<<<     ΛΛΛ     >>>   

Я равнодушно поднял на него взгляд.

– Инструктор из Медгоры.

– А, – неопределенно протянул начальник и прошел дальше. – А ну, собирайтесь живо! – покатывался его голос над толпой баб и ребятишек. В толпе послышался детский плач.

– Ужо четвертый раз грузимся. То с баржи, то на баржу. – сказала старушка, суетливо подымаясь. – И чего они думают, прости Господи.

Угрюмый ВОХРовец подошел к ней.

– Ну давай, бабуся, подсоблю.

– Ой, спасибо, родименький, ой спасибо. Все руки понадрывали. Разве бабьей силы хватит.

– Тоже понабирали барахла, камни у тебя ту-то, что ли, – сказал другой ВОХРовец.

– Какие тут камни, родимый. Последнее ведь позабирали, последнее. Скажем, горшок какой, а без него как? Всю жись работали, а вот только и осталось, что на спине вынесли.

– Работали, тоже, – презрительно сказал второй ВОХРовец. – И за работу-то вас в лагерь послали.

Бабка встала со своего сундука и протянула ВОХРовцу свою широкую мозолистую руку.

– Ты на руку-то посмотри. Такие ты у буржуев видал?

– Пошла ты к чертовой матери, – сказал ВОХРовец. – Давай свою скрыню, бери за тот конец.

– Ой спасибо, родименькие, – сказала старушка. – Дай вам, Господи, может, твоей матери кто поможет, вот как ты нам.

ВОХРовец поднял сундук, запнулся за камень.

– Вот, так его, понатыкали сволочи камней, – он со свирепой яростью ткнул камень сапогом и еще раз неистово выругался.

К Медвежьей Горе я подъезжал с чувством какой-то безотчетной нервной тревоги. Так, по логике тревожиться как будто и нечего, но в нынешней России вообще, а в концлагере в особенности, ощущение безопасности – это редкий и мимолетный сон, развеваемый первым же шумом жизни.

Но в Медвежьей Горе все было спокойно и с моей спартакиадой и с моими физкультурниками и главное, с Юрой. Я снова угнездился в бараке номер 15, и этот барак после колонии беспризорников, после водораздельского отделения, после ссыльных баб у Повенца, этот барак показался этаким отчим домом, куда я, блудный сын, возвращаюсь после скитаний по чужому миру.

До побега нам оставалось 16 дней. Юра был настроен весело и несколько фаталистически. Я был настроен не очень весело и совсем уж не фаталистически, фатализма у меня вообще нет ни на копейку. Наша судьба будет решаться в зависимости не от того, повезет или не повезет, а в зависимости от того, что мы провороним и чего мы не провороним. От наших собственных усилий зависит свести элемент фатума в нашем побеге до какого-то минимума, до процента, который практически может и не приниматься во внимание. На данный момент основная опасность заключалась в том, что третий отдел мог догадываться о злонамеренных наших стремлениях покинуть пышные сады социализма и бежать в бесплодные пустыни буржуазии. Если такие подозрения у него есть, то здесь же в нашем бараке, где-то совсем рядом с нами торчит недреманное око какого-нибудь сексота.

Недреманные очи этой публики никогда особым умом не блещут, и если я это око расшифрую, то я уж как-нибудь обойду его. Поэтому наши последние лагерные дни были посвящены по преимуществу самому пристальному разглядыванию того, что делается в бараке.

Хотелось бы напоследок рассказать о жизни нашего барака. Это был один из наиболее привилегированных бараков лагеря, и жизнь в нем была не хуже жизни привилегированного комсомольского общежития на Сталинградском тракторном, значительно лучше жизни московского студенческого общежития и совсем уж несравненно лучше рабочих бараков и землянок где-нибудь на новостройках или на торфоразработках.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В таком случае ему конечно

Принимать по фактическому наличию
Принимая во внимание наличие тропинки и
Добротин в этой чепухе утоп