Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
«Святополк пришёл ночью в Вышгород, тайно призвал Путшу и вышгородских мужей боярских и сказал им: „Преданы ли вы мне всем сердцем?“. Отвечали же Путша с вышгородцами: „Согласны головы свои сложить за тебя“.Тогда он сказал им: „Не говоря никому, ступайте и убейте брата моего Бориса“.
Итак, вступив на киевский престол (1015), Святополк отдаёт совершенно бессмысленный приказ об убийстве Бориса и Глеба, которые не могли представлять никакой для него опасности, а также Станислава, уже «бежавшего в Угры». После столь странных убийств на Святополка двинулся из Новгорода Ярослав, разбил его на подступах к Киеву, и тот бежал к тестю в Польшу за помощью. Вернулся он с ней только через два или три года, разбил с помощью Болеслава I на Буге Ярослава, захватил Киев, где княжил около года, а затем окончательно был изгнан Ярославом «неведомо куда». Посмертная судьба убитых братьев ещё удивительнее: Борис и Глеб были канонизированы в 1072 году, а Станислав забыт, как если бы его и не было. А вот и ещё большая странность: в Слове о законе и благодати митрополита Илариона, написанном им до 1050 года, вообще не упомянуты новоявленные мученики. Возможно, эту странность объяснит читателю такой факт – и вот уж это действительно ФАКТ! – все сведения, которыми располагает о Борисе и Глебе история, содержатся в трёх взаимосвязанных документах. Это: Повесть об убиении Бориса и Глеба в ПВЛ, Чтение о житии и о погублении блаженнюю страстотерпца Бориса и Глеба, написанное Нестером/Нестором, и Сказание и страсть и похвала святую мученику Бориса и Глеба, сохранившееся в древнейшем виде в Успенском сборнике XII–XIII веков. Больше о них нигде и ничего нет! Точно также анализ показывает баснословность сообщений об Игоре и Ольге, хоть и подкреплённых в ряде случаев своего рода «параллельными текстами» иностранных источников. Весь рассказ о мести Ольги убийцам Игоря выстроен, с одной стороны, на топографии тогдашнего Киева, а с другой – на чисто фольклорных сюжетах сказочного германского эпоса. Среди них – несение послов в лодье, сожжение в бане, избиение на погребальном пире, к которым во второй редакции ПВЛ был присоединён столь же распространённый сказочный сюжет о сожжении города с помощью птиц. Нельзя быть уверенными, что при написании новелл, связанных с именем Святослава (о воеводе Претиче) или Владимира (о юноше-кожемяке, о белгородском киселе), или циклизирующимися сюжетами о Владимире и Добрыне, автор летописи – Иларион, опирался на какие-то документы. Он выступал в качестве собирателя и литобработчика фольклора. К этим сюжетам менее всего применимо понятие «исторические факты», соответствующие тем годовым индексам, под которыми они находятся в Киево-Печерской летописи и ПВЛ. Прямым подтверждением использования Иларионом фольклорных рассказов может служить новелла о сватовстве Владимира к Рогнеде.
«В год 6488 (980). Владимир вернулся в Новгород с варягами и сказал посадникам Ярополка: „Идите к брату моему и скажите ему: „Владимир идёт на тебя, готовься с ним биться“. И сел в Новгороде. И послал к Рогволоду в Полоцк сказать: „Хочу дочь твою взять себе в жёны“. Тот же спросил у дочери своей: „Хочешь ли за Владимира?“. Она ответила: „Не хочу разуть сына рабыни, но хочу за Ярополка“. Этот Рогволод пришёл из-за моря и держал власть свою в Полоцке, а Туры держал власть в Турове, по нему и прозвались туровцы. И пришли отроки Владимира и поведали ему всю речь Рогнеды – дочери полоцкого князя Рогволода. Владимир же собрал много воинов – варягов, словен, чуди и кривичей – и пошёл на Рогволода. А в это время собирались уже вести Рогнеду за Ярополка. И напал Владимир на Полоцк, и убил Рогволода и двух его сыновей, а дочь его взял в жёны“.
В таком виде легенда вошла в ПВЛ под 6488 (980) годом. А в более полном виде она оказалась в составе Лаврентьевского списка под 6636 (1128) годом. А мы напомним, что Лаврентьевская летопись и Ипатьевская летопись – старшие и основные, содержащие ПВЛ. Полагают, что в первой отразилась 2-я редакция ПВЛ, а во втором – 3-я редакция. Списки этих документов, имеющиеся у историков, достаточно «молодые»: Лаврентьевская летопись сохранилась в единственном пергаментном списке 1377 года, Ипатьевская – в списке XV века. Вывод учёных: древние тексты дошли до нас в составе сводов, будучи сокращаемы и поновляемы переписчиками, часто в настолько переработанном виде, что заставляют сомневаться в их родстве с собственным древним прообразом. Однако может быть и более радикальный вывод: а был ли тот прообраз древним? О том, что Иларион имел крайне скудный материал по эпохе Владимира и Ярослава (а была ли та эпоха?), можно судить по тому, что некоторые сюжеты он был вынужден использовать многократно. В его текстах встречаются такие зеркальные двойники, как, например, воевода Блуд у Святополка и воевода Буды , – «кормилец» Ярослава, хотя последнему было уже под сорок лет. Этот Буды в битве на Буге с Болеславом выступает таким же подстрекателем к битве, как у Любеча – «воевода отень» Святополка по имени Волчий Хвост. В обоих случаях воеводы оказываются виновниками разгрома своего войска, заставляя сомневаться в реальности совершаемых ими поступков, приличествующих более подросткам во время кулачных боёв. К тому же стоит напомнить, что все наши сведения о существовании Олега Святославича, Ярополка и трёх названных воевод основаны исключительно на новеллах ПВЛ, написанных и отредактированных Иларионом, не более. Ни в одном другом источнике они не упоминаются. Потому-то и возникает у историка Никитина вопрос: кто они, эти князья и воеводы – литературные персонажи или исторические личности? Кто такие варяги, когда и откуда они появились в документах? Исходный термин «варанг/варанги» возник в Константинополе не ранее конца 1020-х годов, и первоначально обозначал скандинавов, состоявших на службе в императорской гвардии. Ко второй половине того же столетия термин был распространён на англов, сменивших в гвардии скандинавов, а затем стал обозначать наёмников вообще, и именно в этом единственном смысле на протяжении всей ПВЛ его использует Иларион, искусно вплетая этих «варягов» в повествование, когда их требует сюжет, и не считаясь вовсе с «действительностью». Так и была порождена путаница с «варягами» и «русью», ставшая, по словам одного исследователя, «кошмаром русской истории». Что забавно, в собственно Печерской летописи, написанной тем же Иларионом, никаких варягов нет; они появились только в ПВЛ. Более того, из текста следует, что первоначально варягов не знали ни Олег, ни Игорь, ни Ольга, ни Святослав – все они выступают с «русью», поэтому последующее появление «варягов» в перечне племён, участвующих в походах Олега и Игоря (но не Ольги и Святослава!) оказывается, безусловно, вторичным. Возможно, эти эпизоды вообще не принадлежат перу Илариона. Даже в новеллах о Владимире лексема «варяги» выглядит совершенно анахроничной, показывая переброску «в прошлое» сюжета, связанного с приключениями Ярослава и Святополка. И кстати, «два варяга», которые подняли на мечах несчастного Ярополка, зеркальны другой паре таких же наёмников, которые якобы были посланы Святополком, чтобы прикончить Бориса:
«Бориса же убивше оканьнии, увертевше и в шатеръ, и вьзложиша и на кола, повезошаи, ещё дышющу ему. И увидивьше её оканьныи Святополкъ, и якоеще ему дышющу, и посла два Варяга приконьчевати его. Оне маже пришедшима и видившима, якоещее муживу сущю, и единъ ею извлекъ мечь и проньзеюкь сердцю» [Ип., 120].
(В переводе Д. С. Лихачёва: «Убив же Бориса, окаянные завернули его в шатёр, положив на телегу, повезли, ещё дышавшего. Святополк же окаянный, узнав, что Борис ещё дышит, послал двух варягов прикончить его. Когда те пришли и увидели, что он ещё жив, то один из них извлёк меч и пронзил его в сердце».) Было в екатерининское царствование крупнейшим в россии принадлежавшие ему 186nbsp дворянства помещикам |
|
|
|
|
