ΛΛΛ     >>>   

Фоккеродт И. Россия при Петре Великом

Действительно ли прежние русские были так дики и скотоваты, как расславляют о них?

Какие полезные главные перемены предпринимал Петр I относительно вероисповедания?

Какую перемену сделал Петр I в образе правления Русского царства?

Какие полезные перемены предпринял Петр I в своих военных силах?

Какие новые и полезные учреждения заведены Петром I для торговли в России?

Какие Петр I начал, привел в исполнение или только предначертал общественные работы, сообщения морей, каналы, пристани, новые города, крепости, здания и проч.?

Какие поселения вышли в Петрово время из России и с каким успехом?

Насколько русские подвинулись к наукам в правление Петра I, какие меры принимал он для их образования в этом и какую замечал от того пользу?

Насколько изменились у русских одежда, нравы, обычаи и склонности?

Населеннее ли прежней нынешняя Россия?

Сколько приблизительно жителей в России и сколько там священников?

Много ли денег приносит Россия?

Фоккеродт И.-Г. Россия при Петре Великом

// Неистовый реформатор. – М.: Фонд Сергея Дубова, 2000. – С. 9-104.

Пер. А.Н. Шемякина

13
ему случаем и что большинство между ними одарено достаточным природным красноречием, умением хорошо обделывать свои дела и рассудительно выбирать, что полезно для них, что вредно, да еще все это в гораздо большей степени, чем обыкновенно встречается в таких же простолюдинах Германии или в другой какой стране. Но кто пожелает взяться за такое исследование и из того составить для себя понятие о даровитости русского человека, тому надобно наперед отбросить совсем все свои предубеждения и смотреть на вещи, как они есть в природе, а не брать мерилом своих суждений нравы и обычаи, установившиеся в его отечестве. Потом ему надобно знать и язык русский и иметь дело, по крайней мере обращение, с ними. Потому что можно положить наверное, что русский простого звания во всех своих делах с иноземцами имеет в виду одну только цель — свою выгоду и не дает заходить в свою голову никакой другой мысли, кроме той, как бы дать им выгодное понятие о самом себе. Оттого-то он и является на глаза к ним с большой осмотрительностью, с совершенно простоватым, даже глупым, видом, но под этим притворным простодушием старается залезть к ним в самую душу и мастерски умеет пользоваться самой малейшей слабой стороной, какую выставят ему. А так как вообще не слишком бывают осторожны с таким человеком, у которого предполагают не много ума, то обыкновенно выходит в подобных случаях, что иностранец остается внакладе.
Это с большим вредом чувствовали многие из иноземцев, особливо нанимавшиеся в русскую службу: сверх всяких своих ожиданий, они видели, что их подчиненные, смотревшие простячками, так провели их, что сами они не в силах себя выручить, а должны обращаться к ним же с просьбами и позволить им руководить собою. По той же причине случалось, что многие иноземцы, ездившие в Россию и судившие о русских поверхностно, в таких дурных чертах изображали их рассудок; зато другие, никогда не видавшие России и изучавшие русских только по их поступкам и переговорам, как, например, Пуффендорф в «Жизни Карла-Густава» и другие, сколько они ни жалуются на их ложь и плутовство, однако ж не отказывают в похвале, следующей их рассудку и остроумию.

Какие полезные главные перемены предпринимал Петр I относительно вероисповедания?

В основе вероисповедания, а именно в церковных догматах, Петр I не сделал ни малейшего изменения во все свое царствование, напротив еще всегда заявлял особенное усердие к сохранению чистоты вероисповедного учения и старался так называемых рас-

14
кольников или еретиков (schismaticos), отлученных от Церкви в правление его отца, возвратить в ее недра обложением чрезвычайной податью, необыкновенной барщинной работой, позорным отличием в одежде и другими подобными кроткими понудительными мерами, даже велел сожечь живыми некоторых их учителей.
2.  Правда, что в его время в России стали употреблять в учении о причастии слово «пресуществление» (Transubstantion) вместо слова «претворение» (Transmutation), которым прежде пользовалась в этом случае Русская Церковь. В   напечатанном по его приказанию Катехизисе тоже несколько смягчено учение о почитании икон, получившем вид простого, холодного приветствия им. Но первое, незаметно для самих себя, ввели русские попы, которые если и знают что-нибудь, то научились в папистских училищах в Польше, а потому и много усвоили католических понятий; им и спустили это, так как греческая Церковь в основании совершенно согласна с римскою насчет этой статьи. Смягчение учения об иконах просто одна затея Новгородского архиепископа, посредством которой он охотно устранил бы совсем эту соблазнительную статью, не оскорбляя, впрочем, значения Второго Никейского Собора, который постановил ее. Но прочее духовенство никогда не хотело одобрить того и по кончине Петра I безбоязненно отвергнуло и признало незаконным.
3.  Таким образом, ныне учение Русской Церкви вполне согласно во всех членах веры с тем, которое было в общем ходу в России до Петра I, так же и с догматами греческой Церкви еще до сей минуты вся Русская Церковь признает книгою Символа веры Исповедание веры Восточной Церкви, сочиненное в прошлом столетии некоторыми греческими духовными в Могилеве по согласию с несколькими русскими духовными и потом напечатанное на греческом и латинском языках*.
4.  Но зато в иерархии и благочинии Русской Церкви Петр I задумал разные существенные перемены и большею частью привел их к счастливому концу. Самою важною исходною точкою всех других было уничтожение патриаршества в Москве и объявление Петром I себя верховным епископом или главою своей Церкви.
* Все перепутано. Сочинитель хотел сказать об известном творении Киевского митрополита Петра Могилы «Православное Исповедание», рассмотренном предварительно на Соборе в молдавском городе Яссах, 1643 года, а в 1645-м вновь рассмотренном и одобренном уже всеми четырьмя восточными патриархами и другими иерархами как истинное и правое учение Вселенской Церкви. Подробнее о сем см. в жизни Петра Могилы в «Словаре историческом о писателях духовного чина Греко-Российской Церкви, соч. митрополита Евгения». СПб, 1827, том 2, стр. 156—164. — Здесь и далее примеч. О.М. Бодянского, кроме специально оговоренных случаев.

15
5.  А так как константинопольские проповедники христианской веры ввели эту веру в Россию, эта страна и подчинена была тамошнему патриаршеству в духовных делах до исхода XVI столетия. Митрополит всей России, который сначала имел свое местопребывание в Киеве, а потом в Москве и которому подчинены были все »русские епископы, иногда избирался этими последними, а иногда назначался великими князьями и царями, но всегда должен был получать утверждение от Константинопольского патриарха. К этому же духовному лицу поступали все обжалования (appellationes) во всех духовных спорах; к нему же относились и цари не только в делах совести, но и когда какой-нибудь пронырливый и кичливый епископ начинал поднимать голову перед ними или когда чего-нибудь требовали у духовенства, а оно не имело охоты на то. А как цари умели подкреплять свою просьбу значительными подарками, то редко и получали отказ у жадных, терпевших нужду патриархов, особливо после того, как турки овладели Константинополем и отняли у патриарха всякое значение, да еще ввели в обыкновение продавать этот сан тому, кто больше даст за него.
6.  Насколько русские государи находили свои расчеты при таком образе действий, настолько же невыгодно было для духовенства уважение к такому главе, который не имел ни воли, ни силы защищать их от государя, да еще при всяком случае и выдавал их ему. Это заставило духовных подумать о средствах, как бы избавиться от этого чужеземного бича и добыть себе верховного вождя в своем отечестве, имеющего общие с ними выгоды и по собственным делам принужденного действовать заодно с ними против государя. Они делали для того разные попытки еще во времена Ивана Васильевича II, которому историки дают имя Грозного, хоть и не так основательно, как обыкновенно думают. Но этот был слишком прозорлив, чтобы не распознать таившегося пронырства. От того и все их старания были напрасны при его жизни. Зато нашли они благоприятное время, когда взошел на русский престол сын его, Федор Иванович. Он не имел ни способности, ни охоты к правлению. Его лучшее удовольствие было лазить по колокольням да звонить в колокола, а правительственные работы возложил он на своего первого министра, Бориса Годунова. При таком слабом государе духовенству нетрудно было получить все, чего только оно хотело, да и первый министр с удовольствием взялся за случай привязать к себе это сильное сословие, которое могло когда-нибудь пособить ему, а также много и повредить в исполнении его властолюбивых замыслов, уже в то время бывших у него на уме. Так и выписали из Греции двоих отставных восточных патриархов, а таких не один почти во всякое время бродил по Турции и по своему неисправимому характеру оказывался до неприличия расположенным поддер-

16
живать всякие смуты; созвали собрание епископов, которому дали название Собора, поставили тут 5-м патриархом русского митрополита и объявили его независимым от Константинопольского, которого согласие наконец легко получили за деньги.
7.  Теперь Годунов сколько ни давал воли духовенству, но тем не менее употреблял всю осторожность, чтобы не нарушить прав царского венца, который он думал сам некогда надеть, и умел так уладить дело, что на Соборе постановили: при будущем упразднении патриаршего престола духовенству назначать в патриархи двух (трех) соискателей, но государь волен выбрать из них, кого ему угодно, даже и всех троих отвергнуть, и распорядиться новым избранием. Как только умер 1-й патриарх, Иов, Годунов так устроил, что этот сан получил   человек простоватый, по имени Гермоген, не имевший других заслуг, кроме решительной преданности Годунову. Духовенство, в радости, что дело пошло так далеко, не особенно противилось тому, надеясь со временем найти случай к дальнейшему расширению своих преимуществ и к совершенному устранению неосвященных мирских рук от выбора своего верховного первосвященника.
8.  Через несколько лет для духовенства, по-видимому, настала благоприятная минута, когда по утишении смут, поднятых в России Лжедимитриями и поляками, избран был сын епископа Ростовского, Михаил Федорович Романов, в цари, а епископ Филарет в патриархи. Эта духовная особа, при многих других великих качествах обладавшая в то же время неограниченным властолюбием, сумела так воспользоваться отеческою властью над сыном, что во всем царстве правила неограниченно всем и не оставляла ничего для управления молодому царю, кроме одного только имени. Так же, как и сын, Филарет носил титул «великого государя», с тою незначительной разницей, которую по-немецки совсем нельзя и выразить, а по-французски она по нужде может быть выражена словами «Grand Seigneur, великий государь» и «Grand Sieur, великий господин». У него были свои бояре или государственные министры и все другие придворные служители, какие обыкновенно бывают при царском дворе; он даже отправлял от своего имени посланников к Польской Республике и Константинопольскому патриарху.
У него был свой, особенный от царского церемониал, в котором до самой мелочи было условлено, как царю принимать патриарха при его посещениях. Судебную власть свою распространял он неограниченно и без обжалования на все, что когда бы то ни было признавало подсудным себе христианское духовенство. Даже в Государственном совете его голос был первый и самый важный и обыкновенно устранял все другие, так что при его жизни без его

17
согласия нельзя было решить безделицы ни о войне и мире, ни о других общественных делах. Вообще он присваивал себе всю власть и преимущества, на какие когда-либо заявлял требования самый честолюбивый папа в иноземной стране.
9.  Со всем тем он помнил, что царь — его сын; потому с него и довольно было обеспечить однажды приобретенную власть на время своей жизни; однако ж он тщательно остерегался расторгать ту связь, которою привязал Годунов патриарха к милости царя, или подавать своему преемнику случай к освобождению себя от подчиненности его потомкам. Но наконец царь Михаил от всего сердца наскучил тем игом, под которым находился, и не очень-то горевал, когда закрыл глаза старый патриарх, с досады и огорчения на плохой успех затеянного им предприятия на Смоленск. Как пишет русская летопись, царь выбрал ему в преемники тихого и простоватого игумена по имени Иоасаф, а по кончине его возложил этот сан на человека с такими же достоинствами, Иосифа: оба они соглашались на все, что считал за благо царь.
10.  Но когда последний умер, во время малолетства царя Алексея Михайловича, духовенство нашло хитрого и предприимчивого мужа с высоким и гордым духом для возведения на патриарший престол. Этот старался привести величие своего сана опять в то положение, как было во время патриарха Филарета, объявил притязания на все преимущества, какие имел тот, гнал и теснил иностранцев, которых начинал слушаться царь, присвоил себе неограниченную власть во всех духовных и многих гражданских делах и получил уже так много значения и доверия в народе, что царь не осмелился низложить его своею властью, а созвал для этой цели Coбор в Москве, и из боязни, чтобы его духовенство не стало пособлять скорее своему верховному пастырю, чем соблюдать выгоды своего государя, он должен был с большими расходами выписать в Москву каких-то низложенных восточных патриархов. Эти патриархи были совершенно такого же разбора, как и их предшественники, давшие согласие на патриаршество в России: они не хотели остаться непризнательными к тем огромным деньгам, какие царь издержал на них, и довели своею властью это дело до того, что патриарх по предъявлении Собору обвинительных статей против него был лишен сана и заключен в монастырь неподалеку от Москвы.
11.  Потом царь Алексей возвел на патриарший престол одного простоватого старичка, от которого не мог опасаться никакого беспокойства: он, как и все его преемники, держался этого правила постоянно, при всяком упразднении патриаршего престола. От того-то и вышло, что последующие Патриархи хотя и пользовались наружною почестью и уважением, также очень значительными

18
доходами, но в политических делах почти совсем не выдвигались вперед, оставались в страдательном положении и вполне подчинялись воле своих государей.
12.  Так, последний патриарх Адриан, умерший в 1702 году, смотрел совершенно спокойно, как Петр I сажал в монастырь сестру Софью, как приказывал казнить жестокими муками многих священников и монахов, сделавшихся участниками в ее происках или по крайней мере очень свободно рассуждавших об его поведении; как брал колокола с церквей для возобновления потерянной при Нарве артиллерии; удостаивал дружеского обхождения и доверия еретиков, по постам явно ел мясо, безбоязненно нарушал и другие церковные уставы; как стриг бороды русским, заставлял их носить французское платье и вводил бесчисленное множество других обычаев, которые были ужасом для русских, особливо для духовенства.
13.  Несмотря на то что русские цари благодаря долгому упражнению уже изучили искусство так сдерживать патриаршескую власть, что она не могла причинить никакого ущерба государевой, Петр I, во избежание разных случаев, считал гораздо вернее и выгоднее для своих намерений уничтожить совсем этот сан и так направить духовенство, чтобы оно никого не признавало своим верховным епископом, кроме своего государя. Выгоды, которые вышли бы тогда для него, были так явны, что ему нечего было колебаться долго. И так это решено скоро. Затруднение состояло лишь в том, как начать дело. Духовные приступали к нему всеми силами, все просили занять патриарший престол и делали ему страшное описание несчастия, могущего произойти в стране от мешкотности в этом деле. Петр, хоть и замечал, что опасность не так еще велика и что духовенство придает излишнюю важность этому делу, однако ж не знал, как отвязаться, и жадно искал человека, который вывел бы его из затруднения и принял на себя управление духовными делами.
14.  Незадолго перед тем один русский из простого звания, Талицкий, изучивший в Москве книгопечатание, тайно завел в деревне печатню и обнародовал книжечку, в которой доказывал, что Петр — Антихрист, потому что стрижением бород позорит образ Божий, приказывает резать и распластывать людей по их смерти, попирает церковные уставы и другие, какие только есть, вводит нелепости. Талицкого скоро открыли и, в награду за его труд, сжили с бела света. А творение его взялся опровергнуть один монах, львовский уроженец по имени Стефан Яворский, незадолго перед тем пришедший в Россию поискать себе счастья. Труд его, правда, вышел так плох, что он стал бы посмешищем для всей Европы. Одно из самых главных доказательств, почему Петр не Антихрист, выводилось

19
из того, что Антихристово число 666 никакой каббалой нельзя было составить из имени Петра.
Но в стране слепых и кривой — царь: это произведение так понравилось Петру I, что он велел распространить его посредством печати, а Яворского назначил Рязанским епископом. А так как Яворский сверх того имел свободный дар слова, в состоянии был написать проповедь на иезуитский лад, при том умел и подделываться, заявляя притворно слепое повиновение всем приказаниям Петра, то этот и подумал, что нашел в нем не только способного человека, но и такое орудие, которое без противоречия позволит себя употребить для исполнения его намерений, и в такой уверенности объявил его екзархом, или наместником патриаршества.
15.  Однако ж Петр скоро заметил, как обманулся он в этом человеке. Да и действительно ученость его простиралась не дальше того, как обыкновенно доходит она в папистских монастырях в Польше. Но зато в иезуитских училищах он так крепко вбил себе в голову папистские правила о преимуществах духовенства и его независимости, что всего меньше мог помочь Петру в исполнении его намерений, которые совершенно противоположны были вышесказанным правилам. На самом деле он не прямо, но сильно перечил его намерениям, особенно касательно намерения убавить лишнего богатства у церквей и возвратить духовных к умеренности, требуемой их званием, так что пока он был жив, это дело не состоялось; однако ж поступал при том так осторожно, что нельзя было сделать ему никакого упрека в этом случае. Несмотря что этот образ его действий для Петра I не остался тайной, царь все-таки давал ему это почувствовать тем только, что холоднее прежнего обходился с ним: эту необычайную мягкость нельзя приписать ничему другому, кроме нежелания Петра обнаруживать преждевременно свои намерения немилостью к Яворскому, в отраду и утешение старинным православным русским сердцам: он оставил его на месте до тех пор, пока не пришел в совершенную зрелость новый порядок церковного управления, над которым он между тем трудился с Прокоповичем.
16.  Этот человек, умерший в прошлом году в Петербурге архиепископом Новгородским, проживал в монашеском звании в Киевском Печерском монастыре, когда Петр посетил эту обитель после Полтавской битвы.
В молодости он обучался не только в польских училищах, но и в Риме, да и совсем другим образом, нежели как обыкновенно проходят свое учение его земляки: при его честном и прямодушном нраве, а также остром и живом уме, те благочестивые обманы (piae fraudes), которые он заметил в Италии, внушили ему такой ужас к папству, что он не мог о нем говорить без душевного волнения,

20
чему, может быть, пособило также и чтение протестантских книг, которые он ставил очень высоко и не задумывался отдавать им предпочтение пред большинством его церковных Отцов*.
Кроме того, он отличался такими добродетелями, которые обыкновенно тоже не составляют общей принадлежности духовенства: чрезвычайною скромностью, так что его надобно было силой тащить во все почетные занимаемые им мало-помалу должности, совершенным бескорыстием и пылким желанием содействовать благу отечества, даже и на счет выгод духовенства. Петр тем еще больше привязался к этому монаху, что встретил у него совершенно те же мнения о порядке церковного управления, какие сам он старался распространить в своем царстве, и нашел в нем волю и готовность честно помогать ему в том. Но так как шведская война была еще в полном разгаре и было бы не вовремя начинать такое щекотливое дело, то Петр I не хотел поднимать шума, оставил Прокоповича в Киеве и довольствовался тем, что вел с ним постоянную переписку об этом деле. Когда же он окончил поход в Поморье, сделал путешествие во Францию, уладил отречение своего царевича и благодаря тому несколько поуспокоился, тогда призвал и Прокоповича в Петербург под предлогом устройства училищ в монастыре святого Александра. Он назначил его игуменом этой обители** и условился с ним о новом образе управления, который хотелось ему ввести для своего духовенства.
17.  Для приготовления к этому умов народа издано в свет сочиненное Прокоповичем небольшое рассуждение под названием «Первосвященник»***, в котором с такою же большою ученостью, как и основательностью, доказывалось, что первые христианские императоры постоянно удерживали за собою первосвященнический сан, носимый их языческими предшественниками, пока, наконец, римские папы нашли способ выманить его у них вместе с соединенными с ним преимуществами и присвоить себе; при этом в то же время внушалось, что в христианском государстве главный надзор за духовными делами не может принадлежать никому другому, кроме государя.
18.  Вскоре потом Петр I объявил, что на будущее время сан и титул патриарха, как слишком заносчивое и никакому подданному не приличное достоинство в России, совершенно отменяется, а духовные дела вперед будут под ведением и наблюдением Правительствующего Синода, состоящего из одного президента, двоих

* Это говорит протестант.
** Игуменом он сделан еще в 1711 году Киевобратского монастыря.
*** «Розыск исторический, коих ради вин, в каковом разуме были и нарица-лись императоры римские Понтифексами, а в Законе Християнстем Государи могут ли нарещись Епископы и Архиереи, и в каком разуме?» СПб., 1721.

21
вице-президентов и нескольких советников и заседателей под верховным надзором государя.
Как скоро составился этот Синод, ему был прислан на рассмотрение Духовный Регламент* и по именному повелению одобрен и отдан в печать, несмотря на Яворского (который объявлен был президентом, но в первом же году и умер), делавшего много возражений против него**.
19.  В этом Регламенте вполне утверждено учение о зависимости духовенства от правительства страны, уничтожены все церковные льготы и преимущества, сделаны разные полезные постановления для монастырской жизни, запрещено много суеверных вероисповедных обрядов, разобраны некоторые сомнения относительно проклятия и церковного повиновения, тайна частной исповеди (in specie sigullum confessionis) ограничена так, что духовник не может молчать о заговорах против государя, мятежах и других государственных преступлениях, если такие будут открыты ему на исповеди, а должен доносить о них под страхом наказания за государственную измену.
Это сочинение, конечно, мастерское произведение в своем роде, заслуживает прочтения с начала до конца и заключает в себе все перемены, сделанные Петром I относительно церковного благочиния. Оно было напечатано в Германии, почему и не нужно будет в подробности передавать его содержание. Для образца я приведу только постановление о монастырях***.
20.  Сначала между многими другими правилами, клонящимися к сохранению доброго порядка и приличия в церквах, в особенности предлагается монастырям, чтобы они отправляли Богослужение с должным благочестием и благоприличием, для чего в каждом монастыре должно находиться по крайней мере 30 монахов, а где нет такого числа их и, стало быть, эта конечная цель не может быть достигнута, монастырь должно обратить в приходскую церковь и училище, монахов, живших в нем до того времени, развести по другим монастырям, которым недостает требуемого числа их. Но затем всем игуменам и настоятелям монастырей внушается, под страхом тяжкого наказания, не принимать в монастырское звание без особенного указа ни одного дворянина, ни кого-либо служащего в государственной службе, ни приказного писца, ни безграмотного, ни несовершеннолетнего, никакого мещанина, ни крестьянина. Так как в этот список входят все русские подданные какого бы

* Это поручено было Петром I сочинить только в 1722 г. как прибавление к Духовному Регламенту под названием: «Прибавление о духовном причте и монахах».
** 1719 года. СПб., 1721.
*** 1721 года.

22
то ни было звания и, следовательно, никому не дозволяется идти в монастырь, кроме тех вдовых священников, которые, по уставу греческой Церкви, не могут больше продолжать свою должность, монастыри же, в которых нет по крайней мере 30 монахов, должны быть закрыты, то в случае точного соблюдения такого постановления число монастырей в России в продолжении 30 лет естественно уменьшилось бы до того, что во всей этой стране не осталось бы более 10 таких, которые считалось бы полезным сохранить из особенных видов. Но по кончине Петра I исполнению этого предначертания не дали дальнейшего хода и не заботились о нем, как и о многих других введенных им полезных учреждениях в духовных делах.
21.  Вслед за введением этого нового образа духовного управления и связанных с ним распоряжений Петр I ни о чем не прилагал столько стараний, как о том, чтобы вывести свое духовенство из прежнего невежества. В начале его царствования духовенство было гораздо грубее, чем оно было в Европе в самые темные столетия папской власти. Проповедовать было у него решительно не в обычае. Кто мог читать и писать да умел точно соблюдать церковные обряды, тот имел все нужные требования не только для священника, но даже и для архиерея. Да если еще при том он составил себе известность строгой жизнью, а от природы награжден был окладистою бородой, то слыл за отличное духовное лицо.
22.  Между украинским духовенством кое-где встречались еще некоторые, имевшие наружность учености. Потому что в то время, когда поляки завладели этой областью, жители ее завели в разных монастырях латинские училища, а в Киеве и Чернигове — Академии*, где учили богословию и философии, впрочем только на польский лад. Но как мелко плавали в науках эти господа, можно заключить из следующего суждения, которым несколько лет тому назад в моем присутствии возразил какому-то русскому князю игумен одного из знатнейших монастырей в Украине относительно духовности курения табаку. По случаю проступков некоторых монахов упомянутого монастыря князь утверждал, что лучше бы разрешили монахам курить табак: это служило бы для них развлечением и не туманило головы, нежели разрешать пиво, водку и другие крепкие напитки, которые доводят их до разных пороков и соблазнов. Игумен отвечал, что это было   бы очень хорошее дело, если бы только курение табаку положительно не запрещалось словом Божиим, так как в Библии сказано что входящее в уста не сквернит человека, а выходящее устами оскверняет его. Но ведь все крепкие напитки входят в рот, а табачный дым выходит.

* В Чернигове никогда не было никакой Академии.

23
23.  Со всем тем, эти украинские духовные были одни только, которыми мог пользоваться Петр I для распространения большой учености в своем духовенстве. А если б захотел он употребить для того приверженцев иноземной веры, то дал бы только еще новую пищу подозрению, какое и без того уже имели на него ревнители старинного Православия, и возбудил бы, может быть, опасные волнения в народе, но все же не достиг бы тем своей последней цели. И так при назначении наместником патриаршества вышеупомянутого Стефана Яворского он поручил ему между прочим заводить училища, где бы могли учиться необходимым наукам люди, посвящавшие себя духовному званию; а чтобы их еще больше поощрить к тому, учредил капитал, из которого каждому учащемуся должно было выдавать от 3 до 4 копеек ежедневно (около 1 гроша, или 16 пфеннингов), соразмерно его успехам.
24.  Яворский и учредил немедленно Богословскую и Философскую Академии в Спасском монастыре в Москве, вверил управление игумену того монастыря, Лопатинскому*, человеку хотя и не без способностей, но тайному паписту, и выписал из Украины некоторых монахов, которые должны были обучать в Академии в качестве профессоров. Но как эти люди сами не знали ничего больше, кроме того, чего насмотрелись и понабрались у езуитов в Польше, то изо всего этого дела и не вышло ничего лучшего, кроме езуитского училища. Философский и богословский курсы, читанные профессорами, слово в слово были списаны у римских докторов и напичканы ссылками на Вескеца, Суареца, Эскобара, Санхеца, Овиедо и других таких же темных схоластиков, из которых ученики их так мало могли получить зрелой учености, что Петр I в большой толпе обучавшихся в этой Академии не нашел ни одного, кого бы можно было возвести в духовный сан.
25.  Лишив вскоре затем своей доверенности в духовных делах Яворского и обратив ее на Прокоповича, Петр I поручил ему между прочим и улучшение учебной части в России. Этот рассудительный человек взялся потом за дело с совсем другого конца и полагая, что прежде чем думать об учреждении высших училищ, сначала надобно достать хороших учителей. В этих видах он отправил в немецкие академии нескольких русских, положивших уже научные основания в его домашнем училище и посвящавших себя духовному званию, для упражнения в тамошнем способе учения и в науках, чтобы после того в высших, которые будут учреждены в России, они могли сообщить своим слушателям что-нибудь поважнее польской схоластической болтовни. Меж тем для подготовки им способных учеников к их возвращению он завел в своем доме, также и кое-где в

 ΛΛΛ     >>>   

Прочем русский
Предписывать им какие нибудь законы для правления
На пути между петербургом
Флетчер Д. О государстве русском истории России