<<<     ΛΛΛ   

Москва была очищена; избран государь всею Землею. Послы от Собора отправились в Кострому бить челом новоизбранному, чтобы принял царство. Мать молодого Михаила возражала, что сын ее в несовершенных летах; что люди Московского государства измалодушествовались, прежним государям не прямо служили; что государство разорилось до конца и новому государю нечем служилых людей жаловать, свои обиходы полнить и против недругов стоять. Послы отвечали ей, что теперь не прежнее время; что тяжелое испытание очистило, умудрило людей; что они понаказались все и пришли в соединение во всех городах. В подобные времена великие слова не произносятся всуе, но сопровождаются великими делами: соборные послы утверждали перед новоизбранным царем, что люди Московского государства понаказались, очистились, поняли, на чем зиждется общество, получили способность жертвовать всем для общего дела - и Сусанин падает за Михаила. У народов существует поверье, что никакое здание не прочно без жертвы; возрожденное русское общество после бурь Смутного времени могло обещать себе прочность, оно основывалось на крови Ржевского, Сусанина и многих других безымянных жертв.

Великий подвиг был совершен; но очистителям государства предстоял подвиг еще более великий, еще более трудный: им предстояло продолжать дело нравственного очищения; им предстояло отыскивание средств, чрез которые между гражданами распространялись бы познания обязанностей гражданских, познания того, на чем зиждется благосостояние общества; познания своего отечества; познания, чрез которые всякий мог быть полезен отечеству, содействовать его процветанию, его славе. Нравственное очищение и совершенствование возможно только при сознании несовершенств и при твердой решимости от них избавиться: и вот Россия XVII века громко вопиет против этих нравственных недостатков; правительство церковное и гражданское в сильных, беспощадных выражениях указывает на общественные язвы, требуя их исцеления, употребляя к тому средства, вооружаясь против людей, которые не сознавали того, что гражданин прежде всего должен иметь в виду общее благо, а не частные корыстные цели. Такое глубокое сознание своих несовершенств, такое сильное, искреннее, горячее искание выхода в положение лучшее не могли не принести плода: средство упрочить крепость, благосостояние и величие государства было найдено - это средство было просвещение. Восточная Греческая церковь, которой в ее тяжком положении были так дороги благосостояние и слава России, единственной независимой православной державы,- Восточная церковь устами одного из своих святителей благословила новый путь, на который вступала Россия. "Если бы меня спросили,- говорил Паисий Лигарид, митрополит Газский,- если бы меня спросили: "Какие столпы Церкви и государства?" - то я бы отвечал: "Во-первых - училища, во-вторых - училища и в-третьих - училища"".

Убеждение в этой истине укоренялось все более и более между русскими людьми, и царь Феодор Алексеевич объявил, что, подобно Соломону, он ни о чем не хочет так заботиться, как о мудрости, "царских должностей родительнице, всяких благ изобретательнице и совершительнице, с нею же вся благая от Бога людям даруются".

Такова была древняя Россия. Уже давно, с прошлого века, в нашей исторической литературе поднят вопрос о характере древней России, о ее отношении к новой. Уже давно некоторые писатели наши, оскорбленные упреком иностранцев, а также и русских, вторивших этим упрекам, старались показать, что предки наши и до XVIII века не были варварами. Для этого они старались доказать что предки наши издавна имели законы, много похвальных обычаев, промышленность, вели торговлю, и даже очень обширную, доставили нам множество письменных памятников и т. п. Но эти доказательства убеждали не многих, ибо возражать на них было легко. Турки, персияне, китайцы, индейцы имеют законы, похвальные обычаи; занимаются с большим успехом известными отраслями промышленности, ведут торговлю, хранят в архивах своих много письменных памятников и, несмотря на все это, слывут варварами; во-вторых, в древней России легко было найти много таких явлений, которых никак нельзя было защитить. Варварство и не варварство народа в известную эпоху его бытия определяются по другим признакам: варварский народ тот, который сдружился с недостатками своего общественного устройства, не может понять их, не хочет слышать ни о чем лучшем; напротив, народ никак не может назваться варварским, если при самом неудовлетворительном общественном состоянии сознает эту неудовлетворительность и стремится выйти к порядку лучшему; при этом, чем более препятствий встречает он на своем пути к порядку, тем выше его подвиг; если он преодолевает их, тем более великим является такой народ перед историею. Итак, были ли наши предки варварами?

Брошенные на край Европы, оторванные от общества образованных народов, в постоянной борьбе с азиатскими варварами, подпадая даже игу последних, русские люди неутомимо совершали свое великое дело, завоевывая для европейско-христианской гражданственности неизмеримые пространства от Буга до Восточного океана, завоевывая не оружием воинским, но преимущественно мирным трудом, русский народ должен был сам все создавать для себя в этой стране, дикой и пустынной. Находясь в обстоятельствах самых неблагоприятных, предоставленные самим себе, предки наши никогда не утрачивали европейско-христианского образа. Ни один век нашей истории не может быть представлен веком коснения; в каждом замечается сильное движение и преуспеяние. После сильного движения, имевшего следствием намечение границ государственной области, собрание племен, с одной стороны, и принятие христианства - с другой, наступает период, знаменуемый господством родовых княжеских отношений. Князья 6орются друг с другом вследствие своих родовых счетов; а между тем дело внутреннего порядка идет вперед: христианство распространяется; общество постоянно выделяет из среды себя людей, которые словом и делом дают силу нравственным началам. Славяно-русская колонизация распространяется все далее и далее на северо-восток, основываются города, населяются пустыни. Народонаселение из племенного быта переходит в областной, находит средоточие свое в главных городах областей, стольных городах княжеских. И эти области, несмотря на видимую особность свою, имеют общее средоточие, имеют общий главный интерес вследствие этих же родовых княжеских отношений; потому что благодаря единству княжеского рода и происходящему отсюда перемещению князей с одного стола на другой перемена, происшедшая в Киеве, отзывается в Чернигове, Смоленске, Новгороде и Суздале, и поэтому все части России живут одною общею политическою жизнию.

Несмотря на громадные пространства, на которых рассеялось русское народонаселение, в нем все более и более укореняется сознание о своем единстве. Южная, днепровская Русь сходит с главной сцены; на ее место выступает Русь Северная, с новым характером, с новою деятельностию; начинается собирание Земли, утверждение единовластия. Оканчивается это трудное дело. Новое государство Московское, продолжая борьбу с Азиею, в то же время обращает взоры на Запад, к тем европейским государствам, которые были поставлены в более благоприятные обстоятельства, и старается усвоить себе плоды цивилизации. Но и тут новые трудности, требующие новых подвигов. Россия должна завоевывать плоды европейской цивилизации, ибо соседние государства, боясь ее могущества, не хотят допустить ее до свободного пользования этими плодами. Польский король Сигизмунд-Август так писал английской королеве Елизавете о причинах, заставивших его препятствовать нарвской торговле: "Московский государь день ото дня увеличивает свое могущество благодаря тому, что получает он чрез Нарву, ибо сюда привозится оружие, до сих пор ему неизвестное, мало того, сюда приезжают сами художники и привозят к нему свое искусство - эти средства доставили ему возможность побеждать всех. Вашему величеству, конечно, известно его могущество. Мы до сих пор побеждали его тем только, что он был лишен искусства, не знал цивилизации. Но если приход кораблей к Нарве будет продолжаться, то что останется ему неизвестным?"

И вот русские люди с берегов Волги, где боролись со гнездом татарских хищников, должны были отправляться в поход на запад, к берегам балтийским, чтобы завоевывать цивилизацию, чтобы иметь возможность не бояться Азии. Таким образом, эти мнимые варвары являются пред историею борцами за цивилизацию и на Востоке и на Западе; а когда наступили внутренние смуты, какую способность к очищению показали русские люди, какие подвиги совершили, какие жертвы принесли! А потом этот громкий вопль, слышимый в продолжение XVII века, вопль против общественных и нравственных беспорядков, неутомимое искание средств выйти из положения, недостаточность которого была сознана, и наконец отыскание этих средств - вот подвиги предков наших, пред которыми благоговейно и признательно должны мы преклоняться. Вечная слава им за то, что они не умели помириться со злом; что они постоянно и неутомимо искали выхода к добру.

Но если подвиг тем выше, чем более препятствий к его совершению; если подвиги предков велики, потому что они постоянно должны были вести тяжелую борьбу с азиатскими ордами, потому что русский славянин, населитель и цивилизатор неизмеримых пустынных пространств Восточной Европы и Северной Азии, должен был одною рукою вести плуг по земле, им очищенной, а в другой держать оружие для защиты себя и своего благодетельного труда от степного хищника; если для предков наших с этою тяжелою борьбою против Азии соединялся еще более тяжелый труд установления внутреннего порядка - дела трудного, медленного уже по самой громадности государственного тела; если древних русских людей можно назвать передовым отрядом европейско-христианских народов, отрядом, выставленным на самое опасное, самое трудное место, где он беспрерывно должен бороться с врагами, подвергаться в то же время непогоде и всякого рода лишениям, то когда по совершении трудного подвига эти передовые люди возвратятся, чтобы занять заслуженное ими почетное место, неужели вместо удивления к их подвигам мы станем укорять их за то, что они явятся перед нами в непривлекательном виде, израненные, покрытые пылью и кровью? Древнее русское общество имеет, бесспорно, много черных, непривлекательных сторон, но должны ли они смущать нас, когда мы знаем, что предки не мирились с этими сторонами, искали средства избавиться от них, нашли и передали его нам?

Если же наука представляет предков наших не только не варварами, но борцами за цивилизацию, людьми, сохранившими высокую способность не мириться со злом, неутомимо и победоносно с ним боровшимися; если при внимательном изучении жизни их, многотрудной, суровой и подвижнической, может возбуждаться только чувство удивления и благодарности, а не упрек, то, с другой стороны, какое значение могут иметь попытки тех людей, которые стараются расцветить и разукрасить эту суровую и многотрудную жизнь предков, нашить яркие заплаты на их простую одежду? Что могут прибавить к славе древних русских людей утверждения, что они давно уже чеканили свою монету, что они еще до Рюрика производили обширную торговлю, что они имели важные общественные учреждения еще во времена Русской Правды, первая статья которой говорит: "Если убьет человек человека, то убийце должен мстить такой-то и такой-то родственник убитого"? Прибавить к славе предков подобные утверждения не могут, но убавить могут очень много, ибо когда обнаруживаются средства, то необходимо рождается упрек, зачем же не воспользовались этими средствами, зачем с их помощию не скоро вышли из того состояния, которое признано было неудовлетворительным? Не говорим уже о вреде, который наносится этими утверждениями правильному пониманию отечественной истории, ибо читатель, видя общество расцвеченным вначале и не находя соответствующих этому явлений после, необходимо приходит к мысли, что общество не преуспевало, но шло назад. Здесь дело идет не о чисто ученых вопросах: как, например, веком ранее или веком позднее начали у нас бить монету? Как обширна была торговля в древней России? Кем построена известная церковь - византийскими, западными или русскими художниками?

Дело идет не о подмечании любопытных учреждений и обычаев, не об отыскании связи между ними и последующими учреждениями и обычаями, дело идет о той неприличной, вредной для науки раздражительности, с какою решаются эти вопросы. Явится статья, в которой доказывается, что известное полезное учреждение, известный похвальный обычай явился в древней России веком позднее,"и вот на нее нападают с гневом, заподозривают автора в намерении помрачить славу предков. Найдут какое-нибудь любопытное учреждение, обычай и, вместо того чтобы приискать ему надлежащее место в ряду других явлений, лишают его всякого места, преувеличивая его значение. Крайность вызывает другую крайность: люди, оскорбленные подобными преувеличениями, перегибают дугу в противоположную сторону, стараются указывать в древнем русском обществе одни черные его стороны и, как обыкновенно бывает при страстных увлечениях, начинают верить, что в древней России все было дурно, тогда как противники их начинают верить, что все в ней было хорошо. Но легко понять, как вредно для науки, как препятствует верному пониманию прошедшего, верному объяснению настоящего из прошедшего это стремление отыскивать только хорошее или дурное, причем большею частию явления берутся отдельно, без связи друг с другом.

Нам скажут, что из борьбы противоположных мнений возникает наконец истина. Справедливо, однако, наука не может же становиться на противоположных концах, на севере или на юге, на востоке или на западе, ибо на противоположных сторонах необходимо найдется односторонность, следовательно, отсутствие истины; обязанность науки - спешить уяснением дела, спешить прекращением спора, продолжение которого может быть очень вредно в таком важном деле, как познание отечественной истории, народное самопознание. Многие из людей, желающих расцветить старину, действуют так из чувства в высшей степени почтенного, из чувства любви к своему; но увлечение всяким чувством, как бы оно почтенно ни было, может повести к очень вредным последствиям: чувства должны руководиться светом разума; известно, что позволяли себе жрецы Цибелы и других азиатских божеств, увлекавшиеся чувством очень почтенным - желанием служить и жертвовать своему божеству.

Мы сравнили наших предков с людьми передовыми, которые, подвергаясь всякого рода лишениям, физическим и нравственным, совершили многотрудный подвиг и по тому самому часто не могут являться перед нами в привлекательном образе. Если есть люди, которые из любви к своему стараются изукрасить этот образ, не думая, что этим самым уменьшают подвиги предков, то могут найтись также люди, которые, взяв этот образ, как он есть, постараются приравнять к нему свой собственный образ, позабыв, что предки как только вздохнули свободнее после великого труда, так начали искать средства изменить этот образ, в чем оставили для нас священный завет и пример. В великую эпоху возрождения наук в Европе, когда пред сгорающими жаждою познания людьми открылся дивный мир произведений древнего гения, нашлись люди, которые до того увлеклись, что начали жалеть об исчезнувшем древнем мире, о его верованиях, и некоторые даже действительно заставляли себя уверовать в олимпийские божества. Неудивительно, что и у нас когда перед сгорающими жаждою народного самопознания людьми открылись древние памятники, то некоторые увлеклись и признали превосходство старого пред новым, позабыв, что новое бесконечно выше старого именно этою возможностию народного самопознания, приготовленного знанием вообще, знанием, которое досталось нам вследствие многотрудного подвига предков. Но есть надежда, что эпоха увлечений приближается к концу; что недолго изучение отечественной истории будет для нас делом новым, допускающим увлечение; что скоро мы получим способность стать пред лицом науки просто, внимать ее вещаниям благоговейно и спокойно, как прилично важности предмета.

1856 г.

 <<<     ΛΛΛ   

Как же могло существовать общество при таких обстоятельствах Чем спаслось оно общество может