<<<     ΛΛΛ     >>>   

В “Дневниках” 1834 г. (запись 17 марта) высказывается даже, с оговорками, мысль о праве царя казнить декабристов:“Государь, ныне царствующий, первый у нас имел право и возможность казнить цареубийц или помышляющих о цареубийстве; его предшественники принуждены были терпеть и прощать”. Именно этим, по Пушкину, объясняется невозможность при Александре, окруженном убийцами своего отца, суда над декабристами: ”Он услышал бы слишком жестокие истины” (т.8, стр. 40)

Сказанное выше, определяет и стихотворение “Друзьям” (т.3, стр 48, 486, 1828 г.). Начнем с комментария. В нем говорится о поводе к созданию стихотворения (истолкование многими ”Стансов” как лести царю), о том, что Пушкин представил стихотворение”Друзьям” на рассмотрение царю: тот одобрил стихотворение, передал об этом через Бенкендорфа Пушкину, но не захотел, чтобы оно было напечатано. Причина последнего распоряжения в комментарии объясняется так: ”В действительности смысл стихотворения заключается в политической программе, изложенной в трех последних четверостишиях<...>oграничение самодержавной власти, защита народных прав и просвещения, требование права свободного выражения мнений. Именно это и послужило причиной, почему Николай запретил печатать эти стихи”. Хотя прямо об этом не говорится, как и в случaе со “Стансами”, предыдущие пять строф, подчеркнуто эмоциональных, выражающих чувства благодарности, объявляются как бы неискренним притворством, прикрытием, предназначенным для маскировки программы Пушкина. Вообще обман, если он “в благих целях”, признается в советском литературоведении вполне закономерным, как и в иных сферах жизни. Обманывают, даже не сознавая этого, не только сами исследователи, но и объекты их изучения (в данном случае Пушкин).

На самом деле было так и не совсем так. Поэт лично вручил эти стихи Бенкендорфу, вместе с шестой главой “Онегина”. Тот сообщил Пушкину 5 марта 1828 г., что царь с удовольствием прочитал “Онегина”, а стихотворением “Друзьям” совершенно доволен, но не желает, чтобы оно было напечатано. На рукописи стихотворения Николай написал по-французски: это можно распространять, но нельзя печатать(487). Думается, что и в данном случае Николай не лицемерил. Он понимал, что стихотворение можно истолковать как слишком грубую, прямолинейную лесть, не нужную ни царю, ни поэту. И без того ходили слухи, что “Стансы” написаны под давлением царя, чуть ли не в его кабинете при свидании с Пушкиным.

Николай далеко не всегда любил грубую лесть. Это сказывалось в отношении к Булгарину, о чем уже шла речь. В дневнике Никитенко за 1834 г. приводится разговор с министром просвещения по поводу книги В.Н.Олина (“Картина восьмилетия России с 1825 по1834 г” Спб. 1833), где неумеренно расхваливался Николай и Паскевичу; как цензор книги Никитенко былпоставлен в безвыходное положение: нельзя запрещать, но и разрешать неловко (автор называл царя Богом и т.п.); к счастью сам разрешил вопрос: книгабыла разрешена, но с исключением особенно хвалебных мест. Царю всё же не понравились неумеренные похвалы, и он поручил объявить цензорам, чтобы подобные сочиния впредь не пропускали(131-32). Впрочем, так было далеко не всегда. тот же Никитенко вспоминает о стихах офицера Маркова в честь Николая, за которые автор получил брильянтовый перстень.

Вернемся к Пушкину. В конце 1820-х годов он выражает симпатию к Николаю, благодарность к нему, не только в творчестве, но и в быту. Об этом свидетельствуют многие современники, даже те, которые вроде бы не должны были отмечать благонамеренность Пушкина. Так, например, такие свидетельства можно найти в различных источниках, приводимых Тырковой (стр 218). Они принадлежат отнюдь не доброжелателям Пушкина, поэтому им можно доверять в большой степени. Так в секретных сведениях о Пушкине (они сохранились в архиве фон Фока) приводится донесение Булгарина от 14 декабря 1827 г. Там идет речь о реакции петербургской дворянской интеллигенции на события конца 1825 г.: мнение, что новый император не любит просвещение “было общим среди литераторов”; но ряд действий царя, чины, пенсии, подарки, создание комитета для составления нового цензурного устава, наконец “особое попечение Государя об отличном поэте Пушкине совершенно уверили литераторов, что Государь любит просвещение, но только не любит, чтобы его употребляли для развращения неопытных...”. Вполне вероятно, что донесение Булгарина о перемене в общественном мнении в пользу Николая определялось стремлением угодить властям, сообщить то, что им хотелось услышать, но в любом случае имя Пушкина, употребленное в приведенном тексте как имя некоего примирителя между властями и писателями, весьма знаменательно.

В другом донесении, в сентябре 1827 г., описывая вечеринку у Свиньина, Булгарин рассказывает: “За ужином, при рюмке вина, вспыхнула веселость, пели куплеты и читали стихи Пушкина, пропущенные Государем к напечатанию. Барон Дельвиг подобрал музыку к стансам Пушкина, в коих Государь сравнивается с Петром. Начали говорить о ненависти Государя к злоупотреблениям и взяточничеству, об откровенности его характера, о желании дать России законы - и, наконец, литераторы так воспламенились, что как бы порывом вскочили со стульев с рюмками шампанского и выпили за здоровье Государя. Один из них весьма деликатно предложил здоровье цензора Пушкина (т.е. того же царя- ПР), и все выпили до дна, обмакивая стансы Пушкина в вино. Пушкин был в восторге и постоянно напевал, прохаживаясь: “И так, молитву сотворя, во первых здравие царя””

После подобных донесений М.Я. фон Фок писал: “Поэт Пушкин ведет себя отменно хорошо в политическом отношении. Он непритворно любит Государя” (октябрь 1827 г.) . В свою очередь Пушкин хорошо отзывается о фон. Фоке. Когда тот 27 августа 1831 г. умер, поэт отмечает в “Дневниках”: “На днях скончался в Петербурге Фон-Фок, начальник 3-го отделения государевой канцелярии (тайной полиции), человек добрый, честный и твердый. Смерть его есть бедствие общественное”. По мнению Пушкина, вопрос о преемнике Фока весьма важен, важнее даже польского вопроса, которому Пушкин придавал большое значение (т.8, с 26). Коментируя эту запись, автор примечаний пишет: “Запись о Фон-Фоке, конечно, не отражает настоящего мнения о нем Пушкина” (Там же, 501). Но совершенно неясно, на чем основано такое утверждение.

В подобном же духе оценивает поведение Пушкина Бенкендорф. Он докладывает императору: “Пушкин автор в Москве и всюду говорит о Вашем императорском Величестве с благодарностью и глубочайшей преданностью” (231-34)

Исследователь Немировский показывает, как менялись поведение Пушкина, его манера держаться и общественное отношениек нему прежних почитателей, особенно молодых оппозиционно настроенных москвичей. Осенью 1826 г., когда Пушкин вернулся из ссылки в Михайловское, он имел репутацию опального, независимого поэта и своими действиями подерживал такую репутацию (публичные чтения “Бориса Годунова”, других не пропущенных цензурой произведений). Весной 1827 г., когда Пушкин уезжал в Петербург мнение о нем во многом меняется. Он чаще стал упоминать о “милостях царских” по отношении к нему. Ходят толки о “ласкательстве” Пушкина и даже о “наушничестве<...> перед государем”. Его обвиняют в “измене делу патриотическому”, в “расчетах честолюбия”. И это не только со стороны давних врагов, радующихся “унижению” поэта. Анонимный автор со злорадством писал о нем:

Я прежде вольность проповедал,

Царей с народом звал на суд,

Но только царских щей отведал

И стал придворный лизоблюд.

Но сходное отношение к Пушкину высказывают и другие, в том числе люди из московского окрущения поэта, Вяземский, Катенин. Последний вообще отрицает пристрастие Пушкина к либерализму: “после вступление на престол нового Государя явился Пушкин налицо. Я заметил в нем одну только перемену: исчезли замашки либерализма. Правду сказать, они всегда казались угождением более моде, нежели собственным увлечением”.

Аналогичные мнения высказывают многие москвичи: “Пушкин ныне предался большому свету и думает более о модах и остреньких стишках, нежели о благе отечества”(М.Лушников, член конспиративного кружка братьев Критских),“Пушкин измельчался не в разврате, а в салоне” (А.Хомяков). И всё это еще до того. как “Стансы” стали известными.

Сближение Пушкина в конце 1820-х гг. с фрейлиной царицы А.О. Смирновой -Россет, к которой Николай 1 относился весьма благожелательно. Вокруг неесобирались лучшие литературные имена. Она стала передавать царю стихи Пушкина, возвращала их с царскими поправками. Царь не возражает, шутливо называет Смирнову куръером Пушкина; в ее салоне Пушкин встречается с царем, высшей знатью. О ней много упоминаний в письмах Пушкина, в его “Дневниках”.

Внешне благожелательны и отношения Пушкина с Бенкендорфом. Тот приглашает Пушкина и его отца в свое имение Фалль. 12 июля 1827( или 1828 г.?) Бенкендорф сообщает царю,что отец Пушкина уже приехал, а сам Пушкин приедет на днях. Здесь же о том, что после свидания с царем Пушкин говорил о нем в Английском клубе с восторгом, заставлял обедавших пить за здоровье царя; он порядочный шалопай, но если направлять его перо и речи, это будет выгодно. Видимо, приглашение в имение Бенкендорфа согласовано с царем, может быть сделано по его инициативе: поэта хотели приручить и одновре-менно изучить. Вскоре после свидания с Бенкендорфом Пушкин пишет стихотворение “Арион”, которое вовсе не истолковали как верность декабристским идеям. Смирнова пишет о том, как Пушкин хвалил царя, прочел ей французские стихи об Арионе. Похвалы царю и “Арион” ставятся в один ряд.

Летом 1827 г. Пушкин посылает царю через Бенкендорфа несколько стихотворений. Царь разрешил их, с небольшими замечаниями, но “Песни о Стеньке Разине”, признав их поэтическиое достоинство, счел неприличными для напечатания. Отношения между поэтом и властью внешне выглядели вполне благополучно. На деле было не совсем так. Но даже близкие друзья не знали об этом. Так Вяземский, после разговора с Пушкиным о возможности публикации в скором времени “Бориса Годунова”, писал в начале января 1827 г. А.И.Тургеневу и Жуковскому: “Пушкин получил обратно свою трагедию из рук высочайшей цензуры. Дай Бог каждому такого цензора. Очень мало увечья”. А Пушкин уже в середине декабря 1826 г. знал о резолюции царя, делавшей публикацию невозможной.

Осенью 1827 г. Бенкендорф известил Пушкина, что “Стансы” дозволены к печати, и поэт сразу же начинает распространять их в обществе. В начале 1828 г. они напечатаны.Стихотворение обострило отношения Пушкина с друзьями,

видимо, прежде всего с московскими, с Катениным, Вяземским. Новая волна слухов. А.М.Тургенев, посылая список “Стансов” своему приятелю, отзывался о них:”Пилагаю вам стихи Пушкина, impromptu, написанные автором в присутствии государя, в кабинете его величества”. Судя по всему, списки стихотворения широко разошлись и к началу 1828 г., еще до публикации, стали общим достоянием. Необходимо было опровергнуть их, в первую очередь в глазах друзей, объяснить свободный характер своей хвалы, своих надежд на императора. Стихотворение “Друзьям” создано с этой целью. Чер-новая редакция его содержит мотив“клеветы”(“я жертва мощной клеветы”),

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Из накопившихся фактов всероссийский союз писателей приводит в письме лишь самые типические
Она направлена на сохранение военной
Председатель комитета о печати комитета комитета”
Ежемесячного журнала европеец
Комитет по делам искусств специально предупреждал театр без советской тематики является