Ключевский В. Русский рубль XVI--XVIII вв. в его отношении к нынешнему

Опыт определения меновой стоимости старинного рубля по хлебным ценам (материалы для истории цен)
Исследование "Русский рубль XVI--XVIII вв. в его отношении к нынешнему" впервые издано в "Чтении ОИДР, 1884, кн. 1, стр. 1--72; есть отдельный оттиск. Переиздано в кн.: В. О. Ключевский, Опыты и исследования. Первый сборник статей, М. 1912, стр. 123--211. Черновые материалы статьи и гранки находятся в ГБЛ, ф. Ключевского, п. 13, д. 7.
   В. О. Ключевской. Сочинения в восьми томах.
   Том VII. Исследования, рецензии, речи (1866-1890) Том выходит под общим наблюдением академика М. Н. Тихомирова, текст подготовлен и комментирован В. А. Александровым и А. А. Зиминым.
   М., Издательство социально-экономической литературы, 1959


I. Постановка вопроса.
II. Древнерусская хлебная четверть.
III. Приемы, исследования.
IV. Рубль XVI в. Поверка выводов.
V. Рубль XVII в.
VI. Рубль первой половины XVIII в.
VII. Главные выводы.

I

   Предлагаемая статья есть не более как рискованная попытка не решить, а только поставить один вопрос, касающийся историографической техники. В источниках нашей истории сохранилось довольно много известий, рисующих экономическую жизнь русского общества в минувшие века. К сожалению, лучших из этих известий, именно тех, в которых точно обозначены старые русские цены предметов, мы не умеем прочитать как следует. Например, в известии, что такой-то русский землевладелец XVI в. брал со своих крестьян оброка по 3 руб. с сыти, скрывается указание на стоимость земли, труда, капитала, на условия поземельной аренды, настроение рынка и на многое другое, что мы желали бы знать о русском обществе того времени; только мы не понимаем ни того, что такое выть в данном случае, ни того, что значил рубль на рынке во всех случаях, о которых нам говорят известия XVI в. Подобные известия -- историографические загадки, шифрованное письмо, ключ к которому потерян. Пока не будет найден этот ключ, значительный запас таких известий, сохранившийся в источниках, остается заманчивым, но недоступным, т. е. бесполезным для науки материалом. Поискать не самого ключа, а пути, которым можно найти его, -- вот задача предлагаемого небольшого метрологического опыта.
   Вопрос, о котором идет речь, был поставлен уже 30 лет тому назад в сочинении М. Заблоцкого О ценностях в древней Руси. Но эта постановка сообщила задаче излишнюю сложность и трудность. Чтобы понять древние цены, их надобно перевести на язык цен нашего времени, т. е. определить меновое отношение старинных денежных единиц к нынешним. Для этого нужно, по мнению Заблоцкого, произвести последовательно три вычисления. Во-первых, надобно определить весовое отношение древних металлических денежных единиц к нынешним, например узнать, насколько московская серебряная деньга XVI в. тяжелее или легче нашей копейки серебра. Во-вторых, так как номинальная цена монеты обыкновенно бывает выше действительной стоимости заключающегося в ней чистого драгоценного металла, чем покрываются издержки лигатуры и самого производства монеты, то при сравнении древней монетной единицы с нынешней надобно вычислить эту разницу в той и другой, чтобы таким образом определить взаимное отношение обеих единиц по весу чистого драгоценного металла, из которого они сделаны. Наконец, так как стоимость монетных драгоценных металлов, серебра и золота, изменчива, то, высчитав вес и пробу старой и нынешней монеты, остается определить, насколько теперь вздорожал или подешевел самый металл, употребляющийся на монету, сравнительно с тем, что он стоил в прежнее время. Это относительная стоимость монетного металла определяется на основании рыночного отношения его как товара к другим товарам и именно к предметам первой необходимости, а также и к труду, необходимому для их производства.
   Таковы три операции, которые М. Заблоцкий считал необходимыми для приблизительно точного перевода древних цен на современные. Две первые операции, чисто нумизматические, основаны на изучении разновременных монетных систем; последняя не касается нумизматики, а относится к другим частям метрологии, требует изучения системы мер и весов. Нельзя ли упростить этот сложный процесс, сократив одни вычисления и совсем отбросив другие? Чтобы наглядно показать, какие возможны здесь сокращения, возьмем такой пример. Кильбургер, живя в Москве в 1674 г. вместе со шведскими послами, к свите которых он принадлежал, покупал здесь чай по 30 коп. за фунт1. Вычислим по способу Заблоцкого, что стоил фунт чаю в Москве 200 лет назад на наши деньги. Серебряная копейка в царствование Алексея Михайловича, по исследованию Заблоцкого, весила 10 долей. В нынешней серебряной копейке (банковой монеты) 4 4/5 доли. Значит, копейка царя Алексея по весу равнялась 2 1/12 нашей серебряной копейки. Теперь надобно высчитать разницу пробы в обеих копейках, определить их отношение по весу чистого серебра без лигатуры. Но уже сам Заблоцкий, определяя отношение старинной монеты к нынешней, не пользуется этим вычислением, на необходимости которого он настаивает, излагая программу своего исследования. В его книге находим сравнительную таблицу старинных серебряных денег и нынешних серебряных копеек по весу с лигатурой, но не находим таблицы, в которой было бы показано их взаимное отношение по весу чистого серебра. Причиной этого пробела был недостаток точных сведений о степени чистоты древнерусской серебряной монеты. Заблоцкий ограничивается только недостаточно доказанным общим заключением, что проба наших денег от Ивана Грозного до Петра Великого "могла разниться от 80 до 90 золотников" и что, говоря вообще, древнерусская монета была не ниже пробы нынешней нашей серебряной монеты, определенной 83 1/8 золотника2. Но это проба банковой монеты, рядом с которой у нас ходит еще серебряная разменная монета со значительно низшей пробой, а цены нашего внутреннего рынка выражаются этой последней монетой, а не банковой. Следовательно, перевод древних цен на нынешние усложняется еще новым нумизматическим вычислением: приняв заключение Заблоцкого о пробе древнерусской монеты, надобно еще банковые серебряные копейки переложить на разменные, чтобы получить точное отношение древних цен к нынешним. Не заботясь о совершенной точности, положим, что копейка царя Алексея равняется приблизительно 3,7 копейки нынешней разменной монеты3. Определив относительную степень чистоты металла в древних и нынешних копейках, остается сделать последнюю операцию -- с помощью хлебных цен узнать стоимость серебра как товара в XVII в. и теперь. Ограничимся для этого ценою ржи. Тот же Кильбургер пишет, что, когда он жил в Москве, четверть ржи продавали здесь по 70--60 коп. В 1882 г. средняя цена четверти ржи в Московской губернии была 8 руб. 40 коп. Умножив среднюю цену у Кильбургера 65 коп. на 3,7 и отбросив дробь, найдем, что эти 65 десятидольных копеек 85-й пробы по количеству чистого серебра равняются приблизительно 240 нынешним копейкам 48-й пробы. Итак, в 1674 г. за четверть ржи платили столько чистого серебра, сколько его в 240 нынешних разменных серебряных копейках, а в 1882 г. -- столько, сколько его в 840 таких же копейках. Значит, серебро в 1674 г. было в 3 1/2 раза дороже, чем в 1882 г. Поэтому копейка 1674 г., по количеству чистого серебра равняющаяся нынешним ходячим 3,7 коп., по сравнительной стоимости серебра равняется 3,7 Х 3,5 = 12,9 нынешним.
   Теперь, отбросив все эти нумизматические вычисления, сложные и трудные, даже не всегда удающиеся по свойству сохранившегося материала, ограничимся одним простейшим метрологическим расчетом: разделив цену четверти ржи в 1882 г., 840 коп., на 65 коп., ее цену в 1674 г., получим ту же цифру 12,9, определяющую рыночное отношение копейки 1674 г. к нынешней. Помножив на эту цифру цену фунта чаю в Москве в 1674 г., 50 коп., найдем, что она равнялась нашим 3 руб. 87 коп., т. е. была значительно выше нынешней цены этого товара, если только Кильбургер покупал в Москве простой черный чай, а не какой-либо из высших сортов. Легко заметить, что при точном вычислении этот упрощенный прием всегда приведет к тому же результату, какой получается посредством сложных операций по способу Заблоцкого, потому что все разницы в весе и пробе монеты, в стоимости монетного металла и пр. сводятся к одной, все выражаются в различии хлебных цен. Точнее говоря, изменение хлебных цен происходит не оттого, что изменяется полезность хлеба, всегда одинаковая, а от перемен в весе и пробы монеты, как и в стоимости монетного металла, т. е. от изменения качества меновых знаков, посредством которых оценивается на рынке полезность хлеба. Значит, пользуясь изложенным приемом при сравнении старых цен с нынешними, мы, вместо того чтобы последовательно вычислять частные отношения, основанные на изменении веса и пробы монеты, как и стоимости металла, прямо вычисляем окончательное общее отношение, в которое эти частные отношения входят как производители в свое произведение.

Разумеется, выведенное только для примера отношение копейки царя Алексея к нынешней не имеет надлежащей точности. Такой точности нельзя достигнуть помощью единичного известия о цене хлеба только в Москве 1674 г. и притом о цепе одной ржи. Для этого необходимы более сложные основания, только эти основания не нумизматические. Это не значит, что нумизматика совсем не нужна для исторического изучения цен. Она может понадобиться, но не для определения самого отношения старых денежных единиц к нынешним, выводимого на основании хлебных цен, а только для исторического объяснения колебаний, каким подвергалось это отношение. Если, например, в короткое время хлеб стал вдвое дороже, мы должны прежде всего узнать, не изменилась ли денежная единица, которой выражалась новая цена хлеба. Если окажется, что в то же время вошла в обращение монета с прежним названием, но вдвое легче весом или с пониженной вдвое пробой, то мы признаем вздорожание мнимым. Если же на монетном дворе все осталось по-прежнему, надобно будет искать причин явления на рынке. Но было ли вздорожание мнимое или действительное, произошла ли нумизматическая перемена в денежной единице, или нет, отношение этой единицы к нынешней, определяемое хлебными ценами, стало иное, именно показатель отношения уменьшился вдвое.

II

   Изложенный упрощенный способ тем удобнее, что и без того остается много затруднений, которые необходимо одолеть при определении рыночного отношения старинных денежных единиц к нынешним. Самое важное из этих затруднений заключается в разнообразии и изменчивости древних хлебных мер.
   Наиболее употребительные хлебные меры в Московской Руси XVI--XVII вв. были: бочка, кадь или оков, зобница, коробья, рогожа, мех или мешок, мера, четверик, наконец, четверть. Четверть была четвертая часть бочки, кади или окова. Псковская зобница XV и XVI вв. делилась так же на 4 четверти, следовательно, соответствовала бочке или кади. Новгородская коробья была половина бочки или кади. В одном акте начала XVI в. 554 рогозины, или рогожи, ржи приравнены 800 бочкам "в белозерскую меру"; следовательно, рогожа ржи содержала в себе около 1 1/2 бочки (1,44). Мех, или мешок,-- трудно определимая и, вероятно, изменчивая мера; ниже будут приведены некоторые указания на вместимость, какую имел мех в иных местах древней Руси. Пэ Торговой книге XVI--XVII вв. мера равнялась четверику, но в Двинской земле мерой называлась половина четверти, т. е. осмина. Четверик получил свое название оттого, что он составлял четвертую часть осмины, почему акты и называют и его иногда "четвериком осминным"4. Таким образом, все хлебные меры Московской Руси могут быть сведены к наиболее употребительной из них -- к четверти, как части к целому или наоборот.
   При возможности восстановить отношение четверти к другим хлебным мерам сравнительное изучение старинных и позднейших цен не представляло бы никакой трудности, если бы сама четверть была в древней Руси мерой однообразной и устойчивой. К сожалению, для метролога, она была неодинакова в разные времена и в разных местах древней Руси. Теперь едва ли где уцелели самые орудия хлебной меры (посуда), употреблявшиеся в древней Руси, например клейменые казенные осмины, четверики и т. п. Поэтому, чтобы, хотя приблизительно, определить вместимость какой-либо старинной хлебной меры, надобно знать вес входившего в нее хлеба. Но в древней Руси не любили определять количество хлеба весом и переводить меры сыпучих веществ на меры веса. Остается собирать косвенные указания, часто даже ловить очень неясные намеки, которые позволяют догадываться о том, что такое была четверть в разные времена и в разных местах древней Руси. В этом состоит самое большое затруднение, мешающее изучению старинных хлебных цен; в этом же заключается и источник пробелов, неточностей и ошибок, которых трудно избежать в изучении как этих цен, так и самых хлебных мер древней Руси. Начнем с известий о четверти во второй половине XVII в.
   Упомянутый выше Кильбургер замечает, что четверть-- самая большая мера в Московии5. Следовательно, в его время более крупные меры, бочки, рогожи и др. были уже малоупотребительны. Кильбургер знает четверть четырех величин: московскую, новгородскую, псковскую и печорскую. Новгородская четверть заключала в себе две стокгольмские тонны. По Метрологии Петрушевского, шведская тонна хлебная равняется 5,59 нашим четверикам с надбавкой хлеба в зерне по 8 канн на тонну. Так как канна есть 1/56 тонны, то шведская тонна зернового хлеба содержит в себе 6,38 четвериков6. Значит, новгородская четверть времен Кильбургера равнялась 12,76 нынешним четверикам. Три московские четверти, по Кильбургеру, равнялись двум новгородским, т. е. в московской четверти было 8,5 нынешних четвериков. Выходит, что московская четверть в конце царствования Алексея Михайловича была на полчетверика больше нынешней. Происхождение этого излишка несколько объясняется вычислением веса старинной четверти. Полагая четверик ржи в 1 1/8 пуда, или 45 фунтов, согласно с нормальным весом, какой имеет этот хлеб при хорошем урожае, найдем, что в старинной четверти ржи было 382,5 фунта. Но известно, что фунт XVII и первой половины XVIII в. у нас был больше нынешнего, равнялся 112 нынешним золотникам, как разъяснил это г-н Прозоровский при помощи Арифметики Леонтия Магницкого 1703 г. Такой же фунт употреблялся в Москве как весовая единица и в XVI в., что видно из записки посетившего Московию в 1565 г. итальянца Барберини, который, говоря о московском весе, замечает, что в унции -- 5 московских золотников7. Так как нынешний фунт составляет 6/7 старого московского фунта, то переложив 382,5 фунта на старый вес, получим для московской четверти времен Кильбургера 8 пудов 6 фунтов тогдашнего московского веса. В Арифметике Магницкого есть задача, которая дает основание догадываться, что он считал меру, или четверик ржи, в 1 пуд весом (л. 106 об.). Отсюда следует, что московская четверть, какую знал Кильбургер, заключала в себе 8 пудов ржи нормального веса, иногда немного больше или меньше, смотря по качеству урожая. Такая вместимость четверги подтверждается наказом 1696 г. нерчинским воеводам, которым предписывается хлеб с казенных пашен "в приход принимать и в расход давать и писать четвертями в московскую четверть, а не пудами:", также хлебное жалованье служилым людям, которое "пишут в прежнюю четверопудную четверть", выдавать новой московской четвертью, "расчитая вполы" против прежней четверти, "а не против веса"8. Хлебные оклады служилым людям определены были известным количеством прежних четверопудных четвертей. Теперь велено было выдавать хлебное жалованье новой московской четвертью, т. е. рассчитывать оклады на новую единицу вдвое больше прежней по вместимости и по весу. Но так как зерно родилось неодинакового веса, то для устранения недоразумений и произвола в расчете предписывалось при переложении окладов с прежней меры на новую принимать во внимание не вес, а только вместимость, "расчитая вполы", т. е. деля на 2, хотя бы переложенный таким образом оклад по весу зерна не равнялся прежнему. Значит, в новой московской казенной четверти предполагалось ровно 8 пудов зерна (ржи) нормального веса. Объяснением такого распоряжения может служить .сохранившаяся в бумагах Сибирского приказа воеводская смета хлеба, недоданного в окладное жалованье разным служилым людям и ружникам города Якутска за 1654--1691 гг.; обозначив, сколько пудов и четвертей разного хлеба недодано, смета продолжает: "А в новую великих государей осьмипудную четверть на все прошлые вышеписанные годы хлеба будет дать" столько-то9. Все это приводит к тому заключению, что московская казенная четверть конца XVII в. отличалась от нынешней торговой не объемом своим, а только весом зерна, какой тогда считался нормальным. Ныне четверть содержит в себе около 9 пудов ржи нормального веса: это средний вес ржи, которая в разных местах России родится качеством от 8 пудов 22 фунтов до 9 пудов 16 фунтов на четверть. По отношению старого московского фунта к нынешнему (как 7 к 6) 8 пудов четверти XVII в. равнялись нынешним 9 1/3 пуда. Это вес нынешней очень тяжеловесной ржи. Поэтому можно думать, что в московской России XVII в. считалась нормальною рожь такой доброты, какая ныне значительно выше нормы. Если это соображение имеет некоторое основание, то вес тогдашней московской четверти дает нам не лишенное интереса косвенное указание на производительность русской почвы 200 лет назад.
   Если московская четверть времен Кильбургера по вместимости равнялась нынешней, то новгородская содержала в себе 1 1/2 нынешней, а по весу ржи заключала в себе 12 старых московских пудов, или 14 нынешних. Кильбургер не определяет точно отношения псковской и печорской четвертей к новгородской, замечая только, что первая немного более последней, а вторая немного более первой.
   В наказе нерчинским воеводам 1696 г. и в смете якутского воеводы 1691 г. четверопудная четверть названа "прежней", а осмипудная казенная -- "новой". От псковского летописца узнаем, что действительно в начале XVII в. была в ходу четверть вдвое или почтя вдвое меньше той, какая употреблялась позднее. Описывая голод и дороговизну 1602 г., он замечает: "А четверть была старая невелика, против нынешней вдвое менши, полумера". Говоря о дороговизне хлеба в Пскове в 1612 г., он опять прибавляет: "А четвертина мала была, мало болши осмака"10. Последовательный рассказ этой летописи прерывается на известии о смерти царя Михаила в 1645 г., следовательно, замечание об отношении "старой" четверти к "нынешней" могло принадлежать человеку, жившему около половины XVII в. и позднее и знавшему удвоенную четверть второй половины этого века. Из сочинения о Московском государстве английского посла Флетчера, бывшего в Москве в 1588 и 1589 гг., узнаем, что такая половинная четверть употреблялась здесь и во второй половине XVI в. В одном месте он говорит вообще, что четверть содержит в себе три английских бушеля или несколько менее; в другом месте читаем, что именно четверть пшеницы равняется почти трем английским бушелям11. Возьмем возможно старое определение бушеля, какое имеется у нас под руками. В одном немецком энциклопедическом словаре начала XVIII в. английский бушель сыпучих веществ приравнен 64 фунтам12. Согласно с Флетчером, который считает на четверть пшеницы три бушеля без малого, мы убавим у трех бушелей (или 192 фунтов) примерно 6 фунтов. Во времена Флетчера на Руси сеяли только яровую пшеницу. По урожаю 1882 г. средний вес четверти этого хлеба -- около 9 пудов 12 фунтов. Разделив эти 372 фунта на 186, найдем, что четверть пшеницы времен Флетчера была ровно вдвое меньше нынешней. К тому же выводу приходим и другим путем. Превратив 186 нынешних фунтов в старые русские фунты, получим 159 3/7; недостает только 4/7 фунта до 4 пудов, т. е. до той четверопудной "прежней" четверти, о которой говорит наказ нерчинским воеводам.
   Итак, во второй половине XVI и в первой половине XVII в. ходячей хлебной мерой в Московской Руси была четверть в 4 старых пуда или 4 2/3 нынешних. Находим косвенное указание на то, что и прежняя новгородская четверть была вдвое или почти вдвое меньше той, какую знал Кильбургер. Из наказа нерчинским воеводам видно, что и по введении новой казенной четверти по местам продолжали пользоваться старыми местными четвертями. Грамота чердынскому воеводе 1681 г., говоря о том, сколько четвертей ржи и ржаной муки платили посадские люди и крестьяне северных поморских уездов на содержание сибирских служилых людей, прибавляет, что они платили столько четвертей: "В прежний вес, муки ржаной по 5 пуд с четью, а рожь по 6 пуд с четью ж, четверть, и с мехами"13. Поморские уезды принадлежали некогда к Новгородской области или по крайней мере имели с нею тесные торговые связи; четверть ржи В 6 пудов 10 фунтов с мешком можно поэтому считать сигарой новгородской четвертью, которая принята была за ходячую хлебную меру на всем поморском севере. Излишком 10 фунтов с мешком объясняется замечание псковского летописца о прежней четверти, что она "мала была, мало больши осмака", т. е. осмины второй половины XVII в.
   Трудно решить вопрос, решение которого необходимо для истории хлебных цен XVII в.: когда введена была новая удвоенная четверть? По крайней мере мы не встретили прямых известий об этом. Остается довольствоваться косвенными указаниями. В делах Сибирского приказа сохранилась смета хлебных запасов, собранных с казенных пашен Томского уезда в 1642 г. Озимой ржи было сжато 331 сотница (копна во 100 снопов) и 30 снопов; из этого было намолочено 690 четвертей14. Значит, сотная копна дала 2 четверти с очень мелкой дробью. Из хозяйственных книг по вотчине известного боярина Б, И. Морозова узнаем, что в 1659--1661 гг. в его арзамасских и курмышских деревнях из сотницы ржи умолачивали не больше четверти зерна, чаще гораздо менее, иногда только по осмине. То же и с овсом: из 328 сотных копен и 15 снопов томского казенного овса в 1642 г. намолотили 796 1/2 четверти, почти по 2 1/2 четверти из копны, а в вотчине Морозова копна овса давала четверть зерна, иногда несколько более, иногда немного менее15. Таким образом, в 1642 г. копна того и другого хлеба давала вдвое больше четвертей зерна, чем в 1659--1661 гг. Как ми различны могли быть копны по качеству колоса или зерна, такая значительная и однообразная разница заставляет догадываться, что она происходила не от изменчивости умолота, а от неодинаковой хлебной меры: в 1642 г. копна давала вдвое больше четвертей зерна, потому что четверть тогда была вдвое меньше, чем в 1659 г. Некоторым подтверждением этой догадки может служить указание одной духовной 1548 г., из которой видно, что в XVI в. в московских областях из копны овса получалось умолоту по 3 четверти московских, т. е. немного больше, чем из сотницы томского казенного овса в 1642 г.16 Менее вероятно предположение, что разница в умолоте копны томской и арзамасско-курмышской происходила от различной вязки снопов: сколько можно судить по сохранившимся известиям об отношении густоты посева к ужину, в древнерусском земледелии на всем пространстве московской Руси принят был довольно однообразный нормальный сноп.
   Меньше, чем можно было бы ожидать, дает для разрешения исследуемого вопроса известная указная книга "о хлебном и калачном весу" 1623--1631 гг. 17 Это ряд актов, касающихся полицейского надзора за торговлей печеным хлебом в Москве. От времени до времени особо назначенная для "хлебного дела" комиссия устанавливала таксу, с которой обязаны были соображаться московские хлебники и калачники. Эта комиссия составлялась из дворянина с несколькими выборными присяжными или "целовальниками" от посадского торгово-промышленного населения столицы. Комиссия делала "опыт", покупала в мучном ряду по четверти муки пшеничной и ржаной, из которой хлебники под ее наблюдением выпекали калачи и хлебы ситные и решетные, потом высчитывала издержки производства, причисляя к ним содержание лавки, также "тягло и промысл" и рассчитывая все это на каждую четверть муки. Эти издержки производства, "харч", как тогда говорили, прикладывали к торговой цене муки и сумму разверстывали на вес выпеченного хлеба. Тогда на московском хлебном рынке продавались хлебы и калачи алтынные, грошовые, двуденежные и денежные, следовательно, от колебаний цены муки изменялся вес печеных хлебов w калачей. Сметив стоимость четверти муки с харчом и свесив вылеченный из нее хлеб, комиссия высчитывала, какого веса должны быть хлебы и калачи алтынные и другие. На основании этого опыта составлялась "роспись" или весовая такса, показывавшая, сколько должны весить каждый хлеб и калач алтынный или другой при той или другой цене четверти муки. Вот для примера начало росписи ржаных решетных хлебов, составленной на основании опыта комиссией Немира Киреевского в 1626 г. "На решетные хлебы купят муки ржаные четь по 6 алтын по 4 деньги, да харчу на ту четь положено на хлеб: провозу до двора и из двора в ряд 6 денег, подквасья на 3 деньги, дров на 8 денег, выдачи на лавку 10 денег, на тягло и на промысл 9 денег, на свечи и на помело деньга, и всего харчу положено 7 алтын с деньгою; и обоего мука куплею с харчом в хлебах станет 12 алтын 5 денег; и выпечи из тое муки хлебов алтынных 11, да 2 хлеба грошовых, хлеб двуденежный, хлеб денежный; весу в алтынном хлебе 23 гривенки (фунта) с четью, в грошовом 15 гривенок с полугризенкою, в двуденежном 8 гривенок без чети, в денежном 4 гривенки без полчети".
   В росписи приведено 26 разных цен четверти ржаной муки и высчитано количество решетного хлеба, какое должно быть выпечено из каждого сорта. Роспись этих цен составлена по известной системе: каждая следующая цена алтыном выше предыдущей. Вес четверти муки не указан прямо, но его можно определить по количеству выпекаемого из нее хлеба, исключив припек. Для этого переложим роспись в нижеследующую таблицу, обозначая в первой графе цены четверти ржаной муки в деньгах (полукопейках), во второй -- количество выпекаемого из нее решетного хлеба (без дробей), а в третьей цены (в сотых долях деньги) фунта печеного хлеба, какие выходят по росписи при различных ценах муки:

40 . .

298 . .

0,25 ден.

118 . .

438 . .

0,35 ден

46 . .

314 . .

0,26

124 . .

441 . .

0,36