Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
-- Разумеется; но мне казалось, что те из сочинений ее, где она всего лишь мило пересказывает пустячные анекдоты из светской жизни своего времени, могут заинтересовать только французов. -- Вы не хотите, чтобы мы ценили вас и ваших писателей? -- Я хочу, чтобы нас уважали за наши истинные заслуги. -- Отними у вас то влияние, какое оказал на всю Европу ваш светский дух, и что тогда от вас останется? Я почувствовал, что имею дело с сильным противником. -- От нас останется наша славная история и даже отчасти история России, ибо империя ваша по-новому влияет на Европу только благодаря той мощи, с какой она отомстила за взятие французами своей столицы. -- Никто не спорит, вы, хоть и сами того не желая, оказали нам отличную услугу. -- Вы потеряли на этой ужасной войне кого-то из близких? -- Нет, сударь. Я надеялся, что смогу объяснить отвращение к Франции, сквозившее в каждом слове этой суровой дамы, вполне законной досадой. Я обманулся в своих ожиданиях. Беседа наша, которая не могла стать общей, вяло текла вплоть до самого обеда; велась она все в том же обвинительном, язвящем тоне с одной стороны, и в принужденном и по необходимости сдержанном -- с другой. Я был полон решимости оставаться 378 в должных рамках, и мне это удавалось, за исключением тех случаев, когда гнев во мне брал верх над осторожностью. Я попытался свернуть беседу на нашу новую школу в литературе; здесь знают одного Бальзака, которым бесконечно восхищаются и о котором судят весьма верно... Почти все книги наших современных писателей в России запрещены: свидетельство того, какую силу воздействия им приписывают. Быть может, кто-то из них все же известен в России, ибо таможня, случается, делает послабления; просто считается, что упоминать этих авторов неосмотрительно. Впрочем, это уже чистые домыслы. Наконец смертоносное ожидание кончилось, и все уселись за стол. Хозяйка дома, по-прежнему выступавшая в роли статуи, совершила за весь день только одно движение -- перенесла себя с канапе в салоне на стул в столовой, не шевельнув при этом ни глазами, ни губами; внезапное это перемещение убедило меня в том, что у фарфорового болванчика имеются ноги. Обед прошел довольно принужденно, но оказался недолгим и, по-моему, вполне хорошим, за вычетом супа, своеобразие которого переходило всякие границы. Это был холодный суп с кусочками рыбы, плававшими в уксусном бульоне, очень крепком, переперченном и переслащенном. Не считая этого адского рагу и кислого кваса, местного напитка, всех остальных блюд и напитков я отведал с аппетитом. Подали отменное бордо и шампанское; но я прекрасно видел, что меня очень сильно стесняются, и оттого мучился сам. Вины инженера в этой принужденности не было: он был весь поглощен своими шлюзами и дома совершенно тушевался, предоставляя теще принимать гостей; вы могли составить представление, как мило она это делала. В шесть часов вечера мы расстались с хозяевами с обоюдным и, надо признать, нескрываемым удовольствием, после чего я отправился в имение ***, где меня ждали. Откровенность этих буржуазок примирила меня с жеманством некоторых светских дам: ничего нет хуже неприятной искренности. С наигранностью есть надежда справиться; отталкивающее же естество непобедимо -- точно так же как естество привлекательное. Таково было мое первое знакомство со средним классом, и так я впервые отведал столь хваленого в Европе русского гостеприимства. Когда я приехал в ***, всего в шести-восьми лье от Шлиссельбурга, было еще светло; остаток вечера я провел, гуляя в сумерках по парку, весьма красивому для этих мест, катаясь в маленькой лодочке по Неве, а главное, наслаждаясь изысканной и учтивой беседой с человеком из высшего общества. Мне необходимо было отвлечься от воспоминаний о буржуазной вежливости, или скорее невежливости, которую я только что испытал на себе. В этот день я понял, что наихудшие притязания не являются самыми необоснованными; все 379 те, что обрушились на мою голову, были вполне оправданными, и я с забавной досадой это признавал. Женщина, с которой я разговаривал, притязала на хорошее знание французского языка -- она и в самом деле говорила неплохо, хоть и умолкая надолго после каждой фразы и с акцентом в каждом слове; она притязала на знание Франции -- и действительно рассуждала о ней довольно верно, хоть и с предубеждением; она притязала на любовь к своей родине -- и любила ее даже слишком сильно; наконец, она хотела показать, что способна без ложного самоуничижения принять в доме своей дочери парижанина -- и подавила меня грузом своего превосходства: несокрушимым апломбом, гостеприимными словесами, не столько учтивыми, сколько церемонными, но так или иначе безукоризненными в глазах безвестной русской провинциалки. Я пришел к выводу, что те забавные бедняги, над которыми так часто смеются, случается, все же на что-то годны -- хотя бы на то, чтобы вернуть душевный покой тем, кто полагает, будто его лишен; люди же, с которыми я повстречался в Шлиссельбурге, были отталкивающе враждебны. Однако беседа с ними была тягостной только для меня и нимало не вызывала желания посмеяться над собеседниками, как, бывает, потешаются в других странах при подобных же обстоятельствах над простодушными, наивными людьми; здесь люди бдительно и неуклонно следили и за собой, и за мной и я убедился, что для них ничто не могло стать неожиданностью; все их представления сложились двадцать лет назад; из-за этой убежденности я в конце концов почувствовал себя одиноким в их присутствии, одиноким настолько, что пожалел о тех простодушных умах -- я едва не сказал: легковерных дураках, -- которых так не трудно взволновать и утешить!.. вот до чего довело меня чересчур явное недоброжелательство русских провинциалов. После того, с чем я столкнулся в Шлиссельбурге, я уже не стану искать случая снова попасть под такой допрос, какому подвергли меня в тамошнем обществе. Подобные салоны похожи на поле брани. Большой свет со всеми его пороками предпочтительнее для меня этого малого света со всеми его добродетелями. В Петербург я возвратился за полночь, проделав за день немногим меньше тридцати шести лье по песчаным и грязным дорогам на двух почтовых упряжках. Требования, какие предъявляют здесь к животным, вполне согласуются с отношением к людям: русские лошади не выдерживают дольше восьми-десяти лет. Надо признать, что петербургская мостовая пагубно действует на животных, на кареты и даже на людей; едва вы сворачиваете с деревянной мозаики, которой выложено очень небольшое число улиц, как голова у вас начинает раскалываться. Правда, русские, которые все вещи делают дурно, но не без роскоши, выкладывают на своих отвратительных мостовых красивые узоры из больших булыжников, но украшения эти только усу- 380 губляют зло, ибо улицы из-за них становятся еще более тряскими. Когда колеса попадают на эти стыки камней, с виду похожие на рисунок паркета, и карета, и те, кто в ней сидит, получают сокрушительный толчок. Но разве для русских важно, чтобы сделанная ими вещь служила по своему назначению? Во всех вещах они ищут лишь одного: известного внешнего изящества, кажущейся роскоши, показного богатства и величия. Работу цивилизации они начали с излишеств; когда бы таков был способ продвинуться далеко вперед, то стоило бы воскликнуть: "Да здравствует тщеславие! Долой здравый смысл!" Чтобы достигнуть своей цели, им придется пойти другим путем. Военный министр граф Чернышев.-- Я испрашивают него разрешения осмотреть Шлиссельбургскую крепость.-- Его ответ.-- Как расположена та крепость.-- Разрешение взглянуть на шлюзы. -- Формальности. -- Помехи; намеренно обременительная учтивость. -- Игра воображения.-- Ссылка поэта Коцебу в Сибирь.-- Сходства в нашем положении.-- Май отъезд. -- Фельдъегерь; как сказывалось присутствие его в моей карете. -- Фабричный квартал.-- Влияние фельдъегеря.-- Обоюдоострое оружие.-- Берега Невы.-- Деревни.-- Дома русских крестьян.-- Русская venta.-- Описание фермы.-- Заводской жеребей,. -- Сарай. -- Внутреннее убранство хижины. -- Крестьянский чай. -- Крестьянская одежда.-- Характер, русского народа.-- Скрытность, необходимая, чтобы жить в России.-- Нечистоплотность северян. -- Кох пользуются баней. -- Деревенские женщины. -- Их манера одеваться, их стать. -- Скверная дорога. -- Дощатые участки пути. -- Ладожский канал. -- Дом инженера.-- Жена его.-- Неестественность северянок.-- Шлиссельбургекие шлюзы.-- Исток Невы. -- Шлиссеяьбургская крепость. -- Расположение замка. -- Прогулка по озеру. -- Знак, по которому в Шлиссельбурге узнают о наводнении в Петербурге. -- К какой уловке я прибегнул, чтобы попасть в крепость.-- Какой прием нам оказали.-- Комендант.-- Его жилите; жена; беседа через переводчика.-- Я настоятельно прошу показать мне темницу Ивана.-- Описание построек в крепости, внутренний двор.-- Убранство церкви.-- Цена церковных мантий.-- Могила Ивана.-- Государственные преступники.-- Комендант обижается на это выражение.-- Комендант распекает инженера.-- Я отказываюсь от мысли увидеть камеру узника царицы Елизаветы.-- Каково отличие русской крепости от крепостей в других странах.-- Неуклюжая скрытность.-- Подводные темницы в Кронштадте.-- Зачем здесь рассуждают.-- Пропасть беззакония.-- Кажется, виновен один лишь судья. -- Торжественный обеду инженера. -- Его семейство. -- Средний класс в России. -- Буржуазный дух одинаков повсюду. -- Беседа о литературе, -- Неприятная откровенность. -- Врожденная язвительность русских.-- Их враждебное отношение к иностранцам.-- Не слишком учтивый диалог.-- Намеки на порядок вещей, сложившийся во Франции.-- Ссора моряков прекращается при одном появлении инженера.-- Беседа; госпожа де Жанлис; "Воспоминания Фелиси"; мая семья.-- Влияние французской литературы.-- Обед.-- Современные книги в России запрещены.-- Холодный суп; русское рагу; квас, род пива.-- Мой отъезд.-- Я заезжаю в имение ***.-- Лицо, принадлежащее к высшему свету.-- Разница в тоне.-- Вполне обоснованные притязания.-- В чем преимущество людей забавных.-- Большой свет и свет малый.-- Я возвращаюсь в Петербург в два часа ночи.-- Чего требуют от животных в стране, где людей не ставят ни во что. Противоположной крепости |
|
|
|
|
