<<<     ΛΛΛ     >>>   

Изображения божества играли в культе и в частном богослужении центральную роль, что подтверждается широким распространением дешевых копий изображений.

Божество, как правило, считалось присутствующим в своем изображении, если оно обладало определенными специфическими чертами и атрибутами, и ему поклонялись так, как было установлено и освящено традицией данного храма. Если изображение выносили из святилища, с ним вместе удалялся и бог, выражая таким образом свой гнев против города или страны. Только в мифологическом плане считалось, что боги обитают в космических пространствах; поэтическая фразеология гимнов и молитв либо искусно использует это представление в художественных целях, либо начисто им пренебрегает, ибо для древних это не имело значения.

То, что мы знаем об идолах богов по сохранившимся статуям, их глиняным копиям и фрагментам, дополняется литературной информацией. Оказывается, как правило, изображения богов делались из ценных пород дерева и там, где тело не было скрыто одеждами, его покрывали золотыми пластинками; у богов были характерные неподвижные глаза из драгоценных камней (они казались совсем живыми); богов облачали в пышные одежды особого стиля, дополнявшиеся тиарами и нагрудными украшениями (пекторалями). Одежды сменялись во время специальных церемоний в соответствии с требованиями ритуала. Изображениям богов всегда придавался человеческий образ и пропорции; исключения делались редко и только для второстепенных (быкоподобный сын Шамаша) и периферических божеств (бог-змея), а иногда в каких-то определенных целях (двуликие головы, бычьи уши). Вместе с тем со II тысячелетия до н. э. в некоторых районах Месопотамии объектами поклонения стали чудовищные комбинации из человеческих и животных форм; их признавали адекватными воспроизведениями божественных страстей и подвигов. На ассирийских печатях и барельефах, изображавших царя и бога Ашшура, часто видим обоих в одинаковых одеждах и позах. Все это, а также надпись на бронзовых рельефах ворот Новогоднего храма в Ашшуре (''фигура Ашшура, идущего на битву против Тиамат, изображает Синаххериба'') свидетельствуют, по-видимому, о том, что племенной бог мог быть изображен идентично своему жрецу - царю - и отходить от условного героического идеала. Встречаются также изображения величественных стариков или красивых, изящных, привлекательных женщин. Для ''установления личности'' изображаемого бога - единственной гарантии функционирования статуи как адекватного воплощения божества - важны были не столько черты лица, сколько детали одежды и прочие атрибуты. Попытка Набонида изменить тиару бога Солнца встретила активную оппозицию не только со стороны жрецов святилища, но также и народного собрания граждан Сипнара. Лишь ассирийские цари осмеливались утверждать, что они приказывали изображать богов согласно своим собственным представлениям, т. е. по-новому. Они заявляли об этом неоднократно, часто имея в виду изображения важнейших богов.

Роль божественного изображения в культовой жизни святилища была двоякой: оно служило центром обрядов жертвоприношения и фигурировало на всех церемониях, демонстрировавших связь города с покровительствующим ему божеством - как в храме, так и за его пределами. Рассмотрим обе эти функции.

Тот факт, что изображения богов были делом рук человека, создает известные трудности. Тут сразу вспоминаются тирады пророков Ветхого завета, гневно заклеймивших идолов и их творцов. Пророки оперировали двумя аргументами: во-первых, изображение, наделенное человеческим обличьем (по-видимому, рассматривались лишь человекоподобные идолы), не способно двигаться, действовать, видеть или слышать; во-вторых, создатель такого изображения - глупец, ибо преклоняется перед тем, что он сотворил сам. Мы знаем из месопотамских и египетских источников, что изображения богов ваялись и подновлялись в специальных мастерских при храме; после этого они подвергались сложному и совершенно тайному ритуалу освящения, который должен был превратить безжизненную материю в сосуд божественного присутствия. Во время ночных церемоний они наделялись ''жизнью'', их глаза и рты ''отверзались'', чтобы идолы могли видеть, слышать и есть; затем над ними совершался ритуал ''омовения рта'', придававший им, как считалось, особую святость. Похожие обычаи были приняты и в Египте, где идолы божеств наделялись традиционно необходимыми качествами с помощью магических актов и формул ". Тем не менее сам процесс изготовления идолов вручную, по-видимому, во всех религиях, где подобные изображения обладали культовой или священной функцией, ощущался как некая неловкость, на что указывают часто встречающиеся легенды и религиозные сказания, подчеркивающие чудесное происхождение наиболее знаменитых изображений богов.

Взаимоотношения идола со святилищем, в котором он восседал на своем пьедестале в целле, повторяли в основном взаимоотношения царя и его двора, а в конечном счете царя и города. Бог жил в святилище со своей семьей, и его но придворному образцу обслуживали должностные лица; в свою очередь, ремесленники и рабочие обеспечивали последних материальными ресурсами, необходимыми для того, чтобы они могли выполнять свои функции в соответствии со статусом божества и его города. В своей целле бог принимал визиты младших богов и молитвы просителей, хотя остается спорным, в какой степени и при каких обстоятельствах доступ к божеству бывал открыт для простого народа (и бывал ли он открыт вообще). Например, известно, что даже ассирийским царям-завоевателям разрешалось поклоняться богу только издали, за порогом святилища, в котором он находился. Этот обычай, вероятно, мог меняться в зависимости от местных традиций и статуса божества. Изображение бога символически возвышалось над ''уровнем повседневности'' благодаря пьедесталу, установленному в глубокой нише целлы. Его отгораживали от внешнего мира одной или несколькими предцеллами, но статуя божества все-таки была видна со стороны двора через расположенные на одной оси дверные проемы; при этом она оказывалась как бы заключенной в раму монументальных ворот. При такой планировке святилища простой человек, очевидно, не входил внутрь храма; если же архитектурное решение не предусматривало подобной перспективы, трудно сказать, допускались ли верующие в храм или нет.

Как и царя, изображение бога можно было увидеть, когда во время торжественной процессии его проносили по обширным дворам храмового комплекса или по городским улицам. Таким своеобразным способом закреплялась культовая связь города с богом, проявлявшаяся также в ежегодных праздниках, когда пышное великолепие храма выставлялось на обозрение жителей. Такими были, например, праздник Нового года, когда, по-видимому, предпринимался коллективный выезд жителей вместе с богом в загородное святилище, и собственный праздник бога, проходивший в обстановке всеобщего ликования.

Взаимоотношения храма и города затрагивали социальную, экономическую и юридическую стороны жизни. Храм играл определенную роль в принесении клятв и в процедуре ''божьего суда'', который был средством установления истины при судебной тяжбе и придавал законность сделке. Под контролем храма находились стандартные меры веса; он устанавливал также максимальные размеры процентов, которые дозволялось брать ростовщикам. После старовавилонского периода все эти функции постепенно исчезают в процессе прогрессирующей изоляции храмов в Месопотамии. Мы уже указывали на уменьшение экономической мощи и таким образом и политического значения храма, которое последовало за возвышением дворцовой организации, возглавляемой царем. Слава, блеск и гигантские размеры поздних храмов Месопотамии (особенно Вавилона и Урука) не должны заслонять от нас это положение дел.

Социальная и экономическая структура храма как одной из двух ''великих организаций'' Месопотамии нами уже рассматривалась. В храм отбирались и посылались лучшие сельскохозяйственные продукты с полей и огородов, самые откормленные коровы, овцы и козы и использовались для пищи, подаваемой богу, как этого требовал ежедневный церемониал святилища, а также для пропитания и вознаграждения людей, обслуживавших храм (они осуществляли или контролировали приготовление пищи для стола божества). Излишки продуктов либо сохранялись для нового ритуала, либо вывозились из храма и обменивались на необходимое сырье. Мы остановимся подробнее па пище богов, ибо она представляется наиболее важной для храма как института - его raison d'кtre .

Судя по четкому и детальному тексту селевкидского периода, богам в храме Урука еда подавалась два раза в день [13] . Первая и основная трапеза приходилась на утро, когда храм открывался, вторая - на вечер, очевидно, на время непосредственно перед закрытием дверей святилища. Только однажды встречается упоминание о полуденной трапезе. Каждая трапеза состояла из двух блюд, называемых ''основное'' и ''второе''. Блюда различались между собой, по-видимому, скорее по количеству, чем по составу продуктов. Церемониал, характер и число блюд, входивших в божественную трапезу, приближаются к человеческим меркам, вообще характерным для месопотамских богов. Мы не встретим здесь гаргантюаского изобилия египетских жертвенных трапез, сравнивать которые с месопотамскими и не приходится, поскольку их функция заключалась в том, чтобы в определенных случаях обеспечивать пропитанием весь штат святилища, а иногда и все городское население. В жертвенных обрядах Ветхого завета также не имеется аналогий, за исключением tamid, который, по-видимому, относится к позднему времени и, возможно, был связан с месопотамскими обычаями [14] . Месопотамскому идолу подавали еду так же торжественно, как и царю. Мы имеем все основания предполагать, что церемониал трапез отражает обычаи вавилонского двора, которые иначе остались бы совершенно неизвестными. Другая важная особенность их раскрывается в одном из урукских текстов, о котором речь пойдет ниже.

На основании нескольких сохранившихся описаний божественных трапез можно восстановить их порядок: сначала вносили стол и ставили перед изображением, потом в чаше подавали воду для омовения рук. Затем на столе в предписанном порядке размещалось несколько сосудов с жидкой и полужидкой пищей, а также сосуды с напитками. В качестве основного блюда подавалось определенным образом приготовленное мясо. Наконец, на столе появлялись фрукты - по свидетельству одного из текстов, красиво уложенные, - эстетический штрих, вполне сравнимый с принятым в Египте обычаем украшать стол цветами. Играла музыка, целлу окуривали благовониями. Окуривание не следует рассматривать как религиозный акт - скорее это был способ уничтожить запах пищи. Через некоторое время блюда убирали, стол выносили, а идолу снова предлагали воду в чаще для омовения рук.

Блюда, побывавшие у божества, отсылали царю на стол: ведь такая пища считалась благословенной благодаря контакту с божеством и эта благодать передавалась тому, кто причащался такой пищи. Таким лицом всегда был царь. Единственное исключение - это упоминание на табличке из Урука о том, что наследный принц (Валтасар) тоже пользовался царской привилегией [15] . Вот что об этом говорит Саргон II: ''Жители Вавилона [и] Борсиппы, служители храма, ученые [и] чиновники страны, которая [ранее] смотрела на него [Мардук-апла-иддина] как на своего повелителя, теперь принесли остатки пищи Бела [и] Царпаниту [Вавилонских и] Набу [и] Тайшету [из Борсиппы] мне в Дур-Ладинни и просили меня вступить в Вавилон''. Другие ассирийские цари также гордились тем, что получали остатки жертвенной трапезы, видя в этом дань своему царскому статусу [16] . Обычай брызгать водой из чаши, которой ''коснулись'' пальцы бога, на царя и жрецов, присутствовавших на некоторых из этих трапез, говорит о том же: вода благословенна, ее благословение можно передать. Остается неясным: требовал ли обычай посылать царю все блюда или только некоторые, повторялось ли это каждый день или происходило только в особых случаях? Возможно, что той же привилегией пользовались и верховные жрецы святилища.

Обилие пищи, пива, хлеба, сладостей и огромное число животных, которых ежедневно доставляли с пастбищ и забивали, были предназначены для персонала святилищ. Существовала сложная культовая терминология для характеристики поступающих продуктов, их назначения и прочих особенностей. То, что не шло к столу главного божества, его жены. детей и прислуживавших ему богов, распределялось в установленных традицией количествах среди чиновников и ремесленников.

Мы знаем об этом из двух больших групп юридических текстов старовавилонского и нововавилонского периодов [17] , между которыми существуют глубокие различия. Обеспечение достаточных и своевременных поставок для религиозных потребностей святилища путем распределения конкретных обязанностей между членами специальных коллегий - чиновников, жрецов и ремесленников - было, по-видимому, обычаем столь же древним, как и доступные нам документы о функционировании всей этой системы. Услуги членов каждого из подразделений оплачивались по-разному, причем порядок компенсации с течением времени менялся (на что стоит обратить внимание), хотя сведения об этом довольно скудны и могут лишь запутать картину. Мне представляется, что первоначально для содержания коллегии выделялись поля, причем каждый имел право на какую-то часть (соотношения их мы не знаем); позже, по-видимому, появилась практика выдачи известной доли сырья, пищевых продуктов и скота тем, кто нес ответственность за их качество, количество и поставку. И в том и в другом случае определенные группы лиц переставали функционировать в качестве служителей святилища и превращались в официальных поставщиков: они либо держали коллективно, в частном владении, земельные угодья, либо пользовались доходами от храма в обмен на обязательство регулярно делать поставки [18] . Практика владения полями, для того чтобы обеспечивать поставки, исчезла еще в старовавилонский период, в то время как распределение доходов, получаемых от храма, стало постоянной и основной особенностью всей организации. Коллективный характер групповой системы диктовал распределение годового дохода среди членов согласно проработанным месяцам, дням и даже часам. Принцип распределения внутри группы в древний период неизвестен; возможно, первоначально дело решалось с помощью жребия. Во всяком случае, каждый единолично владел своей долей и имел право продать ее, передать в качестве приданого или оставить наследникам. Доходы были обильными, и, очевидно, получавшие их были чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы сохранять древние обычаи функционирования святилища и тем самым обеспечивать себе безбедное существование.

Предлагаемые ниже наблюдения отчасти характеризуют некоторые существенные религиозные представления и иллюстрируют мирские обычаи, редко упоминаемые в литературных текстах. На определенных этапах приготовления жертвенной пищи полагалось произносить особые благословения: во время помола ячменя, приготовления теста, при вынимании из печи испеченного хлеба, забивании жертвенных животных. Существовали запреты на некоторые виды пищи. Например, хтоническим богиням запрещалось подавать птицу. Подобные запреты дают хотя бы отдаленное представление о мифологической предыстории богов и богинь, нам почти неизвестной. Привозные вина использовались для жертвоприношений. Их подавали также и к царскому столу. Обычай же подавать молоко (в алебастровых сосудах) только во время утренней трапезы отражает, вероятно, распространенную житейскую практику.

В Месопотамии мы не находим следов общения между божеством и его почитателями, выражавшегося в совместных трапезах, принятых в религиозном ритуале некоторых средиземноморских цивилизаций, о чем свидетельствуют тексты Ветхого завета, а также хеттские и греческие обычаи. Месопотамское божество не снисходило до этого, однако его участие в церемониальной трапезе давало религиозную санкцию, политический статус и экономическую стабильность всей системе святилища, функцией которой было проведение продуктов полей и пастбищ через жертвенный стол и передача их либо, так сказать, акционерам этого учреждения, либо тем, кто получал от него рацион. Во всяком случае, божественный образ являлся сердцем и основой всей системы. Прислуживавшие богу питались с его стола, но за одним столом с ним не сидели.

Рассматривая жертвоприношения с религиозной точки зрения, мы обнаружим еще один важный аспект в системе обращения: момент поглощения жертвенной трапезы божеством, превращение материальных продуктов в тот источник силы и могущества, который, как считали, требуется божеству для эффективного функционирования. Если в самом существовании идола критическим моментом было его изготовление, то акт поглощения пищи был таким же критическим моментом в жертвенной трапезе. Это было главное таинство, оправдывавшее культовую практику проведения ежедневных трапез и всего, что с нею связано в экономическом, политическом и социальном отношении.

Суть иррациональных представлений, лежавших в основе самого процесса поглощения нищи богами, находила внешнее выражение в некоторых характерных обрядах. Пища помещалась перед идолом, который, как предполагалось, ''поглощал'' ее лишь глядя на нее; напитки подавались для той же цели. Вариант этой ритуальной схемы состоял в том, что каждое подаваемое блюдо медленно и торжественно проносилось перед самыми глазами изображения. Оба метода известны также из египетских религиозных текстов и из Ветхого завета [19] . Но это не должно заслонять от нас глубоко укоренившихся различий между Западом, лучше всего представленным Ветхим заветом, и Месопотамией по части самой концепции жертвоприношения. Суть ветхозаветной концепции выражается в сжигании жертвенной пищи, которое имело целью перевести ее из одного физического состояния в другое и как бы помочь божеству поглотить ее, вдохнув ее запах [20] . Еще одно различие в жертвенных ритуалах двух культур заключается в особом отношении Запада к крови, которой приписывалась магическая сила, что совершенно отсутствовало в Месопотамии [21] .

Особая система ритуалов была создана в Месопотамии для того, чтобы подчеркнуть мистический характер принятия пищи богами. Стол, на котором помещалась пища, как и само изображение бога, огораживался полотняными занавесями. Их задергивали, когда божество ''вкушало'' пищу. После окончания трапезы занавеси раздвигались и вновь закрывались, когда бог должен был совершать омовение рук; ведь любое соприкосновение божества с миром физической реальности от людских глаз скрывалось. Чтобы разобраться в этом странном обычае, который достаточно часто упоминается в текстах, следует разграничить форму и функцию. Форма понятна: занавеси, которые скрывают божество от зрителя, отражают придворный обычай (см., например, описания персидского двора), хотя нет прямого свидетельства того, что и вавилонские цари ели за занавесями. В пользу вавилонского происхождения этой церемонии говорит именно то, что она была включена в религиозный ритуал. Этот обычай был принят при дворе Ахеменидов и вполне мог быть заимствован из Вавилонии. Что же касается его функции, то она заключалась в том, чтобы охранять царя от злой магии, воздействию которой он мог подвергнуться во время трапезы. Перенос ритуала из дворца в храм изменил функцию защитных занавесей: вместо того чтобы охранять от ''злого глаза'', они должны были скрывать бога, ''принимающего'' пищу, от любых людских глаз, даже от глаз жреца

В остальном идол ''жил'' чисто по-царски. Один урукский текст детально описывает церемонию, которая совершалась утром восьмого дня праздника Нового года. Рано утром изображение второстепенного божества Папсуккала выносили во двор и ставили перед идолом бога Ану; затем из целлы выносили группами в соответствии с рангом и других идолов, которые располагались в определенном порядке. Ану и его супруге для совершения утреннего туалета подносилась чаша с водой; мясо на золотом блюде подавали сначала Ану, а затем остальным стоящим во дворе идолам. После этого Папсуккал торжественно сопровождал Ану для дальнейших действий. Эти утренние приветствия (salutations matinales) имели место в дворцовых церемониалах Византии и Европы (например, lever du roi) Скорее всего, они были приняты и при вавилонском дворе.

Внутри храма происходили также ночные церемонии и брачные празднества, во время которых божество сочеталось со своей супругой. Другие культовые церемонии были связаны с вынесением идола за пределы храма и участием его в религиозных процессиях. Из одного новоассирийского письма мы узнаем, что изображение бога Набу время от времени отправлялось на охоту - трогательное в своей наивности свидетельство того, что образ жизни ассирийского идола в точности повторял образ жизни царя [24] .

Понятно, что все сказанное выше не может дать исчерпывающей характеристики культовой деятельности месопотамских храмов. Мы имеем все основания предполагать, что в объеме, характере и масштабах этой деятельности между святилищами были существенные различия. Известно, например, что в Сиппаре нововавилонского периода сбруя лошадей бога Солнца была инкрустирована золотом. Поили их из ведер, сделанных из драгоценного металла, а траву для них срезали золотыми серпами [25] . Мы знаем также, что в Уруке блудницам разрешалось жить возле храма Иштар. Это лишь два примера, подтверждающих разнообразие храмовых обычаев. Чтобы показать их пестроту, мы закончим этот раздел краткой и типологически ориентированной характеристикой пантеона.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Оппенхейм А. Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации истории Древнего Мира 1 городов
52 пять старовавилонских табличек
Средневавилонский текст с метеорологическими предзнаменованиями см
Как старые области утрачивали значение