Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
Интеллигент есть субъект специфического интеллигентского дискурса; (само)определение интеллигенции осуществляется в рамках этого дискурсивного пространства. Забегая вперед, можно сказать, что при всем кажущемся различии про- и антиинтеллигентских деклараций русской интеллигенции они обнаруживают общее семантическое ядро и характерную логику концептуализации. Более того, дискурсивный универсум русской интеллигенции оказывает значительное воздействие на всех говорящих и пишущих на эти темы, в том числе и на авторов, к самой интеллигенции не относящихся. Вот этот-то дискурсивный универсум мы и собираемся подвергнуть анализу.
1. Предметом настоящего сообщения является связанный со свободой концептуальный комплекс русской интеллигенции. Расплывчатость этой формулировки — преднамеренная, поскольку, на наш взгляд, соответствует принципиальной аморфности и, более того, внутренней противоречивости самого предмета. «Интеллигенция и свобода» — это и смысл и место свободы в системе мировоззрения русской интеллигенции (а оно не было чем-то единым и неизменным), это и ее свободолюбивые мечты (в разное время различные) вместе с соответствующими фразеологизмами и поэтическими образами, это и ее практическая борьба за гражданские права и свободы и т. д. С другой стороны, это же и проблема порабощенности самой интеллигенции — властью, общественно-политической системой и т. п., но, главное, собственными идеями и предрассудками.
Прежде чем обсуждать соотношение вынесенных в заглавие настоящего сообщения понятий, следовало бы, очевидно, попытаться дать им хотя бы рабочее определение, поскольку оба они неоднократно становились причиной споров и недоразумений, подчас чисто терминологического свойства. Тем не менее сам предмет исследования заставляет подходить ко всякого рода априорным определениям с сугубой осторожностью: может случиться, как это в истории рефлексии об интеллигенции обычно и бывало, что вносимая такими определениями ясность — мнимая, искажающая изначальную аморфность и амбивалентность природы интеллигенции.
Основным недостатком большинства определений интеллигенции (а их от Михайловского до Солженицына было великое множество) является не их недостаточная четкость, но, напротив, упрощенность и прямолинейность. Здесь следует выделить два обстоятельства.
Во-первых, большинство рассуждений об интеллигенции демонстрирует один и тот же подход: выделяются некоторые признаки интеллигенции (как правило негативного свойства), которые генерализируются и, в добросовестных исследованиях, тем или иным образом верифицируются. При этом обычно каждый из выделяемых признаков в отдельности сомнения не вызывает, однако стоит сложить их вместе, как мы получаем картину не просто эклектичную, но внутренне противоречивую: интеллигент оказывается одиночкой-сектантом, вечнорефлектирующим фанатиком и т. п. Приходится либо отказаться от каких-то признаков (что привело бы к еще большему схематизму), либо сам подход признать по меньшей мере недостаточным.
Во-вторых, интеллигенция рассматривается как обычный внеположенный исследователю объект. Так физик может говорить о свойствах твердого тела, химик о реактивах, историк о событиях прошлого, дореволюционном дворянстве и т. п. Между тем предметы эти принципиально различаются: даже стоящему на объективистских, если не прямо антиинтеллигентских, позициях автору оказывается не так-то просто найти точку зрения, совершенно независимую по отношению к рассматриваемому им феномену — интеллигенции. Дело здесь не 123
столько в концептуальной или, скажем, психологической близости про- и антиинтеллигентских построений (хотя и в этом тоже), сколько в самом языке описания. Попросту сказать, если разговоры о крестьянстве, дворянстве или купечестве совершенно не обязательно сами являются крестьянскими. дворянскими и т. д. разговорами, то любые сколько-нибудь квалифицированные разговоры об интеллигенции совершенно естественным и органическим образом входят в пространство интеллигентского дискурса.
Следует также помнить и о том, что большинство авторов антиинтелигентских по своей направленности статей и концепций не только, как правило, говорят на языке интеллигенции, но и сами являются все теми же интеллигентами. Забвение этого простого факта приводит к таким курьезам, как трактовка русской интеллигенции в работах Г. С. Морсона. Поскольку ошибочность демонстрируемого Морсоном подхода представляется достаточно поучительной, позволю себе остановиться на нем несколько подробнее. (Рассматриваемые ниже идеи высказывались в ряде публикаций; для простоты ограничимся цитатами лишь из одной из них, поскольку она опубликована в русском переводе.)
Согласно Морсону, в русской культуре есть доминирующая «традиция большинства» и оппозиционная по отношению к ней «контртрадиция».
Традиция большинства — «Русская Идея», как ее иногда называли, — выражала доминирующее настроение радикальной интеллигенции. Дело в том, что слово «интеллигенция» было изобретено в XIX веке в России и обозначало не просто группу людей. занятых умственным трудом, но группу, обладающую определенным типом мышления. <...> Настоящая интеллигенция, от Белинского до Ленина, состояла преимущественно из фанатиков того или иного сорта, вроде тех, кого мы встречаем на страницах романов Достоевского и Тургенева. Вот они-то и были «бесы» (Морсон 1992:15). Эти явления в формировании русской интеллигенции сыграли русской интеллигенция |
|
|
|
|
