ΛΛΛ     >>>   

Мейерберг А. Путешествие в Московию

Путешествие в Московию барона Августина Мейерберга,
члена Императорского придворного совета,
и Горация Вильгельма Кальвуччи,
кавалера и члена Правительственного совета Нижней Австрии,
послов августейшего римского императора Леопольда к царю
и великому князю Алексею Михайловичу в 1661 году,
описанное самим бароном Мейербергом

<< 1 >>

<< 2 >>

<< 3 >>

Русское царство, которое ныне мы называем Московским, некогда простиралось широко по обоим берегам Днепра (Борисфена). Но в начале XI столетия по христианскому летосчислению, когда, с одной стороны, сперва напали на него поляки, а потом, с другой стороны, литовцы, оно сильно уменьшилось в продолжение чуть ли не 400-летней тяжелой войны. Потому что все течение Днепра, от его истоков до устья, с Белою и Черною, иначе Красною, или Малою Русью и обширнейшею Северскою областью, поляки и литовцы постепенно отняли у русских князей во многих походах. А Витовт, великий князь литовский, в 1414 году отнял у них еще и Великий Новгород и Псков. Однако ж, когда Иван Васильевич старший с бесстрашною отвагою свергнул с себя и со своей Московии татарское иго, он взял обратно Великий Новгород после семилетнего облежания в 1477 году, в царствование в Польше Казимира III. После того как северские князья перешли к нему от зятя его Александра Литовского, он опять привел под свою власть почти всю Северскую область. Сын же его и преемник Василий возвратил себе в 1509 году Псков, с помощью измены духовенства, а спустя пять лет потом и самый Смоленск, отнятый у Сигизмунда I перебежчиком Михаилом Глинским.
Потом Стефан Баторий так смирил гордость Ивана Васильевича младшего в своих трех походах в Московию, под личным храбрым и счастливым начальством, что этот хитрый лицемер умолял о миротворном посредничестве римского первосвященника Григория XIII, надававши ему блестящих обещаний. Папа, в свою очередь, послал Антония Посевина, богослова из Общества иезуитов, который, не успев уладить между ними прочного договора на условиях постоянного мира, выгодных для обеих сторон, хотел, по крайней мере на некоторое время, остановить взаимное раздражение противников. Так, в 1582 году он и склонил Стефана к десятилетнему перемирию, заключенному на том условии, чтобы Иван сначала возвратил Ливонию, а между тем поискал средства, как бы на свои военные издержки и своим же оружием взять назад Эстонию, отнятую у польского короля шведами, и тоже, согласно договору, возвратить ее полякам, равно как условиться, каким способом отдать Польше обратно Смоленское и Северское княжества.
Стефан умер от удара 13 декабря 1586 года. На восьмой месяц после того выбран был королем Сигизмунд III, сын Иоанна, того

46
короля шведского, который все еще удерживал за собою Эстонию. А сын Ивана Васильевича Феодор по кончине отца 18 марта 1584 года держал наследственный скипетр Московии руками своего шурина Бориса Годунова. Хотя он и освобожден был от обязанности возвратить Эстонию, которую Швеция обещалась отдать по договору с Польшею при избрании Сигизмунда, со всем тем взял вооруженною рукою шведскую Нарву в Ижоре (Ингрии) в 1590 году. Через пять лет потом Сигизмунд заключил с ним мирный договор на 20 лет стараниями барона Эрнфрида Минковича и Николая Варкоча из Небшица, послов императора Рудольфа, а по смерти Феодора подтвердил этот мир с его преемником Борисом Годуновым в 1598 году, благодаря старанию литовского канцлера Льва Сапеги.
В 1604 году, после того как этот же Борис Годунов тайно, с по-мощию злодеев, убил Димитрия Ивановича в Угличе, за этого убитого царевича выдал себя расстриженный монах Гришка Отрепьев; однако ж, хоть и поддержанный польскою помощью в продолжение полутора лет, он понес наказание за безрассудно веденный обман. На опустелом царском престоле с общего согласия москвитян сел Василий Иванович, из князей Шуйских. Впрочем, другой обманщик, продувной не меньше первого, убитого, выдал себя за царя Димитрия, тайком будто бы увернувшегося во время мятежа, и ввергнул Московию в новые смуты.
При такой невзгоде еще Сигизмунд стеснил жестокою осадою Смоленск 1 октября 1609 года, а потому москвитяне, не будучи в силах управиться с таким числом врагов, свели с престола своего царя Василия, постыдно презираемого за неблаговолившее к нему счастие, и на его место выбрали сына Сигизмундова Владислава на том условии, чтобы он принял крещение и исповедывал веру по московскому обряду. Но Сигизмунд, чувствуя справедливое отвращение к такому дурному делу и домогаясь для себя великого княжества Московского, чтобы передать его сыну Владиславу, медлил посылать королевича в Москву, чего так настоятельно требовали москвитяне; когда же они не хотели сдать Смоленска до исполнения этого условия, он взял этот город силою 13 июня 1611 года. Но москвитяне, осадившие тогда поляков в Москве, впоследствии выгнали их оттуда, впрочем, не прежде, пока поляки не выжгли всего этого города и не произвели жестокого побоища между жителями.
Москвитяне, раздраженные столькими обидами и потерями, отказавшись от Владислава, предпочли взять себе в государи Михаила Романова, сына ростовского митрополита Филарета, благородного, хоть и не знатного происхождения.
Он настоятельно просил торжественным посольством римского императора Матфия, чтобы этот соизволил быть восстановителем

47
мира между москвитянами и поляками. Легко склонясь на эту просьбу, Матфий отправил посла Эразма Гейделя, который в 1615 году в качестве посредника между уполномоченными обеих сторон переходил в городе Вязьме то к тем, то к другим, однако ж не в силах был убедить их к заключению равно приятных для них мирных условий. Напротив, еще в следующем же году москвитяне сделали напрасное нападение на Смоленск. Но потом Владислав, вторгшись с сильным войском во внутренние области Московии, привел долговременным облежанием в опасное положение самую Москву и приступил к ней; однако ж так как и Владислава тоже стесняли разные домашние неурядицы, то при деревне Деулине в исходе 1618 года завязались переговоры, на которых обе стороны и заключили на 14 лет с половиною перемирие.
Под исход этого перемирия сильно вооруженные москвитяне напали на Смоленск под начальством князя Михаила Борисовича Шеина, которому впоследствии отрубили на московской площади голову как изменнику. Однако ж, когда неожиданно подоспевший Владислав отразил их, нанеся им сильное поражение, и отбил у них стан, они согласились на более почетные мирные условия в 1634 году при реке Поляновке, между Вязьмою и Дорогобужем. По условиям этого мира, Владислав уступил Михаилу, вместе с титулом, все свои права на верховную власть в Московии, но удержал за собою в вечном владении княжества Смоленское и Северское, со всеми землями, также и титулами этих княжеств.
После скоропостижной смерти Михаила 12 июля 1645 года, хотя сын его Алексей возобновил этот мир сначала с Владиславом, а по смерти его, 20 мая 1648 года, подтвердил клятвою с его братом преемником Иоанном Казимиром, со всем тем впоследствии не хотел ставить его ни во что.
Москвитян поджигало воспоминание бедствий, которые поляки, вступавшие к ним защитниками лукавых проделок Лжедмитриев, далеко разнесли по областям их царства в пожарах и убийствах. Их подстрекали к мести также княжества Смоленское и Северское, отторгнутые от Московии Сигизмундом в трудное время московской смуты и, несмотря на старания москвитян, удержанные храбростью Владислава на основании вынужденных невыгодных для них мирных условий. Так они все и искали случая возвратить свои потери и вместе расплатиться мстительным оружием с поляками за все убытки и обиды.
В числе других условий Поляновского договора постановлено было, чтобы, в видах устранения на будущее время повода к несогласиям, какой подавали до сих пор ошибки в титулах, предписан был известный образец этих титулов, которого и должны неизменно держаться польские короли и московские цари в их взаимных

48
письменных сношениях. Вот москвитяне и собрали с особенною заботливостью и тщательно хранили много писем польского короля к царю, в которых, по словам их, с умышленным пренебрежением, на что жаловался и царь, вкрались кой-какие неважные ошибки, по оплошности писцов и по незнанию московского наречия и образа выражения. А как москвитяне видели, что восстание запорожских казаков значительно ослабляет и развлекает военные силы Польши, то немедленно и воспользовались выпавшим случаем, которого добивались уже давно.
Чрез своего посла Георгия Гавриловича Пушкина с товарищами Алексей с большим многословием жаловался королю Иоанну Казимиру на злонамеренные перемены и искажения его титулов в королевских письмах, к его царскому бесчестью, просил и требовал настоятельно, чтобы с писавшими эти письма, какого бы звания они ни были, поступлено было по закону Владислава о преступлении против величества.
Поляки видели, что москвитяне делали это требование только с тем, чтобы иметь предлог к нарушению мира во время таких невзгод республики, и для предупреждения их намерений отвечали, что по королевскому приказу обвиняемые приглашены к ответу на ближайшем сейме, на который и Алексей пускай присылает своих уполномоченных в качестве обвинителей, с доказательствами, уверяя его, что король накажет виновных даже смертною казнию.
Посол Пушкин, удовлетворенный королевским решением, приводил другую жалобу, которую еще усилил множеством выражений более обидного смысла, именно: что Иван Александр Горцин, Эбергард Васенберг Твардовский, Виленская академия и другие в изданных ими с ведома и согласия короля книгах превозносили трофеи Владислава и торжество его над Московиею, к великому поношению покойного царя Михаила и всех прочих москвитян, что было явное нарушение Поляновского договора, согласно постановлению которого такие вещи должны быть преданы вечному забвению, и необходимо требует возмездия оружием со стороны царя, если король и республика не удовлетворят его за нанесенную обиду отдачею Смоленска, а бояр — уплатою 50 тысяч золотых.
Поляки отвечали, что обвиняемые писатели — люди вольные в свободной республике и издали свои книги, на которые нападают москвитяне, без ведома короля и сената. Впрочем, как бы это ни сделалось, поляки не понимают, с чем это сообразно, чтобы за оскорбление доброго имени царя вознаграждать возвращением Смоленска, а за обиду, нанесенную московскому народу, уплатою количества золота. На будущее время от таких торговых сделок за обиды, унизительные для особ княжеского звания и честных людей, доброе имя их еще скорее подвергнется опасности.

49
Посол был не столько несговорчив, чтобы настаивать на своем предложении, однако ж объявил, что поляки могут удовлетворить его вполне, если вырвут из книг страницы, обидно злословящие царя и народ его, и, предав их всенародно сожжению по всей справедливости, загладят действие не заслуженной москвитянами обиды и покарают дерзкое оскорбление величества. Этого он и добился. Но хоть и были сожжены эти страницы, память об их содержании никак не сгорела, напротив, еще засияла ярче, озаренная таким пламенем. Потому что в людях возбуждено было любопытство узнать, что бы тут было такое, что столько хлопотали скрыть москвитяне, даже до того, что и пустивших это в огласку приговорили к сожжению. Да и в самом деле, это безумие, стоящее того, чтобы послать его на Антикиру пить чемерицу, если кто рассердится на писателей, верно передающих потомству его проступки или перенесенные им невзгоды. Потому что, относительно первых, не должно делать их совсем, так и не станут их описывать. А если кто поступал несогласно с правилами справедливости, то с какого же права и требовать ему, чтобы какой-нибудь иностранный писатель поберег больше его добрую славу, нежели бережет ее сам он своим преступным образом действий? Относительно же последних, так как нельзя ему ставить в порок случайностей, которые пошли наперекор его разумным усилиям, посланы неожиданно злою его судьбой и перенесены им равнодушно и мужественно, то не из чего ему и гневаться, что в книгах запишутся вины его счастия, а не его собственные.
Потом для продолжения заведенного дела о титулах в назначенное время явились на Варшавском сейме присланные из Москвы Афанасий Осипович Прончищев и Алмаз Иванов. По обсуждении дела на точных основаниях польского права, при жарком споре сторон, король Иоанн Казимир дал решительный приговор согласно с мнением сейма:
1.  Что это дело — чисто личный поступок умерших уже людей, по законам республики должно прекратиться и не может переходить на наследников покойных.
2. Что постановление Владислава брата о титулах не имеет обязательной силы для тех, которые еще до издания этого закона наделали ошибок в титулах.
3. Что, по законам республики, нельзя отказывать в присяге лицу, требующему ее для очищения своей невинности.
4. Что не должно давать большой важности какой-нибудь незначительной ошибке, вкравшейся ненамеренно, по неосмотрительности или неведению писца.
5. Что находящиеся еще в живых лица, которые, получив законную повестку явиться в суд лично или через поверенных, по небре-

50
жению не явились, по законам республики подвергаются казни за государственную измену.
Этот приговор не успокоил москвитян: они, называя его неправильным и насмешливым, протестовали и отказали даже доставить список с него своему государю.
И так Иоанн Казимир принужден был отправить потом к Алексею с письмами Альберта Прелавского и Казимира Унеховского, чтобы они заявили ему правильность этого приговора. Это было напрасно: Алексей отвечал, что скоро пришлет к королю великих послов, которые успешнее вытребуют у него и республики казнь виновным.
В 1653 году великие царские послы нашли короля в стане у Львова и повторили свое требование: после многих с обеих сторон убеждений они сказали наконец, что государь их охотно отстанет от этих настойчивых требований, если только увидит свое посредничество у короля в таком почете, что он простит запорожским казакам вину их восстания и, позабыв им все прошлое, снисходительно примет их в недра своей милости.
Во избежание всяких предлогов к войне король поручил некоторым из вельмож, чтобы они вместе с царскими послами рассудили хорошенько, не найдется ли возможности сделать угодное царю в этой его просьбе? Со всем тем москвитяне потребовали еще Зборовского договора для восставших, а королевские уполномоченные удачно доказали им, что новым своим восстанием сами запорожцы повторительно оказали пренебрежение к этому договору и что благодеяний его они дважды лишились по своей вине. Послы настаивали, чтобы по крайней мере истребили корень несогласий с запорожцами, ограничив ту веру, которая, по согласию ее с римскою церковью, называется униатскою и всегда, составляя замыслы на истребление греческого обряда, была причиною этой войны с запорожцами. Однако ж постоянно опровергаемые чрезвычайным множеством злодейских и святотатственных дел, совершенных запорожцами везде над приверженцами одной с ними греческой веры, над их церквами и священной утварью, послы, по-видимому, успокоились, потому что они, гнушаясь злодействами запорожцев и вполне негодуя на них, объявили совершенно удовлетворенными и себя, и своего государя.
Но только что вернулись они к Алексею, как он, выславши войско, укрепил внутреннею стражей Киев, Белую Церковь и другие места, отданные ему в залог верности запорожцами, и поддерживал их в неповиновении. Вскоре, вторгшись в Белоруссию, он быстро овладел ею всею. Но, не довольствуясь этим, ободренный успехами, он подчинил себе еще силой всю остававшуюся без обороны Литву, выжег ее, вырезал ее жителей и опустошил.

51
В долгой борьбе с этими и другими несчастиями, внутреннею изменой, шведскими завоеваниями, Иоанн Казимир наконец изнемог под их гнетом и, потеряв государство, бежал укрыться в Силезию, со своею женою Лудовикою Мариею. Оттуда он с полной уверенностью просил своего двоюродного брата блаженной памяти августейшего императора Фердинанда III, чтобы тот взял на себя посредничество для мира его с Московией, потому что с удалением этого самого могущественного врага ему будет свободно вздохнуть от гнетущих его несчастий, сделавших его изгнанником.
Фердинанд согласился на просьбу и немедленно, в 1655 году, отправил Алегрета де Алегрети и Иоанна Феодора Лорбаха, которые от его имени должны были склонить московского царя к заключению мира с поляками и дружескими убеждениями уладить мирные условия к общему удовольствию обеих сторон. А в видах осторожности, чтобы не подать никакого наружного повода москвитянам к подозрению, будто бы он снарядил свое посольство по уговору с поляками, и чтобы москвитяне, догадавшись из того, что поляки трусят, не решились предписать им более тягостные условия. Император хотел, чтобы его послы избегали польских владений, отправились бы через немецкие в Любек, там сели на корабль и плыли в Ливонию, а оттуда ехали в Москву.
Алексей принял предложение и в 1656 году назначил город Вильну местом собрания послов обеих сторон; но деятельность императорских послов никак не могла уладить споров о вечном мире, которые, по заключении 3 декабря перемирия, и были отложены до будущего польского сейма. Это было к великой выгоде для поляков, между тем как москвитянин изливал весь свой гнев на шведов в Ливонии, благодаря этому отвлечению врага в другое место, полякам стало удобно вытеснить его с помощью цесарских войск из своего государства, которым он овладел было.
Впрочем, условия перемирия соблюдались не очень-то свято с обеих сторон, а потому война и возобновилась. Для прекращения безжалостного кровопролития между христианами и водворения тишины во всем Северном крае при посредстве Австрийского орла, державнейший римский император всемилостивейший мой государь Леопольд пожелал следовать по стезе своего отца и всемилостивей-ше повелел отправиться к Алексею мне и Горацию Вильгельму Кальвуччи, рыцарю Священной Римской Империи и члену суда в Нижней Австрии, с дружеским предложением ему перемирия, и только в случае его согласия на то объявить себя императорскими послами.
Придерживаясь тех же соображений, какими руководился и августейший его отец, он велел нам уклоняться от Польского го-

52
сударства: для того сначала и просил герцога курляндского, Иакова, предупредить о будущем нашем приходе пограничных воевод Московской области, чтобы тотчас же, как прибудем туда, они нас приняли и, нимало не мешкая, отвели прямо к царю. Потому что старинный обычай москвитян запрещает им допускать в свои области послов иноземных государей до тех пор, пока великий князь, удостоверившись точнее в их приезде, не прикажет пропустить их.
Отправившись из Вены 16 февраля 1661 года, мы приехали в столицу государства маркоманнов Оломуц, по древнему названию Eburum Marcomannorum. Тут-то, покинув дорогу из Малой Польши, чтобы взять направление в Курляндию, мы повернули влево и 26 февраля прибыли в главный город Силезии, удержавший имя своего основателя, или восстановителя, чеха Братислава, в 200 милях расстояния от Вены. Там из угождения общему с нами государю нас посетили два сенатора и одарили дарами отца Вакха.
Через два дня мы выехали из Братиславы и, проехавши городок Милич, в 45 милях оттуда, коснулись пределов Великой Польши при Фрейгайне. Сделав еще 50 миль, при деревне Погоржельцах мы переехали по мосту реку Варту и после 15 миль пути оттуда прибыли в город Гнезно, названный так его строителем Лехом, первым польским князем, по совету кудесников, от гнезда белых орлов, около 550 года нашего искупления. Тут было местопребывание самого Леха и его потомков до Крака, строителя Кракова, который и жил в нем; тут же жил впоследствии и Пяст и многие из его потомства. Туда же правнук Пяста Болеслав Храбрый позаботился перенести тело мученика Адальберта, второго тамошнего архиепископа, выкупив его у язычников пруссов, его убийц, и сделав ему приличное погребение. Архиепископским же достоинством этот город почтил первый из христианских князей Польши Мечислав, правнук Пяста, около 965 года, с утверждения Иоанна XIII, занимавшего тогда престол св. апостола Петра. В начале XV века от воплощения Бога Слова этому городу придана новая знаменитость, когда архиепископ его Николай Трамба получил от Констанцского собора достоинство примаса в Польше. Значение города еще увеличилось, когда в следующем столетии Иоанн Лаский получил от Латеранского собора звание постоянного папского легата в Польше, не только для себя лично, как до того Генрих Китлиций от Иннокентия III, но и для своих преемников. В гражданском же отношении архиепископ Гнезненский, самая важная особа после короля, во время междуцарствия представляет как бы тень его, да и всегда отличается значительными преимуществами.
Проехав в тридцати милях оттуда город Пакосц на реке Нотеце, мы прибыли в Бромберг или Быдгощь, королевский город на реке

53
Берде в Малом Поморье, тоже в 30 милях расстояния от Пакосца, который при недавнем вторжении шведов, по случаю переменчивости военного счастья и бедственной превратности войны, был взят ими и потом отнят у них назад. По приезде нашем туда горожане приняли нас суровее, чем шведов. Оттого мы и принуждены были переночевать за городом на постоялом дворе.
Малое Поморье, в древности часть Поморья, обитаемая готами, происходившими от германского народа вандалов, была занята потом сарматами-венедами, или вендами, усвоившими себе имя первых, заключала в себе часть Кашубии и управлялась долго собственными князьями. Это было до 1290 года, когда Местовин завещал ее, по просьбе своих подданных, князю Великой Польши Премыславу, помимо своих родственников по отцу, князей Переднего Поморья, и двух дочерей, одной, бывшей за князем руенским, а другой — за графом Адольфом Голштинским, и таким образом Малое Поморье стало яблоком раздора между ними. Но меж тем как они ссорились, Тевтонский орден, вооружившись, и сам подоспел на спор и одолел их, а в 1310 году, покорив эту страну, присоединил ее к своей Пруссии, которую отнял у эстов. Потому что, когда Мазовию бедственно разоряли язычники пруссы, князь мазовский Конрад, чувствуя себя не в силах оборонять ее, с дозволения римского императора Фридриха II 29 мая 1226 года возложил эту обязанность на марианских рыцарей, до того уже изгнанных сарацинами из Сирии и бывших в то время под управлением четвертого магистра ордена Германа Зальца. Конрад предоставил им область, заключающуюся между реками Вислой, Мокрой и Древенцею, с присоединенным к ней недавно Хельменским округом, который, однако ж, должен быть возвращен ему, когда они, по уговору, поделятся с ним отнятыми землями у побежденных пруссов. Крестоносцы повели дела с таким усердием, что победоносным своим оружием покорили пруссов, а потом польский король Владислав Локоток позвал их на помощь своему замку Гданску, осажденному бранденбургскими маркграфами Иоанном и Вальдемаром: они освободили замок и удержали его за собою в возмещение издержек. В 1310 году они взяли также и упомянутый город и утвердились во всем Поморье, купив его у тех маркграфов с соизволения императора Генриха. В последовавшей затем войне, которая тянулась с переменным успехом, поляки и крестоносцы сражались между собою до тех пор, пока в 1343 году рыцари не вынудили у Казимира Великого грамоту, уступавшую им все его права на Поморье и Хельменский округ с согласия светских вельмож его королевства. После того, в 1408 году, Ягайло нанес войску крестоносцев жестокое поражение при Грюневальде, к тому же при этом упадке силы их они не ладили между собою из ненависти и так слабо правили своими подданными, что эти последние в 1454 году почти

54
все перешли от них к победителю, а потом к его сыну Казимиру, во время управления орденом магистра Лудовика Эрлингсгаузена. Они далеки были от того, чтобы своим преемникам оставить возможность возвратить назад утраченные земли; напротив, еще сами нашлись вынужденными стать подручниками Польши. После того Альберт, сын Фридриха из онольбахской линии маркграфов бранденбургских, тридцать четвертый магистр ордена, распростившись с католической верой, принял 24 февраля 1525 года лютеранскую и уступил своему дяде Сигизмунду I, сыну Казимира, орденское право на все Малое Поморье и часть Пруссии, но удержав за собою в потомственном владении гораздо большую ее часть с титулом прусского герцога, под подручничеством Польши. Оттого Пруссия и разделилась на королевскую и герцогскую.
Королевская Пруссия состоит из Варминского и Хельменского епископств, воеводств Хельменского, Мариенбургского и Малопоморского с большими городами: Торунем, Эльблонгом и Гданском и премногими другими меньшими городами.
Ее гражданское управление принадлежит трем учреждениям: первое составляют епископы варменский и хельменский, воеводы начальники крепостей и низшие придворные чины, заведующие судом в пограничных округах Хельменском, Мариенбургском и Малопоморском, и в больших городах: Торуне, Эльблонге и Гданске. С их совета король обязан управлять всеми делами, касающимися всей Пруссии.
Второе учреждение — дворянское, имеющее свои собрания и судебные округи: в Хельменском, в городах Ковалеве и Голубе, в Мариенбургском в Христибурге, в Малопоморском, в Тщеве, в Све-це, Тухоле, Сухове, Мирахове, Пуцке и Лавенбурге, ныне отчужденном бранденбургскому курфюрсту вместе с Битовым, в каждом из них судья и выборный из граждан их округа заведывают гражданским судопроизводством.
Третье правительственное учреждение составляют меньшие города, из которых каждый судит своих граждан.
Герцогская же (княжеская) Пруссия, распадавшаяся в старину на многие мелкие области, ныне заключает в себе округи Самбландский, Натангский и Оберландский. Все они, по праву наследства, перешли, по кончине Альберта 20 марта 1568 года, к его сыну Альберту Фридриху и его временным опекунам, а по смерти его, последовавшей 28 августа 1618 года, к курфюрсту бранденбургскому Георгию Вильгельму, ныне же признают своим государем сына его Фридерика Вильгельма, недавно освобожденного от всяких зависимых обязанностей договором в Быдгоще в 1657 году.
Управление всем герцогством вверено преимущественно четырем судебным учреждениям. Первое место занимает Верховное уп-

55
равление, которое составляют: наместник герцога, главный воевода герцогства, бургграф, канцлер и маршал. Второе место составляют 4 старшие и 8 младших гауптманов, и все они из дворян. Каждое гауптманство судится своими дворянами, так же как и каждый город своими гражданами. Третье есть Верховный апелляционный суд, учрежденный в 1657 году, который состоит из председателя, пяти дворян и трех законоведов. А четвертое — Надворный суд, в котором, под председательством дворянина, заседают пять дворян и трое граждан. В герцогстве два сословия: одно дворянское, к которому принадлежат графы, бароны и дворяне, а другое гражданское, состоящее из горожан, которые имеют право голоса в областных сеймах.
Оставив негостеприимную Быдгощу, мы, сделав 40 миль, прибыли в Тухолу, лежащую тоже на реке Берде; город этот доселе не оправился от бедствий шведской войны. Отсюда, проехав 50 миль, остановились в Хойнице или Скоржеве, с замком, при реке Ферсе, также пострадавшей от войны; в нем суд воеводский. Продолжая далее путь, после двенадцати миль приехали 12 марта в Гданск, славную пристань на Балтийском море.
Что Гданск построили датчане, а не Визимир, король польский, по уверению Гваньина, это, кажется, можно заключить из самого этимологического производства этого названия, хотя Понтан в своей «Датской Истории» и утверждает, будто бы он нашел у поморских летописцев, что во время морской войны датского короля Вальде-мара I с поморским князем Собеславом около 1165 года король построил при устье Вислы замок или укрепленное место Дансвиг. Клювер же, чтобы польстить своим землякам, предпочитает производить это название от неба, уверяя, что оно дано Гданску по заливу Коданскому, или Годанскому, который теперь называется нами Балтийским морем, или лучше от имени Творца и неба и моря, т. е. германского божества Дана или Годана. Собеслав, занявший его вскоре по отступлении Вальдемара, первый, говорят, дал этому городу его права. От преемников же его этот город перешел во владение бранденбургских маркграфов, от них к полякам, а от этих к марианским рыцарям, а сбросивши иго их, в 1454 году подчинился наконец, на известных условиях, польскому королю Казимиру Ягайловцу. В 1632 году на сейме чинов в Варшаве, собранном по смерти Сигизмунда III для назначения ему преемника, Гданск получил право подавать и свой голос при избрании короля. Этот древний город, возобновленный в 1343 году, был обнесен стенами, а заметив, что с гор, возвышающихся с южной и западной стороны от него, всякая буря засыпает песком городские дома, он в 1656 и следующих годах, когда шведский король пытался его разрушить, оградил их самыми сильными укреплениями, частью сломавши, а

56
частью сжегши городские предместия. В управлении этой общиной первое место занимают четыре консула и 14 сенаторов, из которых король ежегодно выбирает своего бургграфа. Второе правительственное место составляют старейшины, т. е. судьи или, так сказать, помощники судей, заведывающие гражданскими уголовными делами. А третье — Великий совет ста мужей, во многих случаях предоставляющий, однако ж, право обжалования (апелляции) к королю. Большинство жителей — лютеране, немало и кальвинистов, меньше всего последователей древней католической веры. Впрочем, все пользуются равной свободой богослужения. Тамошний сенат, из уважения к священному цесарскому величеству, прислал своих сочленов навестить нас двоих и почтил нас в виде подарка вином.
Продолжая наше путешествие 17 марта, тотчас по выезде из Гдан-ска, мы переправлялись с немалым трудом в полую воду на паромах через Вислу, которая в древности называлась Вандальскою и составляла границу между Германией и Сарматией.
Потом сделали 26 миль по песчаной дороге на берегу Балтийского моря, или залива Коданского у Плиния, Венедского у Птолемея, и у Тацита — Свевского: тут тянется длинное возвышение из наносного песку с моря и с залива, называемое остров Неринга, и простирается до деревни Армлении, признающей судебную власть Гданского округа, а далее за нею Натангенского. На четвертый день после того, с восходом солнца, мы прибыли к Пилавской переправе. Ветра не было никакого, и в самую тихую погоду гребцы благополучно привезли нас в Пилаву. Этот ничем не замечательный городок (кроме только изобильной ловли осетров) едва ли бы отметили на своих картах космографы, если б не заступились за него пред ними два укрепления, которые тут построены. Оба они возвышаются по обеим сторонам устья, которым Гаф изливает свои воды в Балтийское море и поглощает себе подвластные реки, так что корабли без их ведома никак не могут проходить мимо их, не подвергаясь величайшей опасности. Начальник этих крепостей и окрестных мест Петр де ла Каве осыпал нас самыми любезными вежливостями.
Выехав в тот же день дальше, мы увидали на правой стороне залива город Фишгаузен, построенный крестоносцами в 1269 году на том самом месте, где 23 апреля 997 года тамошние жители-язычники замучили св. Адальберта, привязав его к столбу и пронзив семью копьями. Сначала он был епископом пражским, а потом архиепископом гнезненским. После того этот город был местопребыванием епископов самбландских до тех пор, пока Георгий Поленц, разошедшись со своею невестою, церковью и верой и бросившись в объятия балгенской женщины, уступил это место прусскому герцогу в постоянное владение.

 ΛΛΛ     >>>   

В самых покоях в первом канцлер
С самим великокняжеским любимцем
Священник все это предусмотрительно свесил сначала на глазах обойщика
Обширнейшего княжества недавно занятые войсками алексея города витебск
Мейендорф И. Византия и Московская Русь истории России