<<<     ΛΛΛ     >>>   

не обладал необходимыми в его положении гибкостью и разносторонностью ума и быстротою соображения, он всегда был медлителен и тяжеловат, и в сложной путанице самых различных отношений из рук его ускользнуло всякое влияние в столице.

Благоразумная часть общества давно уже утомилась от долгих смут и держалась в стороне от политики. Сенат продолжал свое пассивное сопротивление и не занимался делами — зато всевозможный уличный сброд, совершенно несведущие и беспринципные люди высоко подняли голову. Пролетариат получил своего рода организацию, в разных клубах, которые считались в столице сотнями, открыто проповедовались самые крайние демократические доктрины, и каждый день выносил на поверхность столичной сутолоки новых, ранее никому не ведомых великих людей, которые на другой день снова исчезали в прежней неизвестности. Создалась своего рода наука устраивать или, вернее, подстраивать желательные народные демонстрации, явились артисты этого дела. Особенно выдвигался народный трибун Клодий, человек наглый и бессовестный; пользуясь своим положением, он раздавал хлеб бесплатно, отменял приговоры цензоров, дал возможность возникать политическим клубам и обещал полные гражданские права вольноотпущенникам и рабам. Дошло до того, что Клодий открыто нападал на Помпея, и так резко, что этот по внешности полновластный человек предпочитал подолгу не появляться на улицах столицы, лишь бы не встречать Клодия.

Довольно скоро начал Помпей чувствовать комизм своего положения и понимать, что без военной силы он не может играть роли в столице. Ему раскрыли глаза и ссора с Клодием, и еще более галльские победы Цезаря, которые вдруг вознесли бесспорно на огромную высоту этого человека, к которому еще так недавно Помпей относился снисходительно, как к низшему. Помпей попробовал получить от сената какое-нибудь поручение, которое дало бы ему в руки войско, но, как только он стал просить там, где беспрекословно исполнили бы его приказание, он немедленно увидел самое недружелюбное отношение к своей просьбе. Чем яснее становилось, что предстоит решительная перемена в государственном устройстве, тем упорнее делалось противодействие ей.

Сознание неизбежности реформы возбудило некоторую энергию во многих, кто, казалось, относился к политике вполне безучастно, являлась готовность бороться за то давнее, привычное, когда-то дорогое, что могло быть уничтожено. В обществе началась реакция в пользу сената, в пользу того учреждения, против которого почти 75 лет так страстно и упорно велась борьба. К сенату явно возвращались симпатии общества. С особенною яркостью проявилось это настроение, когда въезжал в столицу Цицерон. Помпей, главным образом имея в виду выставить противника Клодию, позволил Цицерону вернуться. Изгнание Цицерона сенат всегда рассматривал как попрание своих прав, и теперь бывшему консулу устроены были на всем его пути в Рим исключительные овации. Если бы в данный момент в

220

сенатской партии нашелся даровитый, энергичный, смелый человек, он мог бы выступить за старую конституцию против Цезаря, Помпея и Красса и, наверное, нашел бы поддержку в народе, но такого человека не оказалось.

Для борьбы с триумвирами, впрочем, был и еще путь: можно было попытаться их рассорить и разъединить, с помощью Помпея уничтожить значение и замыслы Цезаря, а затем, если бы это удалось, от Помпея отделаться было бы уже нетрудно. В таком направлении и было сделано несколько шагов в виде возникавших предположений облечь Помпея исключительными полномочиями для урегулирования чрезмерно поднявшихся хлебных цен или поручить ему военную экспедицию в Египет. HО с обеих сторон действовали без ясного сознания цели, и все окончилось тем, что оба предложения, весьма интересовавшие Помпея, были сенатом отвергнуты.

В глазах массы, которая не разбиралась хорошенько ни в характерах триумвиров, ни в их целях, неудачи Помпея казались ударами, наносимыми не ему только, а и всему триумвирату. Республиканское одушевление почерпало себе в этом новые силы, и наконец, сам Цицерон, этот чуткий угодник власти, внес предложение пересмотреть аграрные постановления, проведенные Цезарем в его консульство в 59 г., которые сенат никогда не признавал законными. Это было уже прямое объявление войны, и Цезарь, который и очень занят был борьбою в Галлии, и по возможности не вмешивался в столичные дела, но внимательно следил за всем, что происходило в Риме, нашел нужным выразить свое отношение к ним.

За месяц до обсуждения дела, поднятого Цицероном, в апреле 56 г., Цезарь, Помпей и Красс съехались в Лукке. Это был как бы смотр демократической партии, сюда прибыли несколько проконсулов и до 200 сенаторов. На совещаниях первенствующую роль играл, бесспорно, Цезарь. Был принят и предложенный им план действий. Полномочия Цезаря по управлению Галлией были продолжены на пять лет, до 49 г. На 55 г. в консулы решено было провести Помпея и Красса, с поручением собирать войска, так как на 54 г. Помпей должен был получить наместничество в Испании, Красс — в Сирии. Наконец, согласились относительно кандидатов на все второстепенные должности.

Может казаться несколько странным, почему Цезарь, бесспорно первенствовавший на этом съезде и один имевший за собою военную силу, предоставил Помпею и Крассу то же, что имел сам, и, таким образом, сам как бы терял, ибо отказывался от исключительного положения и ограничивался только тем, что рядом с Помпеем выдвигал и Красса, своего старинного приверженца и всегдашнего соперника Помпея. Объяснение этому можно находить лишь в том, что Цезарь преследовал не личные цели: он хотел, по-видимому, прежде всего завершить покорение Галлии, отлично оценивая все значение этого факта для Римского государства и народа, чтобы не оставлять этого дела, он и хотел отсрочить тот переворот, который он произвел через

221

5 лет. Он действовал, бесспорно, с большим риском, с большою верою в свое счастье, вера эта не всегда оправдывается, но на этот раз она оправдалась.

Совещания в Лукке произвели ошеломляющее впечатление. Оказалось, что никто в сенате не предполагал возможности таких решительных заявлений со стороны Цезаря, Помпея и Красса,— и все их воле немедленно подчинились. Сенаторы, еще недавно резко порицавшие «трехглавое чудовище», как называли они триумвират, спешили один за другим выразить свою полную преданность, и одним из первых явился с повинной Цицерон. Намеченные в Лукке кандидаты все прошли, и Помпей и Красс в качестве консулов правили, уже почти не спрашивая сената. Многие решения принимались даже без совещания с сенатом, зачастую решения прямо подсказывались, и никто не возражал. Особенно последовательно устраняли сенат от всякого участия в делах военных. Цицерон явился вождем сенатского большинства, покорно подчинившегося новым владыкам, и во всем блеске развернул свое уменье подыскивать для чего угодно красивые слова и тонкие объяснения. Катон и его приверженцы, оставшиеся в меньшинстве, продолжали свою оппозицию иногда просто смешными выходками, иногда не без ядовитого остроумия,— им предоставляли делать, что им было угодно, потому что все шло, как того требовали триумвиры.

Общественная оппозиция проявлялась теперь главным образом при выборах и в судах присяжных. Хотя кандидаты триумвиров и получали намеченные должности, но при столь упорном сопротивлении, что приходилось прибегать к мерам явно насильственным, чтобы достигнуть успеха, а несколько раз было признано благоразумнее совсем отступить. Что касается судов, то когда правители находили нужным заявлять свою волю прямо, она всегда исполнялась. Так, по требованию Цезаря во многих процессах был оправдан Ватиний, наиболее резкий и ненавистный обществу его клеврет. Но конечно, постоянно прибегать к таким крайним мерам было бы неблагоразумно, а как только сторонники триумвиров во время суда не были прямо поддержаны своими могущественными покровителями, они всегда были осуждаемы, иногда даже и несправедливо. Тут почти ничего сделать было невозможно: при выборах правители сталкивались с замкнутою и сплоченною олигархиею, сокрушить которую тем труднее, чем менее явно она действует, в судах присяжных отражалось нерасположение к монархии всех средних граждан Рима. Но если на выборах триумвиры потерпели ряд неудач только досадных, потому что фактически они всегда отстраняли от дел того, кому не доверяли, то решениями присяжных им причинены были и чувствительные потери, потому что были отправлены в изгнание многие из весьма ценных для них пособников.

Еще более ожесточенную и уже совершенно неуловимую для власти оппозицию встретили триумвиры в литературе. Яркие и остроумные памфлетисты, как Гай Лициний Кальв, Марк Бибакул и особенно

222

Катулл, действительно много вредили триумвирам в обществе. Но здесь уже решительно ничего нельзя было сделать. Цезарь пытался ослабить нападки Катулла тем, что завязал личное знакомство с этим совершенно еще молодым человеком и оказывал ему большое внимание и уважение. Во всяком случае, практическая политика была вполне во власти триумвиров, а литература — вполне в руках оппозиции.

В 54 г., после того как присяжные отправили в изгнание Габиния, одного из виднейших сторонников Цезаря, триумвиры нашли, что необходимы более строгие меры относительно оппозиции, которая становилась слишком смелой. Было решено доставить Помпею диктатуру, с тем чтобы тогда провести достаточно строгие постановления. Помпей повел это дело с обычной своей неловкостью, и предложение о диктатуре в сенате не прошло. Только после того, как в Риме произошли серьезные народные волнения, вызванные тем, что Клодий был убит в уличной ссоре Милоном, выставлявшим свою кандидатуру в консулы (в январе 52 г.), Помпей наконец прямо потребовал диктатуры — и сенат тотчас согласился. Немедленно приняты были меры, достаточные для того, чтобы подчинить и выборы и суды воле правителей: противодействие им на выборах теперь легко подводилось под обвинение в «происках», а за «происки» грозило серьезное наказание, закону же придана была и обратная сила. Свобода судебных прений была введена в границы, которые нельзя не признать разумными, именно определено было количество защитников, которые могли выступать за каждого подсудимого, и ограничена продолжительность речей. Этим был положен предел бесконечным потокам адвокатского красноречия. Более серьезных результатов Помпей достичь не мог, потому что и теперь, действуя явно как представитель одной партии, он думал, что можно все-таки сохранить и беспристрастие, но во всяком случае наступило некоторое успокоение, чувствовалось, что публика в самом деле привыкает к монархическому правлению. В августе 52 г., по истечении шести месяцев законного предельного срока диктатуры, Помпей сложил с себя власть.

Как раз в это время на отдаленном Востоке совершилось событие, ускорившее в Риме кризис, неизбежность и даже близость которого все чувствовали.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Римляне
Помпей заявляет желания совершенно исключительные он хотел быть консулом
Мог удержаться от борьбы с ненавистным ему человеком
В центре римляне
Победа римлян обратится ему на пользу