<<<     ΛΛΛ     >>>   

Вся эта ситуация выглядит иррациональной, попросту нереальной. Кортес и Моктесума играют в тотолоке, меi шикскую игру, где игроки бросают золотые шарики и диски. Ставками служат подарки солдатам одного и приближенным второго. Моктесуму везде сопровождает испанский паж, Ортегилья, к которому он проникся симпатией. Царит общая атмосфера принужденной веселости, оба лидера часто и помногу шутят друг с другом. Берналь Диас находит в своих записках место для пары забавных эпизодов. Один из приставленных к Моктесуме охранников шумно облегчается в присутствии короля. Моктесума пытается убедить солдата вести себя прилично — он дарит ему золотое украшение стоимостью пять песо. В следующий раз, оказавшись на дежурстве, этот человек намеренно мочится таким же образом, в надежде на дополнительное «вознаграждение» за свое поведение. Вместо этого его заменяют на капитана стражи и делают суровый выговор. Другой охранник, огромный арбалетчик, говорит в присутствии Моктесумы: «Черт бы побрал собаку. Мне до смерти надоело сторожить его». Его подвергают порке, после этого Кортес отдает приказ, чтобы стражи несли службу «молча, с соблюдением хороших манер». Существует еще и проблема церковного вина, «ибо когда Кортес и некоторые капитаны и монах были больны в ходе тлашкаланской кампании, пропало много вина, которое мы держали для мессы». Атмосфера вообще удивительно беспечная, и даже когда построено два шлюпа, то используются они не для охраны и не для патрулирования; они везут Моктесуму и его приближенных охотиться на скалистый остров на середине озера, причем пикник завершается салютом из размещенной на носу шлюпа пушки.

Только путешественники, имеющие опыт общения с дикими племенами, могли бы объяснить поведение Моктесумы в течение этой интерлюдии — жизнь сегодняшним днем, фатализм, почти животную готовность быть ведомым; а также поведение его подданных — их подчинение деспотизму, принятие жестокости как неотъемлемой составляющей жизни, их уважение к хитрости и вероломству как наилучшим качествам лидера. Так был уничтожен Какама, являвшийся как властитель Тешкоко естественным центром потенциального мятежа, причем испанцам не пришлось сделать ни единого выстрела. Сыграла свою роль политическая игра — Моктесуме доложили, что Какама намеревается захватить власть. Какама был тем самым молодым человеком, который первым приветствовал Кортеса на куитлауакской дамбе. Он приходился Моктесуме племянником и пользовался поддержкой властителей Такубы и Койоакана, а также брата Моктесумы Куитлауака, властителя Истапалапы. Включая Тешкоко, это были четыре наиболее важных города Кулуанской конфедерации. Ситуация приобрела опасный для Кортеса характер, и его немедленной реакцией было атаковать мятеж в его центре. Однако когда он попросил вспомогательное войско мешиков для штурма Тешкоко, Моктесума указал ему, что взять этот город штурмом непросто. Он хорошо укреплен и окружен водой; его также поддержат вассальные города Кулуакан и Отумба, выстроенные как крепости. Тогда Кортес попытался с помощью блефа вынудить Какаму подчиниться. Эмиссары сновали туда и сюда, сам Моктесума вызвал Какаму в столицу для примирения с испанцами. Вместо этого Какама публично объявил, что убьет всех испанцев в течение четырех дней, и обвинил своего дядю в трусости.

Пока суд да дело, время шло, и время работало против Какамы. Состоявшийся в Тешкоко военный совет ясно показывает неспособность индейцев к объединению, кроме как под командой абсолютного властителя. Собравшиеся на нем представители знати были готовы сражаться, но — сперва следует поставить Моктесуму в известность об их намерениях, и если он согласится, тогда и только тогда следует атаковать. Какама был юн и упрям. Он приказал арестовать троих аристократов и направил Моктесуме послание: «ему следует стыдиться отданного Какаме приказал подружиться с людьми, которые нанесли ему столько вреда и бесчестья и даже держали его пленником». Он заявил, что испанцы незаконно лишили короля его великой силы и храбрости посредством колдовства или с помощью своих богов, которые, в особенности «великая женщина Кастилии» (под которой он подразумевал Деву Марию), придали им храбрости. Что бы ни ответил дядя, он намеревается атаковать испанцев.

РеЧь шла о гражданской войне, которой так стремился избежать Моктесума. Он призвал шестерых своих наиболее доверенных военных вождей, и вновь печать Уицилопочтли была использована для поддержания владычества испанцев. Вожди немедленно отбыли в Тешкоко. К несчастью для Какамы, его высокомерное поведение создало ему врагов среди собственных его приближенных. Печать была показана нескольким недовольным вождям, и они схватили Какаму и пятерых его военачальников в его собственном дворце, бросили связанными в пирогу и привезли в Мехико. Моктесума поступил с ним так же, как в свое время с Куальпопокой, то есть передал Кортесу, а тот бросил его в темницу, но отпустил его сподвижников. Затем Кортес заставил Моктесуму организовать арест остальных заговорщиков — королей Такубы, Койоакана и Истапалапы. Всех троих заковали в цепи. Наконец, Кортес организовал назначение брата Какамы губернатором Тешкоко. Это был приятный и ни к чему не способный юноша, бежавший ранее в Мехико. Позже он был крещен и принял имя дон Карлос.

Восстановив мир, Кортес занялся консолидацией своих сил. Если он хотел добиться своего утверждения на посту генерал-губернатора Мехико, было совершенно необходимо, чтобы индейцы стали вассалами императора Карла и платили дань. По его настоянию Моктесума созвал совет своих индейских вождей. Несчастный король оказался уже настолько глубоко вовлечен в дела испанцев, что, очевидно, готов был покупать мир любой ценой.

В своей речи, обращенной к собравшимся на совет представителям знати, он напомнил историю Кецалькоатля и заявил, что император Карл и есть тот король, которого они ожидали. «Я отношусь к этому как к установленному факту, и вы должны относиться к этому так же». И он продолжал: «Поскольку предшественники наши поступили нечестно по отношению к своему господину и суверену, давайте же мы поступим честно, и давайте вознесем благодарность нашим богам, ибо событие, которого мы ожидали, происходит при нашей жизни. Я сердечно умоляю вас с этого момента считать сувереном этого великого короля и повиноваться ему, потому что он ваш суверен по праву, а как его представителя вы должны принять этого человека; также все дани и службы, которыми вы до сих пор были обязаны мне, отнесите к нему, ибо я тоже буду платить дань и служить во всем, что он мне прикажет. Поступая так, вы выполните свой долг, как вы и обязаны делать, и более того, поступая так, вы доставите мне великую радость».

Несмотря на плен, несмотря на сожжение Куальпопоки и заключение в темницу Какамы и троих других королей, включая его собственного брата, слово Моктесумы по-прежнему было законом. Кортес так описывает эту сцену: «Все это он сказал им, проливая обильные слезы и испуская сильнейшие вздохи, какие только может испустить человек; и все эти вожди, которые его слышали, также рыдали вместе с ним так сильно, что в течение значительного времени были не в состоянии отвечать. И я заверяю Ваше Священное Величество, что среди испанцев не было ни одного, кто слышал бы все это и не испытывал сильного сочувствия».

Таким образом, Моктесума публично, в присутствии королевского нотариуса и свидетелей, стал вассалом императора Карла, и все его приближенные, и все люди Мехико последовали его примеру. Настало время решить вопрос о дани. Во все золотодобывающие провинции были направлены экспедиции, а к привезенным золотому песку и самородкам, ко всей собранной дани Моктесума добавил содержимое сокровищницы своего отца, сказав: «Когда вы отправите это к нему [к императору], скажите ему в вашем письме, что послано это его верным вассалом Моктесумой». И он добавил, что пошлет еще несколько очень ценных камней: «Это чальчиуите, их нельзя отдавать никому, кроме вашего великого правителя, ибо каждый из них стоит две ноши золота». Он также дал Кортесу двенадцать духовых трубок, «украшенных чрезвычайно прекрасными рисунками совершенных тонов, на которых были фигурки множества разных птиц, животных, цветов и различных предметов, а оба конца окантованы золотом в пядь глубиной, а также и середина, и все очень красиво сработано». К духовым трубкам прилагался кошелек из золотой сетки для шариков, и Моктесума пообещал, что сами шарики, которые он пришлет позже, будут из чистого золота. Он добавил, и звучало это довольно жалко, что он бы хотел отдать императору еще больше, все, чем он владеет, но это будет очень немного, «ибо все золото и драгоценности, что у меня были, я уже отдал вам в то или иное время».

В это же время были вновь вскрыты сокровищницы во дворце Ашайакатля, и началась дележка добычи. Это заняло три дня, и как при всякой дележке, кое-кто остался неудовлетворенным. Берналь Диас утверждает, что Кортес присвоил треть огромной груды сокровищ еще до того, как была выделена королевская пятая часть. Кроме того, он пишет, что некоторые из капитанов Кортеса, в частности Хуан Веласкес де Леон, заказали себе золотые цепи и золотые столовые приборы, значительно превышающие по весу их долю. Специально для этой цели из соседнего города Аскапоцалько привезли ювелиров, им сам Кортес заказал драгоценности и огромный обеденный сервиз. Солдатам тоже кое-что перепало, и в это время особенно процветала игра на деньги в самодельные карты.

Шум, вызванный недовольством от дележа добычи, был настолько велик, что Кортес счел необходимым произнести одну из своих ярких дипломатических речей, предложив даже поделить на всех ту пятую часть, которую его люди согласились выделить ему, избирая капитан-генералом. В конце концов сказочно прекрасные серебряные и золотые изделия из сокровищницы были переплавлены в слитки. Были изготовлены гири, выделена королевская пятая часть и относящиеся к ней золотые стержни помечены самодельным клеймом. Кортес получил обещанную ему пятую часть; ему вернули также затраты на снаряжение экспедиции, стоимость уничтоженных кораблей, даже стоимость отправки посольства в Испанию. Брат Бартоломе де Ольмедо и священник получили двойные доли, такие же, как капитаны, аркебузиры и мушкетеры, арбалетчики и те, кто привел с собой лошадей. Не были забыты и оставшиеся в Вера-Крусе семьдесят человек, за погибших лошадей также было заплачено. В конце, пишет Берналь Диас, мало что осталось, «так мало, в самом деле, что многие из нас, солдат, не хотели даже притрагиваться к этому». Он утверждает, что Кортес сделал некоторым из них подарки, как бы в виде поощрения, а потом щедрыми обещаниями и гладкими словами заставил примириться со своей долей.

Эти огромные сокровища были видимым, материальным свидетельством успеха экспедиции. Как бы то ни было, дележ добычи необычайно повысил боевой дух армии. В отношении самого себя Кортес знал, что эти сокровища купят ему признание на родине ~и, вне всякого сомнения, укрепят его положение. Однако он обладал слишком государственным умом, чтобы рассматривать золото как единственную цель завоеваний. В письмах к императору он подчеркивает, что все шесть месяцев с момента прибытия в город 8 ноября 1519 года его войско было активно занято «умиротворением и завоеванием многих провинций, густонаселенных стран, огромных городов, городков и фортов; а также обнаружением шахт и раскрытием многих секретов владений Моктесумы... столь многих и чудесных, что они почти невероятны». И все это, указывает он, с добровольной помощью самого Моктесумы и индейцев. Испанцы даже вспахали девяносто акров земли и устроили там своего рода опытную сельскохозяйственную ферму, пробуя выращивать маис, бобы и какао, разводить кур, а также уток на перо. В поисках новой и лучшей якорной стоянки Кортес договорился с Моктесумой об изготовлении пиктографических карт побережья Мексиканского залива и направил Ордаса с десятком людей для исследования реки Коацакоалько. Все эти занятия вкупе с обязанностями охранников и необходимостью постоянно быть настороже на случай мятежа не давали скучать его людям. Нигде не описано, в какой степени свободные часы испанцев скрашивались «братанием» и общением с местным населением, об этом умалчивает даже Берналь Диас. У Кортеса и его капитанов, как нам известно, были индейские «жены», однако мы не знаем, каким образом он заботился об удовлетворении сексуальных аппетитов своих солдат. Дисциплина в войске поддерживалась очень строгая, и нет сомнения, что Кортес жестко придерживался собственных инструкций, запрещавших сожительство с женщинами-нехристианками. Существует вероятность, что реально было «обращено в христианство» гораздо больше женщин, чем свидетельствуют официальные записи.

Помня о могуществе церкви дома, в Испании, Кортес, должно быть, всегда в первую очередь заботился об обращении мешиков в христианство, низвержении их идолов и предотвращении человеческих жертвоприношений. Это было не только вопросом целесообразности. Кортес и его "капитаны — да и многие из его солдат — искренне верили, что участвуют в крестовом походе. Гомара утверждает, что вскоре после ареста Моктесумы Кортес почувствовал себя достаточно сильным, чтобы приступить к низвержению идолов. Моктесума убедил его воздержаться, поскольку мешики, без сомнения, отчаянно сопротивлялись бы подобному святотатству. Гомара цитирует длинную речь, в которой Кортес изложил все, что должен был сказать с точки зрения Святой палаты, и добавил, что уже велел воздвигнуть кресты и образа Девы Марии и других святых среди идолов в алтарной комнате большого теокали. «Это христианское деяние завоевало Кортесу больше чести и славы, чем если бы он победил их в сражении». Это конечно же политическая запись, предназначенная для официального потребления. Кортес никоим образом не мог позволить себе подобной атаки на ацтекский истеблишмент и жреческое сословие, пока не подавил мятеж Какамы и пока мешики не поклялись в верности императору.

Фактически именно теперь, впервые ощутив себя хозяином положения, он наконец мог позволить излиться своему гневу в отношении дьявольской деятельности жрецов. Был ли тот отчаянный акт осквернения святынь преднамеренной акцией, или это было непроизвольной реакцией отвращения, историкам неизвестно. Однако поскольку этим были сведены на нет результаты нескольких месяцев сражений и его дипломатической деятельности, естественно предположить второе.

Берналь Диас пишет, что Кортес предъявил Моктесуме ультиматум: он должен приказать своим жрецам прекратить принесение в жертву человеческих существ, убрать идолов и заменить их крестом истинной веры и статуей Девы. Если они этого не сделают, люди Кортеса сделают это сами. «После длительного обсуждения наш алтарь был установлен на некотором расстоянии от их проклятых идолов, с великим почтением и благодарностями Богу от нас всех». Это кажется недостаточным основанием для последовавшего внезапного взрыва негодования и протеста мешиков. Сам Кортес пишет: «Главных идолов... я перевернул и скатил вниз по ступеням, а те часовни, где их держали, приказал очистить, ибо они полны были крови от жертвоприношений; и я установил в них образа Пресвятой Девы и других святых, что немало огорчило Моктесуму и местных жителей».

Во время последовавшей дискуссии Моктесума, как описывается, согласился с тем, что мешики, вероятно, ошибаются в своих религиозных верованиях, поскольку с момента ухода их с родины прошло очень много времени, тогда как Кортес только что прибыл из этой страны. Подобное, хотя и неохотное, согласие — а Кортес пишет, что Моктесума и его касики присутствовали на церемонии разрушения идолов от начала до конца — не предвещало того, что эти действия должны непременно привести к изгнанию испанцев. Однако существует одно описание, полностью согласующееся с ходом дальнейших событий. Андрее де Тапиа утверждает, что присутствовал вместе с Кортесом в большом теокали, когда тот сбрасывал идолов, и дает понять, что произошло это внезапно. Он пишет, что силы испанцев в городе в тот момент были невелики, поскольку большинство солдат собирали в провинциях дань для императора. Кортес и Тапиа поднялись на большой теокали менее чем с дюжиной солдат, мечами отодвинули пеньковую занавесь, увешанную колокольчиками, и вошли в очень темное помещение. В каменных стенах были вырезаны изображения, «и в их ртах и на других частях идолов был слой крови толщиной в два или три пальца». Тапиа рассказывает в деталях:

«Когда маркиз [Кортес] увидел вырезанные в камне изображения и оглядел все, что там можно было увидеть, он был огорчен. Он вздохнул и сказал так, что все мы слышали: «О Боже! Почему Ты позволяешь оказывать такой почет дьяволу в этой земле? О Господи, хорошо, что мы здесь и можем послужить Тебе».

Он позвал переводчиков, потому что на звук колокольчиков вышли некоторые жрецы этих идолов, и сказал: «Бог, который сотворил небо и землю, сотворил вас и нас и всех людей. Он выращивает то, что питает нас. И если мы были праведными, Он возьмет нас на небо, но если нет, мы попадем в ад, о чем я расскажу вам подробнее, когда мы будем лучше понимать друг друга. Здесь, где вы держите этих идолов, я хочу иметь образы Господа и его Пресвятой Матери. Принесите также воды, чтобы вымыть эти стены, и мы все это уберем».

Они рассмеялись, как будто невозможно было сделать подобную вещь, и сказали: «Не только этот город, но вся земля считает их богами. Это дом Уицилопочтли, которому мы служим, и ради почитания его люди пожертвуют своими отцами, матерями и детьми, и сами предпочтут умереть. Так что берегитесь, ибо, увидев ваш приход сюда, они все поднялись с оружием и готовы умереть за своих богов».

Маркиз велел одному из испанцев присмотреть, чтобы Моктесуму хорошо охраняли, и послать тридцать или сорок человек в башню. Затем он сказал жрецам: «Мне доставит великое удовольствие сражаться за своего Бога против ваших богов, которые просто ничто». И еще до того, как прибыли вызванные им люди, разгневанный неповиновением жрецов, он взял железный стержень, подвернувшийся под руку, и начал разбивать каменных идолов. Богом клянусь, как я сейчас вспоминаю, маркиз как будто вдруг стал выше ростом и бросился в атаку; схватив стержень за середину, он наносил удары очень высоко, по самым глазам идолов, таким образом срывая с них золотые маски, и говорил: «Что-то должны мы совершить для Господа нашего».

Кортес всегда обладал великолепным драматургическим чутьем. Ясно, что, давая волю чувствам в подобном акте святотатства, в присутствии жрецов-свидетелей, он действовал в соответствии с хладнокровно принятым заранее решением, хотя время действия, возможно, выбрал произвольно. Он достиг полной власти над индейцами через повиновение их короля, однако для окончательного подчинения их своей воле ему необходимо было разрушить их религию и обратить их в свою. Поэтому произошедшее осквернение святынь следует рассматривать как политический акт. Тем не менее путь, избранный Кортесом для воплощения в жизнь своей политики, оказался ошибочным. Без сомнения, его донимало постоянное сопротивление жрецов. Нет сомнения и в том, что из-за отсутствия сопротивления самого Моктесумы Кортес стал слишком самоуверенным. Тот факт, что он перешел границы своих возможностей, косвенно просматривается в том, как его действия описываются и в его собственных депешах, и в описаниях Гомары. Очевидно также, что он скрывал это от своих солдат, поскольку Берналь Диас так мало об этом пишет.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Для уха кортеса все это звучало сладкой музыкой
Писарро выгодно было изображать из себя делателя инков
Испанцы снова понесли серьезные потери семеро убитых
Хэммонд И. Конкистадоры История испанских завоеваний XVXVI веков истории 11 кортеса
При первом же нападении ордас потерял восемь человек убитыми