<<<     ΛΛΛ     >>>   

* * *

Но не стоит считать, что Людовик позабыл о своих обязанностях короля. Долгий период в шестнадцать лет, который мы рассматриваем, напротив, представлял собой время расцвета королевской власти, самую блестящую эпоху государственных институтов XIII в. Несомненно, Людовик Святой на Востоке много размышлял о том, как сделать из Франции процветающую страну. Со времени своего возвращения он с необычайным рвением трудился, чтобы достичь этой цели. Он объехал все свое королевство. Список мест, где он побывал, установлен историками, а король переезжал с места на место более сорока раз в год. В Париже он находился в парламенте на Сретение, на Троицу и день всех Святых. Он правил столь умело, что не было года, чтобы доходы королевского домена не росли. Он творил суровый и справедливый суд, покровительствуя беднякам и воцаряя повсюду мир. Со всех концов Европы купцы, ремесленники, крестьяне приходили на его земли, где могли мирно трудиться.

«Король, — пишет Жуанвиль, — управлял своей землей хорошо и законно, как вы уже слышали. Он занимался своим делом таким образом, что мессир де Нель, и добрый граф Суассонский, и мы, прочие из его окружения, послушав мессу, шли слушать "жалобы у ворот", которые теперь называют прошениями. И когда он возвращался из церкви, то посылал за нами и усаживался у подножья своей постели, и мы рассаживались вокруг него, и он спрашивал нас, не надо ли кого-нибудь рассудить из тех, кого нельзя рассудить без него; и мы ему называли, и он посылал за ними и спрашивал: "Почему вы не соглашаетесь с тем, что предлагают вам наши люди?" И они отвечали: "Сир, они нам предлагают мало". И он им говорил: "Вы должны принять то, что для вас желают сделать". Вот так и трудился святой человек, наставляя их своей властью на праведный и разумный путь.

Много раз летом он усаживался в Венсенском лесу после мессы и, опершись о дуб, повелевал садиться вкруг него всем, кто являлся поговорить с ним напрямую, а не через привратника или кого-то другого. И тогда он их спрашивал сам: "Есть ли здесь кто-нибудь с тяжбой?" И те, у кого был спор, вставали. И тогда он призывал монсеньора Пьера де Фонтена и монсеньора Жоффруа де Вилетта и говорил одному из них: "Изложите мне это дело".

И когда он видел, что можно что-то исправить в словах говоривших пред ним или в словах тех, кто говорил за другого, то сам поправлял их. Я видел однажды летом, как он сам отправился в парижский сад, одетый в рубаху из камлота, камзол без рукавов, шарф из черной тафты вокруг шеи, очень красиво причесанный, в шапочке с белым пером павлина на голове, для того чтобы вершить суд. И он велел расстелить ковер, чтобы нас усадить вокруг себя; и все люди, имеющие к нему дело, стояли перед ним».

Королевский суд был суров и ни для кого не делал исключений. Гийом де Сен-Патю приводит несколько случаев. Владелец одного домена, захваченного Карлом Анжуйским, пришел жаловаться королю, и хотя принц уже вступил во владение, Людовик заставил его возвратить землю. Когда еще один рыцарь поспорил с Карлом Анжуйским, тот велел бросить его в темницу. Но король вызвал к себе брата, сильно порицал его за подобные действия и заявил ему, что во Франции есть только один король и Карл, хотя и является его братом, не должен пренебрегать правосудием. Рыцаря освободили из графской темницы и вызвали к королю. Карл привел с собой много советчиков и адвокатов, и с ними многих из своего совета, лучших в Париже; рыцарь же, увидав это собрание, сказал благословенному королю, что ни один человек его положения не усомнился бы в исходе тяжбы, имея столько великих и мудрых противников. И попросил он благословенного короля, чтобы ему тоже предоставили совет и адвокатов, ибо своих он не мог привести, поскольку они либо боялись графа, либо пользовались его милостью. Поэтому благословенный король дал мудрых советников рыцарю и приказал им «судить законно на стороне названного рыцаря», который в конечном счете выиграл дело. Людовик Святой поступил по справедливости с многочисленными горожанами и парижскими купцами, которым Карл Анжуйский отказывался платить долги. Он велел задержать и заключить в тюрьму графа де Жуани, притеснявшего королевского горожанина.

Одна женщина из Понтуаза, из рода Пьерлей, была схвачена королевскими сержантами, поскольку она велела убить своего мужа человеку, к которому питала порочную страсть. Она созналась в этом и была осуждена по законам того времени к сожжению. Королева, графиня де Пуатье и другие дамы, доминиканцы и францисканцы умоляли, чтобы ее пощадили, ибо она выказывала великое раскаяние. И кроме того, друзья и кузины названной дамы просили, если ей суждено умереть, то, по крайней мере, привести приговор в исполнение не в Понтуазе, «И тогда благословенный король спросил знатного и мудрого человека, монсеньора Симона де Неля, каково его мнение; и монсеньор ответил, что правосудие, которое вершат публично, является благим делом. И после этого благословенный король приказал, чтобы названную женщину сожгли в замке Понтуаза...» Симон де Нель имел право сам судить в своем домене. Сеньоры из его владения попросили у него разрешения вершить правосудие тайно, чтобы избежать скандала. Симон не захотел сам дать ответ; он поговорил об этом с королем. «И благословенный король ответил ему, что он никоим образом не дозволяет подобные вещи, ибо ему угодно, чтобы всякое правосудие над злоумышленниками вершилось во всем королевстве открыто и перед народом, и никакой суд не должен проходить в тайне».

Порой жалобщики оставались недовольны. Такой была старая женщина по имени Саретта, о которой говорит Гийом де Сен-Патю. Когда король спускался по дворцовой лестнице, она резко сказала ему: «Тебе ли быть королем Франции! Уж лучше было бы иметь другого короля, нежели ты; ведь ты король лишь доминиканцев и францисканцев, священников и клириков. Какая жалость, что ты король Франции, и чудо, что тебя до сих пор не вышвырнули из королевства». И поскольку сержанты благословенного короля хотели побить ее и вытолкать вон, король приказал, чтобы они ее не трогали. И когда он ее внимательно выслушал, то ответил, улыбаясь: «Конечно, вы говорите правду; я недостоин быть королем. И если бы было угодно Господу нашему, было бы лучше, чтобы другой человек был королем, а не я, и он сумел бы лучше управлять королевством». И затем благословенный король приказал одному из своих камергеров дать старухе денег».

* * *

Из всех священников король и в самом деле предпочитал доминиканцев и францисканцев. С детства он получал от них советы и привык видеть их при своем дворе. В каждом городе, куда он приезжал, он первым делом посещал их обитель, приветствовал их и просил помолиться за его душу. Он поручал им благотворительные, дипломатические или административные миссии, приглашал за свой стол и любил проявлять по отношению к ним щедрость.

Он был знаком со святым Фомой Аквинским, о чем свидетельствует биограф Фомы. Их встреча на обеде у короля, ставшая знаменитой, имела место, несомненно, между 1255 и 1260 г., когда святой Фома преподавал в Париже. О ней нам поведал Гийом Токко, и нет оснований считать его рассказ выдумкой: «Однажды Людовик Святой, король Франции, пригласил святого доктора к своему столу. Последний отговорился скромными извинениями, ибо в тот момент был слишком занят работой над "Summa theologica". Но уступив королю и просьбам парижских братьев, он оставил свою работу и отправился во дворец, всецело поглощенный, однако, сюжетом, занимавшим его в келье. Вдруг во время обеда его внезапно озарило вдохновение, и он, ударив по столу, воскликнул: "Вот тезис против манихейской ереси!" Приор коснулся его и сказал: "Поодумайтесь, мэтр, вы за столом короля Франции" и потянул его сильно за плащ, дабы вывести из задумчивости. Святой доктор, придя в себя, склонился перед королем и попросил его простить за подобную рассеянность за королевским столом. Но святой король, напротив, оказался переполнен восхищения. Он даже изволил позаботиться, чтобы мысль, посетившая в сей момент доктора, не была забыта. Он велел позвать одного из своих секретарей с тем, чтобы немедленно ее записать». Святой Бонавентура, магистр в Париже с 1253 г. и генеральный магистр францисканцев с 1257 г., часто проповедовал перед королем и королевой. Возможно, что именно он утешал королевскую чету, когда в 1260 г. скончался их старший сын.

Людовик никогда не обделял своими щедротами монашеские ордены. «Обычно, — пишет Гийом де Сен-Патю, — святой король, появляясь в каком-либо городе или месте, где пребывали братья францисканцы либо доминиканцы, велел давать им в этот день и в следующий хлеб, вино, пару блюд и выдавать все, что им положено. И потом, поскольку более всего братья нуждались в деньгах, чтобы покупать еду, святой король приказывал выдавать им деньги из казны. Впрочем, всякий раз, когда он прибывал в Париж, он повелевал выплачивать крупные суммы францисканцам и доминиканцам и всем прочим монахам Парижа, не имевшим владений, так, чтобы каждый получал по 18 денье. И он повелевал им выплачивать эту сумму, даже когда уезжал на день в Венсенский лес или Сен-Дени». Кроме того, король приказал, чтобы во всех местах, где он останавливался, держали накрытыми столы для бедных монахов или монахинь, находившихся поблизости. Он увеличивал размер даров с наступлением поста, приказывая покупать каждый год шестьдесят тысяч селедок, чтобы распределять их по различным монастырским обителям; с наступлением зимы он приказывал раздавать таким же образом шубы, шапки, одежду из плотной шерсти.

Людовик Святой велел выдать францисканцам строевой лес, чтобы они могли построить церковь и клуатр в своем монастыре в Париже, а доминиканцам — лес на строительство дортуара и трапезной монастыря святого Иакова. Он доверил монахам из этих обителей воспитание своих сыновей, родившихся на Святой земле: Жана Тристана — доминиканцам, Пьера — францисканцам, в надежде, что они примут постриг (чего, впрочем, не случилось). В 1257 г. король основал монастырь доминиканцев в Компьене, на который потратил значительные суммы, и любил посещать его частным образом; в 1234 г. вместе с архиепископом Эдом Риго он основал в 1263 г. обитель в Канне.

В Париже Людовик распорядился построить на свои средства большую часть монастыря, где поселил кармелитов, привезенных из-за моря; в 1254 г. он основал обитель Вовер; в 1264 г. — монастырь бегинок в порте Барбе. В Санлисе он построил рядом со своим дворцом церковь для монахов из Агона, посвященную святому Маврикию. В Фонтенбло в 1259 г. он построил церковь и дом тринитариев, которые с этого времени должны были служить в дворцовой часовне. Кроме того, он участвовал в постройке или одарил большое число других монастырей и церквей.

Но больше всего Людовик Святой любил аббатство Руаймон. Он велел возвести лоджии в большом дворе (они еще существовали в XVII веке), куда он приходил провести время. Многие его королевские акты составлены именно в этом аббатстве. Кроме того, в дортуаре была комната, со специальной лестницей, по которой он поднимался, чтобы присутствовать на ночной службе. Он всегда посещал больных в монастырской больнице, призывая их к терпению, и повелел выстроить зал, чтобы принимать иноземных больных. По монастырской традиции он обычно молился в церкви, подле алтаря святой Агнессы, который позднее получил его имя. Число монахов в Руаймоне колебалось между двадцатью и ста четырнадцатью, послушников же было около сорока; в 1258 г. Людовик Святой увеличил доходы монастыря. Он был так щедр, что Генеральный капитул в 1263 г. нашел церковь слишком перегруженной живописью, скульптурами, драпировкой, колоннами вокруг центрального алтаря и приказал убрать эти украшения, не касаясь, тем не менее, надгробий на могилах принцев, сыновей Людовика Святого, которых он приказал там похоронить.

24 декабря 1254 г. в первый канун Рождества после возвращения из-за моря Людовик Святой гостил в своем любимом Руаймоне. «И порядок в аббатстве таков, — пишет Гийом де Сен-Патю, — что в сей час аббат и монахи, которые могут туда прийти, собираются капитулом, и один монах, став посреди собрания, произносит среди прочих следующие слова: "Иисус Христос, Сын Божий, родился в Вифлееме в Иудее". И когда он произносит это, аббат и монахи падают ниц на землю и лежат молясь, покуда аббат не встанет. И благословенный Людовик Святой приходил в этот час в капитул и садился подле аббата до произнесения названных слов, и когда они произносились, он кидался на землю, распростершись так же набожно и смиренно, как аббат и другие монахи, и молясь, он оставался недвижим, покуда аббат не давал знак подняться, и лишь тогда он вставал".

Однажды он приехал в Руаймон в канун праздника святого Михаила и провел там ночь. Когда монахи встали, чтобы творить утреннюю молитву, капелланы короля уже почти закончили свою. «И, — продолжает Сен-Патю, — когда зазвонили к заутрене в церкви и произнесли "Venite exultemus", благословенный король вступил в ярко освещенную церковь и прошел на хоры, на скамью аббата, возле которого и уселся, и оставался там всю заутреню монахов, в которой, говорят, было 18 псалмов, 12 уроков и 12 ответов, и "Те Deum landamus", и Евангелие. И когда пели ответы, благословенный король встал со скамьи, взял свечу, пошел к книге и принялся ее читать. И после того, как заутреня закончилась, поскольку начинались часы отправления перед обедней, благословенный король сказал аббату, что хотел бы немного отдохнуть, ибо ему нужно было ехать этим утром в Париж, и удалился в свою комнату. Но после того, как часы перед обедней были отслужены, он вернулся в церковь и прослушал мессу, потом поскакал в Париж, ибо на следующий день, в праздник святого Михаила, он привык проводить богослужение и праздник Святых Реликвий в Париже».

Когда Людовик посещал больных в Руаймоне, то приказывал ухаживать за ними своим собственным лекарям и доставал им лекарства. Там был один монах по имени брат Лежер, пораженный проказой и поэтому живший отдельно от всех; он ослеп, болезнь разъела ему нос и губы, и вид его вызывал отвращение. Однажды в воскресенье, в праздник святого Ремигия, король прибыл в Руаймон в сопровождении графа Фландрского и многих других дворян и, когда месса была отслужена, отправился посетить прокаженного в его домишке. Аббату пришлось пойти вместе с ним. Они нашли больного, который ел кусок свинины. Король поприветствовал его и стал перед ним на колени, а затем начал, стоя на коленях, резать перед ним мясо ножом, который он нашел на столе больного. И нарезав мясо на куски, он клал их в рот больного, который принимал их из рук благословенного короля и ел. И под конец, когда святой король стоял так на коленях перед прокаженным, а названный аббат также стоял на коленях из уважения к святому королю, хоть и был сильно напуган, благословенный король спросил прокаженного, хотел бы он поесть курицу или куропатку, и тот ответил согласием. Тогда святой король приказал позвать одного из монахов, надзиравшего за больным, и приказал ему привезти кур и куропаток со своей кухни, довольно далеко находившейся от этого места. И покуда монах ездил на указанную кухню за двумя курами и тремя куропатками, король все так и стоял на коленях перед больным, равно как и аббат. Когда монах привез еду, святой король спросил прокаженного, что он желает есть — кур или куропаток, и тот ответил, что куропаток. И благословенный король спросил его, посолить ли еду. Затем он оторвал крылья куропатки и посолил их и положил в рот больного. Но губы больного растрескались, как мы упоминали, и стали кровоточить из-за соли, проникавшей в раны, и кровь потекла по его подбородку. Поэтому больной сказал, что соль причиняет ему боль. Благочестивый король взял тогда и убрал кусочки соли, чтобы они не забивались в раны больного. И потом благочестивый король приободрил больного и сказал ему, чтобы он переносил с великим терпением эту болезнь, ибо для него она является чистилищем в этом мире. Король часто приезжал навещать прокаженного, предлагая при случае ему пищу и извиняясь за свою неловкость, когда слишком пересаливал блюда. Проказа тогда была, пожалуй, самой страшной болезнью; так что эти акты милосердия поражали воображение современников; впоследствии эту сцену изобразили на стенах Сен-Ша-пели и в монастыре францисканцев в Лурсине, равно как и на одном из витражей в Сен-Дени.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В добром ли здравии королева
Бы существовала хоть какая нибудь надежда обратить в христианство египет
Один французский рыцарь
Ответил магистр
Наставления более детальные для дочери изабеллы