Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
За что так ненавидел Грушевский варягов, отчего так люто отрицал северное скандинавское происхождение киевской династии Рюриковичей – другой вопрос. Тут, скорее всего, сказалась природная зависть. Аристократом, дворянином, хоть и писал так о своем происхождении в советских анкетах, Михаил Сергеевич себя не чувствовал. Дворянство его было новое, выслуженное отцом. Предки Грушевского по фамилии Груша – все, как на подбор, дьячки и паламари из-под Чигирина. В сельской иерархии эти должности считались несерьезными, «теплыми». Кровь этих паламарей и пересилит в будущем идеологе любое дворянство. Что такое кодекс дворянской чести, Грушевский вообще не понимал. Скорее, даже считал его опасной штукой – будешь придерживаться, того и гляди голову снесут. Аристократов он недолюбливал, как и империю. А на строчке из летописи о пришествии варягов, сколотивших из разномастных «племен» первую славянскую супердержаву, империя-то и держалась! То, что Русь IX–X веков именно как викингов описывает и «Повесть временных лет», и современники-арабы, и византийцы, Грушевского мало интересовало. Подтвержденная фактами «варяжская история» вызывала у него что-то вроде детской истерики – не хочу верить – и все тут! Факты не вписываются в мои фантазии? Тем хуже для фактов! О типе таких людей, как Михаил Сергеевич, в тех же украинских селах грубо, но невероятно точно говорят: «Ти йому хоч сци межи очі, а він все – божа роса!» Из-за этой-то божьей «росы», ударившей в голову, Грушевский и отбрасывает все, что ему не нравится. «Летописец рассказывал наугад, многого не зная, – бухтит он. – Трудно верить его уверениям, что имя русское было принесено в Киев варяжскими дружинами из Новгорода…» Но почему мы должны верить Грушевскому, а не летописцу? Михаил Сергеевич разве в IX веке жил? Разве он знает больше летописца? Ему что, из львовского кабинета в каком-то там 1900-м году виднее? Да полноте, господа! Конечно же, нет! В конце концов Бог с ними, с историческими теориями. Лучше всего человека характеризуют не отвлеченные мудрствования, а поступки. Послушаешь иного оригинала – проповедует невесть что, чуть ли не людоедство. А на самом деле – добрейшая душа. По глазам видно. Сам своих идей боится. И придумал «теорийку» исключительно из страха – чтобы окружающие «людоеды» не набросились. А другой всю жизнь продает вегетарианские идейки, а дома тайком человечинку кушает – в переносном смысле, естественно. Всю жизнь Грушевский мечтал стать памятником. Или хотя бы бронзовым бюстом. Мирская слава видилась ему в образе своих бесчисленных бородатых истуканов, растыканных по всей Украине. Отчасти этот план удалось осуществить. Задолго до Первой мировой войны, в 1904 году, группа подхалимов, всегда окружавших профессора-фантаста, предложила установить во Львовском научном обществе им. Шевченко «погруддя» Грушевского – в ознаменование десятилетия научной деятельности «корифея» в Галичине. «Корифей» был еще относительно молод. Ему только исполнилось тридцать восемь лет. Но к тому времени он уже так «забронзовел», что с радостью согласился стать бюстом. Возможно, он с удовольствием превратился бы еще и в пароход. Но, увы, во Львове это физически невозможно. Даже сейчас. Тот, кто бывал в этом городе и видел львовскую речку Полтву, загнанную в канализацию, знает: увековечиться в виде плавающего средства в старинной столице Галичины – мало радости. А бронзовый истукан Грушевского с соответствующими церемониями все-таки установили – прямо на месте работы его живого прототипа. До 1914 года «корифей» ходил на службу мимо своего металлического двойника. Что он при этом чувствовал, сложно сказать. Наверное, что-нибудь очень приятное. Но в 1914 году неожиданно грянула Первая мировая война. Львов взяла русская армия. И бронзовая игрушка великовозрастного ребенка с дипломом доктора наук исчезла в неизвестном направлении. Казаки ли ее сдали в металлолом, зарыли ли как священную реликвию сами «грушевьянцы», спасая от «орд диких москалей», – история умалчивает. Остался только гипсовый макет, хранящийся до сих пор во львовском Национальном музее под инвентарным номером 34713. К войне Грушевский оказался совершенно не готов. Еще меньше, чем вечно не готовая к любой войне Российская империя, паспорт которой все-таки лежал у предприимчивого историка в нагрудном кармане. То, что близящегося катаклизма любитель собственных бюстов не предвидел, доказывает следующее. Всю жизнь Грушевский вкладывал выцыганенные под национальную идею капиталы в недвижимость. Но свою собственную международную «империю хатынок» он выстраивал так, что в случае военного конфликта России и Австрии она рушилась с первого щелчка – перегораживалась пополам не просто пограничным шлагбаумом, а линией фронта. К 1914 году Михаил Сергеевич, кроме недописанной «Истории Украины-Руси», обладал на территории Австро-Венгрии усадьбой в закарпатской Криворовне, виллой во Львове на Понинского, 6, а в России – огромным доходным домом в Киеве на углу улиц Паньковской и Никольско-Ботанической. Во дворе этой шестиэтажной громадины находился еще и двухэтажный «флигелек» размером с вполне приличный особняк. Естественно, он тоже принадлежал оборотистому «историку». Никакого профессорского жалованья не хватило бы на строительство всех этих архитектурных объектов. Тем более, что киевскую «штаб-квартиру» проектировал ни кто иной, как Василий Кричевский – один из самых дорогих архитекторов начала XX века, работавших в стиле «украинского модерна». Возвели ее рекордными темпами – всего за два года, почти перед самой войной – в разгар киевского строительного бума. Всем, кто интересовался источниками вложений, беспрецедентных для скромного «науковця», Грушевский радостно объяснял, что получил… наследство от папеньки. Война разрезала сомнительное «наследство» на куски. Между «хатынками» пролегли траншеи, населенные вшивым воинством в защитном обмундировании, а Грушевский в результате цепи непредсказуемых приключений оказался сначала в «ссылке» (в Москве!), потом в кресле председателя Центральной рады – в Киеве и, наконец, снова в Австрии – в Вене, откуда неожиданно запросился домой, в окрасившуюся красным цветом советскую Украину. К тому времени сам черт не собрал бы в кучу разбросанные по миру профессорские «виллы». Карта Европы неузнаваемо перекроилась. На ней, как грибы, повырастали национальные государства размером с почтовую марку. И на каждой из этих «марок» находилось теперь по домику Грушевского. Усадьба в Криворовне – в выскочившей невесть откуда Чехо-Словакии. Львовский домишко – в возродившейся панской Польше. А киевская громадина – так вообще сгорела! Приехала в 1918 году толпа пьяных матросов на бронепоезде, увидела торчащий у вокзала буржуйский «небоскреб», гахнула со зла из пушки и – прощайте денежки! Горело так, что весь Киев запомнил! «Ярким костром пылал дом председателя Рады М. С. Грушевского», – вспоминал уже в двадцатые годы в Берлине бывший журналист бывшей «Киевской мысли» С. Сумской. Но именно на это пепелище и потянуло потрепанного реальной историей доктора исторических наук! Удивительный факт: в выпущенной в 20-е годы в подконтрольном полякам Львове «Украинской энциклопедии» отсутствует статья о Грушевском. Как ни посмотри, это более чем странно. В том же издании имеется масса справок о любой «букашке», отметившейся так или иначе в «національно-визвольних змаганнях». Имена большинства из них ничего не говорят современному читателю. Даже таких крупных «жуков», как генерал Греков – военный министр УНР. Или Вильгельм Тренер – начальник штаба германских войск на Украине в 1918 году, «спричинник гетьманского перевороту». А вот Михаил Сергеевич отсутствует! Почему? Да потому, что издатели энциклопедии – украинские националисты – искренне и на полных основаниях считали его предателем. Грушевский запросился в советскую Украину, когда еще не успела окончиться гражданская война. Причем в таких выражениях, которые для бывшего «батька нації» иначе как позором не назовешь. Летом 1920 года он направляет в ЦК КП(б)У письмо, в котором признает заслуги большевиков в борьбе с капитализмом и уверяет, что осознал, как и другие украинские эсеры, ошибочность стремлений изолировать Украину от всеобщего развития «шляхом будь-яких політичних комбінацій». Он даже подчеркивает, что отказался от поддержки националистов и принял принципы III Интернационала! В письме к предсовнаркома УССР Раковскому экс-председатель Центральной рады выразился еще унизительнее: «ми були готові переступити через трупи наших партійних товаришів, що безвинно погинули від червоних куль… Були готові працювати під вашим проводом…» Комментировать такое трудно. Погибшие под Крутами студенты, вдохновлявшиеся некогда экстравагантными историческими сказками профессора, оказались для него в конце концов всего лишь «трупами», через которые можно переступить во имя очередной личной выгоды. Но большевики оценили этот шаг! Если труп врага всегда хорошо пахнет, то генерал вражеской армии, разгуливающий по трупам своих, всегда хорошо выглядит. Грушевский был именно таким «генералом». И даже больше, чем генералом! Главой поверженной страны! Особенно удивляла их катавасия |
|
|
|
|
