фиксированной», «переменной» или «множественной»)

«взгляд извне»          нарратор < персонаж (visiondudehors)

«внешняя фокализация» (focalisationexterne):
«повествователь говорит меньше, чем знает персонаж»; «случай „объективного" или бихевиористского повествования»

Но при всем стремлении Женетта к четкости определения категорий в этой триаде он совмещает три разные характеристики нарратора: 1) его знание, 2) его способность к интроспекции и 3) его точка  зрения.   Если   сосредоточиться   на  последней   черте,   то   трем   степеням   фокализации соответствуют следующие типы точки зрения: 1. «Нулевая фокализация»:
1. «Нулевая фокализация»: повествование ведется с точки зрения всеведущего нарратора.
2. «Внутренняя фокализация»:
2. «Внутренняя фокализация»: повествование ведется с точки зрения
персонажа.
3. «Внешняя фокализация»:
3. «Внешняя фокализация»: повествование ведется с точки зрения объективного нарратора, не имеющего доступа в сознание персонажа (или не дающего доступ в него читателю). Же нетто вская   триада   фокализации   не   раз   подвергалась   критике.   Наряду   со   смешением разнородных характеристик нарратора проблематичными в теории Женетта являются еще и следующие аспекты:
1)  Женетт сводит сложное, проявляющееся в разных планах явление перспективации к одному лишь ограничению знания. Мнимое усиление точности понятия достигается в результате его неоправданного сужения.
2)   Неясно, что именно подразумевается под «знанием» — общее знание мира, знание всех обстоятельств действия, включая его предысто-
114
рию, или знание того, что в данный момент происходит в сознании героя?
3) Перспективация вообще не поддается описанию с помощью критерия «знания», ибо от него нет пути к видению или восприятию, которые являются основой всякой фокализации (Каблиц 1988, 241—242).
4)      Типология Женетта допускает неприемлемое предположение о возможности повествовательного текста без точки зрения8.
5)  Различение трех типов фокализации основывается на неоднородных критериях: типы 1 и 2 различаются по субъекту фокализации, которым является или нарратор, или персонаж. А типы 2 и 3 различаются по объекту: во внутренней фокализации объектом является то, что воспринимается персонажем, во внешней же — сам воспринимающий персонаж9.
Значительную роль в широком распространении женеттовской теории фокализации сыграла Мике Бал, которая изложила ее на нидерландском, французском и английском языках, подвергнув критическому анализу и доработке (Бал 1977а, 38; 19776, 120). Из доработки получилась новая теория, к которой Женетт (1983) отнесся без особого восторга.
Бал (1985, 104) определяет «фокализацию» (сохраняя термин по чисто прагматическим причинам) как «отношение между видением, видящим агентом и видимым объектом». К большому недовольству Женетта (1983, 46—52), Бал постулирует для фокализации особый субъект, «фокализатора», которого она помещает между нарратором и актором и которому она приписывает особую активность:
Каждая инстанция [т. е. нарратор, фокализатор и актор] осуществляет переход из одного плана в другой — актор, пользуясь действием как материалом, делает из него историю [histoire]; фокализатор, выбирающий действия и точку зрения, с которой он их

излагает, делает из них наррацию
Марьет Берендсен  (1984,   141)  справедливо замечает,  что  понятие  «нулевой  фокализации»  внутренне противоречиво и от него следует отказаться.
9
«Во втором типе фокализированный персонаж видит, в третьем он не видит, а видится» (Бал 1977а, 28). Скрывающуюся здесь разницу между субъектным и объектным статусом персонажа Пьер Биту (1982) кладет в основу типологии, где фигурируют «объектная» и «субъектная» фокализации (ср. также Анжелет, Херман 1987, 182-193). 115
[recit], между тем как нарратор, превращая наррацию в речь, создает нарративный текст (Бал 1977а, 32— 33).
«Фокализатору» Бал (1977а, 33; 19776, 116) противопоставляет адресата, «имплицитного „зрителя"», даже предусматривая для той и другой инстанции особый нарративный уровень. Наряду с субъектом и адресатом фокализации она вводит и особый объект — «фокализируемое» (focalise), в качестве которого может выступать или персонаж, или окружающий его внешний мир. Против такой «эмансипации» «фокализатора» и наделения фокализации коммуникативным значением убедительно выступил У. Бронзвар (1981). А по Женетту (1983, 48), «фокализированным» может быть только сам рассказ и «фокализировать» может только нарратор. Обособление фокализации в качестве самостоятельного коммуникативного уровня, обладающего субъектом, объектом и адресатом, является наиболее спорной стороной теории Бал. Но основные положения ее теории были подхвачены другими нарратологами  .
Мысль об особой активности «фокализатора», к счастью, опущена в английской версии «Нарратологии» (Бал 1985). Здесь «фокализатор» определяется гораздо осторожнее — как «точка, из которой видятся элементы» (1985, 104). Эта точка находится или в одном из участвующих в повествуемой истории акторов («внутренняя фокализация»), или в некоем «анонимном агенте», находящемся вне истории («внешняя фокализация»). Фокализация, таким образом, предстает в виде дихотомии, не столь уж сильно отличающейся от традиционной дихотомии «внутренняя» — «внешняя» точка зрения.
Б. А. Успенский
Решающий вклад в развитие теории точки зрения сделал Борис Успенский в книге «Поэтика композиции» (1970). Переведенная скоро на французский (1972), английский (1973) и немецкий (1975) языки и встреченная многочисленными рецензиями в России   и на Западе  , 10 Напр. Риммон 1983, 71—85; Нюннинг 1990, 258—263.
Официальная оценка этого первого тома серии «Семиотические исследования по теории искусства» в СССР была сдержанной. Заслуживают внимания, однако, рецензии: Сегал 1970; Гурвич 1971; Ханпира 1971. 116
книга Успенского оказала значительное воздействие на международную нарратологию . Опираясь на работы формалистов, а также В. Виноградова, М. Бахтина, В. Волошинова, Г. Гуковского, Успенский обогатил нарратологию новой моделью точки зрения, охватывающей наряду с литературой также и другие «репрезентативные» виды искусства, как, например, живопись и кино. Создав новую модель точки зрения, Успенский не только заполнил большую лакуну в русской теории повествования, но и дал мощный толчок западной нарратологии, всегда уделявшей особое внимание проблемам точки зрения. Новизна «Поэтики композиции» заключается в том, что в этой работе рассматриваются различные планы, в которых может проявляться точка зрения. В отличие от традиционной нарратологии, моделировавшей точку зрения всегда однопланово, Успенский различает четыре плана ее проявления  :
1.  «План оценки» или «план идеологии», где проявляется «оценочная» или «идеологическая точка зрения».
2. «План фразеологии».
3. «План пространственно-временной характеристики».
4. «План психологии».
В каждом из этих планов «автор»15 может излагать события с двух разных точек зрения — со своей собственной, «внешней» по отношению к излагаемым событиям точки зрения, или с «внутренней», т. е. принимая оценочную, фразеологическую, пространственно-временную и психологическую позицию одного или нескольких изображаемых персонажей. Разграничение «внешней» и «внутренней» точки зрения вы-
12
См. особенно: Дрозда 1971; Шмид 1971; Жолкевский 1971; 1972; Фалк 1972; Матхаузерова 1972; Тодоров 1972; Фостер 1972; Шукман 1972; Стейнер 1976; Линтфельт 1981, 167—176.

13
Ср., напр., Линтфельт 1981; Риммой 1983.
14
Успенский (1970, 12) ссылается на написанную в конце 1940-х годов книгу Г. Гуковского (1959, 200), где встречается «намек на возможность различения точки зрения психологической, идеологической, географической».
Говоря об «авторе», Успенский чаще всего имеет в виду нарратора. Между этими двумя инстанциями он проводит, к сожалению, недостаточно четкое различие. 117
ступает как фундаментальная сквозная дихотомия, которая проводится во всех четырех планах . В плане психологическом возникает специфическая, известная по другим типологиям проблема амбивалентности противопоставления «внешней» и «внутренней» точки зрения. По определениям и примерам, приводимым Успенским, можно судить о том, что выражение «внутренняя точка зрения в плане психологии» имеет у него два разных значения, субъектное и объектное, т. е. обозначает. 1) изображение мира глазами или сквозь призму одного или нескольких изображаемых персонажей (сознание фигурирует как субъект восприятия), 2) изображение самого сознания данного персонажа с точки зрения нарратора, которому дано проникнуть в его внутреннее состояние (сознание является объектом восприятия).
Расслоение точки зрения по планам осложнено тем, что различаемые планы не существуют целиком независимо друг от друга и находятся иногда в тесной взаимосвязи, на что Успенский обращает должное внимание. Так, план оценки может выражаться фразеологическими средствами или через временную позицию нарратора, точно так же, как через фразеологию может быть выражена и психологическая точка зрения.
Особенно интересны наблюдения Успенского над взаимоотношениями точек зрения на разных уровнях в произведении. Точки зрения, вычленяемые в разных планах, как правило, совпадают, т. е. во всех четырех планах повествование руководствуется или только внешней, или только внутренней точкой зрения. И все же такое совпадение не обязательно. Точка зрения может быть в одних планах внешней, а в других — внутренней. Именно такое несовпадение и оправдывает, мало
Применяя эту дихотомию к разным планам, Успенский подчас ставит не очень убедительные диагнозы. Трактуя план фразеологии, например, он рассматривает «натуралистическое воспроизведение иностранной или неправильной речи» как выражение точки зрения «заведомо внешней по отношению к описываемому лицу», а «приближение к внутренней точке зрения» видит там, где «писатель сосредоточивается не на внешних особенностях речи, а на ее существе, так сказать, не на ее „как", а на ее „что" — переводя... специфические явления в план нейтральной фразеологии» (1970, 71). Однако точное воспроизведение речи персонажа связано не с внешней, а с внутренней фразеологической точкой зрения. Эта речь может приобретать чужие акценты в воспроизводящем ее контексте. Но это вопрос уже не фразеологии, а оценки. 118
того, делает необходимым вычленение разных планов, в которых может проявляться точка зрения. Анализируя различные случаи несовпадения оценочной и пространственно-временной точек зрения с психологической и фразеологической, Успенский, однако, приходит иногда к выводам, которые трудно назвать бесспорными. Так, например, в ироническом цитировании нарратором речи персонажа происходит не просто несовпадение внутренней фразеологической и внешней оценочной позиций, как считает Успенский (1970, 137). Поскольку в цитируемой речи выражена позиция персонажа, то дословная передача его речи связана с ориентировкой на внутреннюю точку зрения в плане оценки. Но поскольку данная речь на более высоком коммуникативном уровне, т. е. в тексте нарратора, приобретает дополнительные, чуждые для говорящего акценты, то можно говорить о внешней оценочной позиции. Тогда получается двойная оценочная точка зрения: первичная — внутренняя и вторичная — внешняя, пользующаяся первой как материалом для ее же выражения. Нарратор занимает внутреннюю позицию по отношению к речи персонажа, воспроизводя ее дословно, а не перефразируя, и в то же время сигнализирует контекстом, что сам он, как нарратор, занимает к воспроизводимой речи и ее семантике отличную от говорящего точку зрения. Итак, ирония основывается не просто на внешней точке зрения, а на одновременности двух оценочных позиций, на симультанной «внутринаходимости» и «вненаходимости», пользуясь понятиями Бахтина (1979).
Примеры, при помощи которых Успенский иллюстрирует несовпадение оценочной или пространственно-временной точек зрения с психологической, страдают от амбивалентного понимания внутренней точки зрения в плане психологии. Описывая Федора Карамазова «изнутри», нарратор занимает не обязательно внутреннюю точку зрения. Нарратор, хотя и проникает во внутреннее состояние героя, но все же излагает его с точки зрения внешней. Успенский и здесь смешивает субъектный и объектный аспекты психологии. Внутренняя позиция предусматривала бы видение мира глазами старого Карамазова. О внутренней точке зрения при изображении

внутреннего состояния героя может идти речь лишь там, где нарратор передает наблюдение героем самого себя в виде внутренней прямой речи или несобственно-прямой речи. Но как раз к Федору Карамазову такой прием не применяется. 119
Действительное несовпадение точек зрения встречается тогда, когда нарратор описывает мир с пространственно-временной точки зрения героя, но не его глазами. Примером такого несовпадения точек зрения в пространственно-временном плане (внутренняя точка зрения) и в плане психологическом (внешняя точка зрения) служит у Успенского описание комнаты капитана Лебядкина. Успенский (142—143) справедливо отмечает, что комната описана не глазами Ставрогина, но такой, какой бы ее увидел посторонний наблюдатель, пользующийся пространственно-временной точкой зрения Ставрогина.
Несмотря на некоторые недочеты и спорные интерпретации, затрагивающие противопоставление позиции «внешней» и «внутренней» , Успенский сделал ценный вклад в нарратологию, поставив вопрос о точке зрения как явлении многоплановом. Его теория дала толчок возникновению других многоуровневых моделей.
Нидерландский ученый Яп Линтфельт (1981, 39) разработал модель, предусматривающую четыре нарративных плана, частично отличающихся от выдвинутых Успенским: 1) «перцептивно-психологический» (planperceptif-psychique), 2) «временной» (plantemporel), 3) «пространственный» (planspatial), 4) «вербальный» (planverbal)1^. К «нарративной перспективе» (perspectivenarrative) Линтфельт отнес, однако, только первый план.
Израильская исследовательница Шломит Риммон-Кенан (1983, 77—85) различает три «грани фокализации»: 1) «перцептивную грань» (perceptualfacet), определяемую двумя «координатами» — «пространством» и «временем», 2) «психологическую грань» (psychologicalfacet), определяемую «когнитивным и эмоциональным отношением фокализатора к фокализируемому», 3) «идеологическую грань» (ideological
17
Проблематичным является, например, использование Успенским (1970, 49) в качестве примера несобственно-прямой речи (определяемой им как «объединение различных точек зрения в плане фразеологии»), фразы Осипа в «Ревизоре» Гоголя: «Трактирщик сказал, что не дам вам есть, пока не заплатите за прежнее». Это не «классический пример» несобственно-прямой речи, а просто случай смешения косвенной и прямой речи, который я предлагаю рассматривать как одну из разновидностей свободной косвенной речи (см. ниже, гл. V). В несобственно-прямой речи (где отсутствует вводящее предложение) фраза гласила бы: «Трактирщик не даст им есть, пока не заплатят за прежнее».
Об отказе Линтфельта от вычленения «идеологического» плана см. ниже, с. 124. 120
facet). Вслед за Успенским Риммон-Кенан подвергла рассмотрению «взаимоотношения между разными гранями», допуская, что грани могут принадлежать разным фокализаторам19. Но куда же исчез «план фразеологии»? Очевидно с тем, чтобы не вступить в конфликт с женеттовским различением «голоса» («Кто говорит?») и «модуса» («Кто видит?»), Риммон-Кенан расценивает фразеологию не как особую грань, а как нечто сопровождающее, как «вербальную сигнализацию фокализации».
Иллюстрируя несовпадение психологической и идеологической граней на примере Федора Карамазова, который психологически показывается «изнутри», но представлен как неприятный персонаж (т. е. оценивается «извне»), Риммон-Кенан допускает то же смешение субъектного и объектного аспектов психологии, что и Успенский.

2. Модель точки зрения
Что такое «точка зрения» в нарратологическом смысле? Мы определяем это понятие как образуемый внешними и внутренними факторами узел условий, влияющих на восприятие и передачу событий. (Термин «перспектива» обозначает отношение между так понимаемой точкой зрения и событиями.) Это определение следует рассматривать в трех аспектах.
События как объект точки зрения
Объектом точки зрения являются повествуемые события. В отличие от большинства моделей нарративных операций, которые подразумевают существование истории без перспективы, я исхожу из того, что точка зрения применяется не к готовой уже «истории», а к лежащим в ее

основе «событиям»20. Без точки зрения нет истории. Истории самой по себе не существует, пока нарративный материал не становится объектом «зрения» или «перспективы». История создается только отбором отдельных элементов из принципиально безграничного множества элементов, присущих событиям. А отбор всегда руководствуется некоей точкой зрения.
Таков же принцип и фактуального повествования. Невозможно с чем-либо рассказывать, не применяя к безграничному множеству фактов определенной точки зрения и ограничивая тем самым их количество. Разница между фактуальным и фикциональным рассказыванием заключается только в том, что в первом — события реальны, а во втором — вымышленны.
Восприятие и передача
В предложенном определении точки зрения различаются два акта: восприятие и передача событий. Это различение необходимо, поскольку нарратор сообщает события не всегда так, как он их воспринимает. Там, где имеется несовпадение восприятия и передачи, нарратор пере-
О   противопоставлении   «событии»   и   «истории»   и   о   месте   точки   зрения   в   модели   нарративных трансформаций см. гл. IV. 122
дает не то, что он сам воспринимает, а воспроизводит под видом аутентичной передачи субъективное восприятие одного или нескольких персонажей. Такое несовпадение присуще повествованию с точки зрения персонажа, широко распространившемуся в русской прозе начиная с 1830-х годов.
Восприятие и передача событий — это разные акты в любом виде повествования. В существующих моделях точки зрения, или фокализации, четкого различения между восприятием и передачей не делается. Введенное Женеттом противопоставление «модуса» («кто видит?») и «голоса» («кто говорит?») приближается к такому различению, но проводит его непоследовательно. В этом Женетту мешает уже само по себе отождествление «экстрадиегетического» нарратора с автором (см. выше), что исключает для такого нарратора возможность собственного восприятия. Восприятие у Женетта — привилегия лишь персонажа, поэтому он и может постулировать существование «нулевой фокализации».
Планы точки зрения
Выше шла речь о том, что восприятие и передача событий обусловлены внешними и внутренними факторами. Эти факторы относятся к разным планам, в которых точка зрения может проявляться. Чтобы различить планы точки зрения, обратимся к мысленному эксперименту. Представим себе свидетелей автомобильной аварии, дающих показания перед судьей. Каждый из свидетелей предлагает свою версию случившегося, т. е. создает свою собственную историю аварии. Эти показания, даже при искреннем стремлении всех свидетелей к максимальной объективности, часто не совпадают друг с другом, но не только потому, что свидетели помнят случившееся с разной степенью ясности, но и потому, что они воспринимали событие по-разному, выделяя разные факты и обращая внимание на разные аспекты.
1. Пространственный план
Различия в восприятии свидетелями случившегося зависят в первую очередь от пространственной
точки зрения наблюдателя. Она вынуждает наблюдателя заметить одни и проглядеть другие
детали события и соответственно этому составить свою «историю». Пространственная
123
точка зрения — это точка зрения в собственном, первоначальном смысле этого слова. Все другие
употребления термина «точка зрения» отличаются большей или меньшей метафоричностью.
2. Идеологический план
Восприятие свидетелей может не совпадать, даже если им дана одна и та же пространственная точка зрения. Различие восприятий может быть следствием различий в идеологической точке зрения. Идеологическая точка зрения включает в себя факторы, так или иначе определяющие субъективное отношение наблюдателя к явлению: круг знаний, образ мышления, оценку, общий кругозор. Молодой человек, досконально разбирающийся в автомобилях и правилах дорожного движения, увидит в несчастном случае иные детали и аспекты, чем пожилая дама, никогда не водившая машину. Восприятие обусловлено знанием. Но на видение влияет и оценка. Это явствует

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

По отношению к внутренней ситуации как сходство
Шмид B. Нарратология литературоведения 2 крестьян
Персонажа могут различаться по отбору тематизируемых единиц признаки времени
Смысл исследования вопросы литературы