<<<     ΛΛΛ     >>>   

Давно уже (с тех пор как в 70-м году я понял, что пора мне начать стареть) я ищу

только одного: церкви по праздникам, просторной и эстетически не противной

комнаты, свободы писать что хочу с утра, напившись кофею не спеша, и скорого

сбыта моих сочинений в печать. Я даже готов не искать уже хорошего здоровья; к

недугам я привык и мирюсь с ними, когда они не угрожают мне ранней смертью и не

препятствуют умственной моей жизни.

В гостинице "Мир" номер мне достался хороший и просторный, с большими окнами.

Даже обои (я терпеть не могу обои вообще; тоже вторичное упрощение) в нем были

не очень противны: светло-кофейные, с большими, яркими, красивыми и хорошо

сделанными цветами. Мне не было стыдно и страшно в этой комнате; в этой комнате

я мог писать, не пугаясь беспрестанно от мысли, что может быть сейчас умру от

бедности, что и я петербургский бедный фельетонист, учитель гимназии, что я

Бурмов, приехавший в Москву или какой-нибудь вообще Успенский... Да простит мне

Бог эти дворянские чувства. Я до того сильно эти вещи чувствую, что из гостиницы

Киттрей (в Кади-Кее) бежал поскорее в Халки, между прочим, потому, что у Киттрея

ковер был какой-то подлый, а дешевая посуда вся отродясь уже в черных пятнышках.

Однажды я заболел у Губа-стова в квартире; Петраки, который меня знает отлично,

увидавши, что я не унываю, сказал мне: "Это Вы оттого не отчаиваетесь, что здесь

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Возражал