<<<     ΛΛΛ     >>>   

- Когда мы смотрим на культуру, мы можем описать, например, эпоху романтизма и можем условно людей той эпохи назвать романтиками. Такой взгляд возможен. Но это не вся истина. Нам интересны люди той эпохи тем, что они все разные. Ни один не заменяет другого, ни одного нельзя предсказать. Нельзя же рассуждать, что если это современник Гофмана, то он должен был написать так-то. Ничего он не должен был... Он находился в широком поле непредсказуемости, которое и открывает новые дороги. В этом и есть, как уже говорилось, принципиальная разница между наукой и техникой. Мы привыкли рассматривать эти слова - наука и техника - как однозначных, как синонимы. Техника - безусловно, почтенная вещь. Она логична, она развивает то, что уже заложено, то, что уже имеется в "исходных данных"... А современная научная волна, как мне представляется, несет в себе взаимовлияние предсказуемых и непредсказуемых процессов.

Постренессансная европейская культура разделила науку и искусство. Не исключаю, что произойдет их сближение. Не исключаю, что само понятие науки несколько сдвинется, поскольку некоторые стороны здесь требуют другого подхода. Так, в результате большого движения науки мы достигли понимания того, что человек есть животное среди животных. Теперь, видимо, на следующем витке, придется заняться тем, что человек не животное. Или - не только животное, или - животное совершенно особого рода, что не отменяет предшествующего. Что, например, это чисто внешняя сторона... Нам, наверное, придется более глубоко разобраться в особенностях человеческой памяти, человеческого языка и в особенностях искусства как все-таки человеческого показателя. Конечно, это абсолютно некорректно - противопоставлять человека животным, и в серьезном разговоре этого нельзя себе позволить. Но когда мы говорим о животных, мы подразумеваем наиболее сложных млекопитающих, некий мир, который, безусловно, от нас отличается, но, вероятно, как-то и пересекается...

Был период в моей жизни, когда я собирался стать совсем не филологом, а энтомологом. Я очень плохо и очень мало знаю эту сферу, но думаю, что это та сфера, которую переводить как-то адекватно на формулы нашего понимания, если и возможно, то, видимо, в какомто недосягаемом будущем.

Дело тут не только в протяженности жизни или в представлении, по Дарвину, что вначале примитивные существа делаются все сложнее и сложнее. По этому поводу возникают сильные сомнения, поскольку многократно наблюдались движения от исключительно сложных форм к более примитивным... Что за явление паразитизм? Это коллективизм. Это существование организма в союзе с другими организмами... Конечно, всякие прямые параллели между нашим исключительно неполным знанием биологии и социально-историческими процессами - это дешевые спекуляции, но всетаки что-то в этом есть...

Все наши достижения совсем не означают, что мы все открыли, все законы природы изучили, и теперь нам надо расширять свои знания только количественно... Написать еще одну работу об еще одном поэте... Надо написать еще одну работу об еще одном поэте, и еще тысячу работ об одном поэте. Но это не значит, что мы уже дошли до какихто общих ясностей, а дальше пойдет только черновая работа. По сути дела мы сейчас на пороге полной неясности...

Один крупный ученый сказал в свое время, что наука идет не от непонятного к понятному, а от понятного к непонятному. Пока мы находимся в донаучном состоянии, нам все понятно, а первый признак науки - непонимание. Один хороший учитель рисовал на доске мелом маленький круг. Внутри него он писал: "знание", а за его пределами - "незнание". Он говорил ученикам: "Смотрите, какое маленькое пространство - знание, зато как мало оно соприкасается с незнанием..." Потом он рисовал большой круг, писал внутри: "знание", снаружи: "незнание" и говорил: "Увеличив пространство знания, мы тем самым увеличили наше соприкосновение с незнанием". Чем больше я знаю, тем больше я не знаю. И это, между прочим, та черта, к которой хорошая школа должна подвести ученика в конце. Если высшее образование хорошее, а не повторение средней школы, то в конце концов оно вызывает у человека шок. Потому что из области, где он узнавал истины, он переходит в область, где узнает сомнения. И чем больше человек знает, тем больше он сомневается... И это уже область не только науки, не только искусства, но и область культуры в целом, в том числе и политики.

- Но сейчас все - от политиков до домохозяек, кажется, только тем и занимаются, что провозглашают свою точку зрения истиной в последней инстанции...

- Когда мы видим политика, который точно знает, что надо делать, который не сомневается, то в лучшем случае это глупый политик, а в худшем - опасный... Конечно, политика - такая область, где сомневаться нелегко, но это и есть реальная основа демократии. Главный принцип демократии ведь не в том, что позволительно говорить одному и сто одному человеку, а в том, что от безусловной истины, бесспорной и несомненной, мы переходим к праву на сомнение, к представлению об ограниченности своего знания и несовершенстве своих самых, казалось бы, правильных идей. И нам нужен другой человек... Не потому, что он умнее, а просто потому, что он другой... Приведу один пример. Я, видите ли, в жизни имел разные профессии, в том числе был артиллеристом... И артиллеристом, между прочим, неплохим...

- Кто бы подумал, Юрий Михайлович?..

- Что неплохим?.. Ну что Вы! Я же всю войну прошел... Так вот, предположим, у вас есть пушка, стреляющая по цели, которую вы не видите. Цель находится за горой. Перед вами гора, и ни черта не видно. Что делать? И вы делаете простые вещи. Вы выносите один наблюдательный пункт далеко влево, другой - далеко вправо и соединяете их рацией. Один смотрит под одним углом, другой - под другим, а вы видите то, что находится за горой. То есть вы меняете и таким образом расширяете свою точку зрения. Разница позиций обеспечивает некоторый прорыв к истине. Поэтому надо уважать чужое мнение за то, что оно - чужое. Не нужно требовать, чтобы оно совпадало с моим, тогда оно мне абсолютно неинтересно. Обычный ход ограниченности: мне нужно чужое мнение, если оно подкрепит мое. Нет, мне нужен тот, кто со мною не соглашается...

Видите, от артиллерийской стрельбы мы переходим к демократии. Тот, кто смотрит с другой точки зрения, видит то, что я не вижу, а я вижу то, что он не видит... Знаете, как у Жуковского: "Душе блеснул знакомый взор; и зримо ей в минуту стало незримое с давнишних пор..." То, что нас так много, компенсирует ограниченность ума каждого... И в этом, конечно, надежда.

- И все-таки, всегда ли единство оборачивается коллективизмом, нивелировкой личности, ограниченностью?

- Когда мы переходим от поиска истины к действию, нам необходимо некое единство. Сказать, что единство - всегда насилие, всегда ограниченность, тоже неправильно. Когда мы говорим, что нужно только множество, то тем самым проповедуем множество, а утверждаем единство. Безусловно, нужно и единство, особенно, когда от теории мы переходим к практике.

Нельзя подавать советы хирургу, когда он уже принял решение. Но если с ним рядом нет тех, кто смотрит несколько иначе, тогда он должен в своем личном опыте и в своей личной медицинской культуре учитывать ограниченность, относительность своих знаний... Таким образом, мы все время находимся в сложных отношениях. Единство необходимо, сформулированность необходима для действия. Множественность необходима для мысли. И одно не должно победить другое... Не знаю, вероятно, и в области политики то же... А уж в области науки и культуры победа - самое опасное. Потому что она всегда создает возможность и искушение подавить чужую точку зрения.

Заметьте, как после последней мировой войны вырвались вперед побежденные страны. Потому что там распахнулось разнообразие идей и мнений, там отступили назад бесспорные истины.

Между тем, бесспорные истины тоже нужны. Я бы очень не хотел, чтобы любую из этих двуединых идей, о которых я говорил, восприняли бы изолированно как какую-то проповедь.

...Вот вы слушаете хорошую музыку, которую исполняют на рояле, а потом вы слышите ее в оркестре... Конечно, рояль - это великое искусство, но все-таки он как бы навязывает вам одну точку зрения, одну интерпретацию, он, если хотите, тиран,.. он знает истину. А оркестр, особенно современный... В силу своей ограниченности я не люблю джаз, но когда я слышу, как вдруг саксофон начинает фантазировать, сочинять то, чего не было, по ходу,- это жизнь, это индивидуальность в коллективе. Он не вырывается за пределы джаза, но он импровизирует. А искусство - это величайший механизм импровизации. Конечно, не только импровизации. Если саксофон победит всех других и мы услышим лишь его импровизации, все развалится... Вот такие метафоры...

И главное, надо уважать другого. Очень удобно, чтобы другого не было. Чтобы не было другого воспитания, чтобы не было другого пола, как, скажем, и бывает ь определенные моменты, когда женщина становится как бы мужчиной в юбке или оттесняется из какой-то сферы. Или же, наоборот, как сейчас, когда мужчины делаются женщинами в штанах... На самом деле бинарность необходима. Это очень интересный биологический закон. Ведь могло быть гораздо больше полов и гораздо больше органов чувств... В общем доминирует бинарность, потому что при этом можно создать множественность и сохранить единство...

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Это интервью
Беседы о русской культуре