Пиши и продавай!
как написать статью, книгу, рекламный текст на сайте копирайтеров

 ΛΛΛ     >>>   

>

Стефанов О. Трагедия Софокла “Эдип - тиран” в новом прочтении

Я от такого странника, как ты,

Не отвернусь, от бед тебя избавлю.

Я - человек, не боле, и на “завтра”

Мои права равны твоим, Эдип.

Софокл. Эдип в Колоне

Имя ослепившего себя фиванского царя давно приобрело нарицательное значение. Его судьба символизирует неодолимый слепой рок, карающий прекрасного героя безотносительно его упорных усилий избежать предначертанное.

При более внимательном прочтении возникают довольно-таки противоречивые вопросы: отчего это трагедийные события не  зависят от личных качеств героев, которые вступают в конфликт и почему черты их характеров оказываются как бы необязательными. Ведь подобные свойства присущи невысокой литературе.

А так как не хотелось бы снизить наше восторженное мнение о театре древних, обычно предпринимается разделение всего наследства на драматургию античную и современную с соответственно противоположными свойствами. Так в учебнике по истории античной литературы Н. Чистякова пишет:

“Софокл еще далек от искусства индивидуальных характеристик современной драматургии. Его героические образы статичны и не являются характерными в нашем смысле, так как герои остаются неизменными во всех жизненных превратностях”. 1/

Это обобщение можно прочесть сразу после размышления об “Эдипе - царе”. Проистекает оно из высказанного тут же суждения, что:

“Эдип не жертва, пассивно ожидающая и принимающая удары судьбы, а энергичный и деятельный человек, который борется во имя разума и справедливости”.

Но не слишком ли выпрямленным получается этот поистине глубоко трагичный образ? Будучи столь декларативно однозначным, как бы мог этот герой возвыситься до потрясения и катарсиса? Точно так же можем задаться вопросом: как быть с трагической виной, за которую Эдип расплачивается по собственной воле, если он все время разумен и справедлив?

Возлагая ответственность на высшие силы, мы, помимо всего прочего, лишаемся аргументации против психоаналитических теорий с их пресловутым “эдиповым комплексом”. Ведь в сравнении со сказочно нерасчлененным переложением трагических перипетий мифа, каким обыкновенно исчерпываем разговор об “Эдипе - царе”, психоанализа вполне может претендовать на некоторую видимость научности. Все же в подобных теоретизированиях идет речь о каких-то корнях трагедии. Хотя антропологическое истолкование не может быть ни истинным, ни тем более окончательным, на фоне совсем уж неубедительных толкований мифологического толка, оно распространилось достаточно прочно, обрело статус эстетической категории. Необходимо как-то выпутываться из этого порочного круга!

...А что если бы мы усмотрели в судьбе Эдипа цепь греховных поступков, а не просто вспыльчивых слов, которыми иногда  ему вменяется некоторая виновность? Поступков, которые совершались даже со священным трепетом, но, тем не менее, явились предпосылкой трагической развязки. Потому что даже если данные действия предприняты в трезвом уме, вне какого бы то ни было аффекта, то все равно они могут отражать отсталость и безответственность, ложно понятую набожность и праведность или же тем более неуместное богохульство. Ведь пророчества выслушивались с благоговением, а потом совершенно рассудочно подвергались греховному истолкованию или попросту прагматически отбрасывались.  Мы не обнаружим проявления гнева, например, в рассуждениях Эдипа о том, что предсказания не стоят доверия. Или когда Иокаста пренебрегла пророчеством и попыталась стать матерью, а потом обрекла своего “опасного” сына на смерть.

При попытке понять подлинно глубокое содержание величайшей трагедии, понадобится вспомнить многие события, которые состоялись до непосредственно протекающего драматического действия. Стоит также проявить интерес и к судьбам побочных персонажей, даже к лицам, которые только упоминаются. Они вообще не появляться на сцене, но развитие событий не обошлось без их  существенного участия. Значимо все, что указывает на ценностные ориентиры и раскрывает представления того времени о нравственном и безнравственном. Неужели, например, не достойна белее пристального внимания судьба Иокасты? Или Лая? И стоит ли пренебрегать рухнувшими ожиданиями Вестника из Коринфа, что щедро вознаградят его за то, что сообщил о расширении Эдиповых владений по праву наследства.

А почему бы ни обсудить действия Пастуха? Когда-то он не пожелал ополчиться на суровый приказ и втихомолку спас невинного младенца. Его надежда устроить для покалеченного ребенка усыновление в царское семейство наводит на мысль о его сопричастности к рождению сына Иокасты. Надо отметить, что царица ни разу не упоминает, будто младенец был ее общим с Лаем отпрыск. Пастух сам говорит, что он не купленный извне раб, а рожден в царской семье. Иными словами, это незаконнорожденный сын Лабдака, брат Лая от наложницы. Вот какую интимность по отношении к царице позволил себе этот не совсем бесправный раб. Свидетельствует сама Иокаста:

Узнав,

Что власть тебе досталась после Лая,

К моей руке припал он и молил

 ΛΛΛ     >>>   

Данные действия предприняты в трезвом уме
Следует пренебрегать сшибкой интересов
Михайлик Е. Перемена адреса

сайт копирайтеров Евгений