Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
—А где они жили, когда благословили на патриаршество Иова?— возразили патриархи. —Я в то время невелик был,— сказал Никон. Александрийский патриарх сказал: «Хоть я и судия вселенной, но буду судить Никона по Номоканону. Подайте Номоканон». Прочитали 12е правило антиохийского собора: «Кто потревожит царя и смутит его царствие, тот не имеет оправдания». —Греческие правила не прямые,— сказал Никон,— печатали их еретики.— Патриархи вознесли похвалами греческий Номоканон и поцеловали книгу. Потом спросили греческих духовных: «Принимаем ли эту книгу яко праведную и нелестную?» Греки объясняли, что хотя их церковные книги за неимением типографий и печатаются в Венеции, но все они принимают их. Принесли русский Номоканон. Никон сказал: —Он неисправно издан при патриархе Иосифе. —Как это ты Бога не боишься, закричали со всех сторон,— бесчестишь государя, вселенских патриархов, всю истину во лжу ставишь! Александрийский патриарх сделал запрос греческим духовным: «Чего достоин Никон?» —Да будет отлучен и лишен священнодействия,— отвечали греки. —Хорошо сказано,— произнес патриарх.— Пусть теперь будут спрошены русские архиереи. Русские архиереи повторили то же, что и греческие. Тогда оба патриарха встали, и александрийский, в звании судии вселенной, произнес приговор, в котором было сказано, что, по изволению Святого Духа и по власти, данной патриархам, вязать и решить, они, с согласия других патриархов, постановляют, что отселе Никон за свои преступления более не патриарх и не имеет права священнодействовать, но именуется простым иноком, старцем Никоном. Никон возвращался на Архангельское подворье, уже не смея благословлять народ. Тогда по рассказу Шушеры найден был человек, переводивший на греческий язык грамоту Никона к константинопольскому патриарху. Это был грек по имени Димитрий, живший у Никона в Воскресенском монастыре. Когда его повели к царю, он до того впал в отчаяние, ожидая для себя ужасных мук, что вонзил себе нож в сердце. 12 декабря собрались вселенские патриархи и все духовные члены собора в небольшой церкви Благовещения, в Чудовом монастыре. Все были в мантиях, в митрах, с омофорами. Царь не пришел; из бояр были только присланы царем: князья Никита Одоевский, Юрий Долгорукий, Воротынский и другие. Привели Никона. На нем была мантия и черный клобук с жемчужным крестом. Сначала прочитан был приговор погречески, потом рязанским митрополитом Иларионом порусски. В приговоре обвинили бывшего московского патриарха, главным образом за то, что он произносил хулы: на государя, называя его латиномудренником, мучителем, обидчиком; на всех бояр; на всю русскую церковь — говоря, будто она впала в латинские догматы; а в особенности — хулы на газского митрополита Паисия, к которому питал злобу за то, что он говорил всесветлейшему синклиту о некоторых гражданских делах Никона. Ему поставили в вину низвержение коломенского епископа Павла, обвиняли сверх того в жестокости над подчиненными, которых он наказывал кнутом, палками, а иногда и пытал огнем. «Призванный на собор Никон,— говорилось в приговоре,— явился не смиренным образом, как мы ему братски предписали, но осуждал нас; говорил, будто у нас нет древних престолов, и наши патриаршие рассуждения называл блядословиями и баснями…» —Если я достоин осуждения,— сказал Никон,— то зачем вы, как воры, привели меня тайно в эту церковку; зачем здесь нет его царского величества и всех его бояр? Зачем нет всенародного множества людей российской земли? Разве я в этой церкви принял пастырский жезл? Нет, я принял патриаршество в соборной церкви перед всенародным множеством, не по моему желанию и старанию, но по прилежным и слезным молениям царя. Туда меня ведите и там делайте со мною, что хотите! —Там ли, здесь ли, все равно,— отвечали ему.— Дело совершается советом царя и всех благочестивых архиереев. А что здесь нет его царского величества,— на то его воля. С Никона сняли клобук и панагию. Кроме выдачи головою |
|
|
|
|
