Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
Известны две другие поэмы, одна из которых по подписи на манускрипте принадлежит "одному рыцарю ордена Храма", другая — "тамплиеру Оливье". Последний — автор прекрасной элегии о Людовике IX, умершем в 1270 г., и вполне вероятно, что чудесные "Гнев и Боль" тоже могли бы принадлежать его перу; все три сохранившиеся отрывка написаны по-провансальски. Именно в 1265 г., после потери Арсуфа, тамплиер-трубадур выплеснул крик отчаяния, в котором бьет через край безмерная горечь. Гнев и боль осели в моем сердце до такой степени, что я едва смею оставаться в живых. Ибо унизили Крест, который мы приняли в честь Того, Кто был распят на кресте. Ни Крест, ни Закон не значат боле ничего для нас, не защищают нас от вероломных турок, да будут они прокляты Богом! Но из того, что явствует, чудится, что в нашей гибели Богу угодно поддерживать их. Сначала они захватили Цезарею и приступом взяли укрепленный замок Арсуф. Ах, Господи Боже, через что прошли они, сержанты и горожане, находившиеся в стенах Арсуфа? Увы, Восточное королевство потеряло столько, что, по правде сказать, никогда не сможет оправиться. Не думайте, что Сирия скорбит об этом, ведь она решила и заявила совершенно открыто, что — по возможности — ни одного христианина не останется в ее владениях. Из монастыря Святой Марии сделают мечеть, а так как ее Сын, который должен был бы испытывать боль за это, доволен сим грабежом, мы также вынуждены находить в этом удовольствие. Безумен тот, кто хочет бороться против турок, поскольку Иисус Христос больше у них ничего не оспаривает. Они победили — и они победят, что гнетет меня, — французов и татар, армян и персов. Они знают, что ежедневно будут принижать нас, ибо Бог, некогда бдивший, спит, а Магомет блистает мощью и заставляет блистать египетского султана. Папа оказался весьма щедрым на прощения, (раздаваемые] французам и провансальцам, которые помогли ему [в борьбе] против немцев. Он дает нам доказательства великого вожделения, ибо наш крест не стоит турского креста, и кто бы ни захотел, оставляет крестовый поход ради ломбардской войны. Наши легаты, говорю вам сие по правде, продают Бога и Его Прощение за деньги. Французские сеньоры, Александрия поступила с вами хуже, чем Ломбардия; турки лишили вас ваших сил и сделали пленниками, и освободит вас только выкуп. [485] Какое отчаяние и какая беспомощность! При полной катастрофе рыцарям оставалась только Дева Мария, средоточие куртуазной любви этого страстного века. "Ибо Матерь Божия была началом нашего ордена, и в Ней и Ее чести пребудет, ежели Богу угодно, конец наших жизней и конец нашего ордена, когда Бог пожелает, чтобы сие произошло". Все связи, которые просматриваются за эти годы, переплетаются воедино. В 1267 г. молодой Жак де Моле (который станет последним магистром ордена Храма) был принят в Боне в братья-рыцари Эмбером де Перо, генеральным смотрителем ордена, в присутствии магистра во Франции, Амори де Ла Роша. По свидетельству на процессе Моле, после принесения обычных обетов на него надели белый плащ. Затем Эмбер де Перо якобы велел принести распятие и приказал ему отречься от Бога и плюнуть на крест: Моле отрекся "устами, но не сердцем" и плюнул на землю. [486] Итак, как мы отметим по поводу процесса позднее, непостижимо, чтобы подобное с согласия Берара и генерального капитула вменили соискателям, только что произнесшим свои самые торжественные обеты "во имя Бога и Божией Матери". Равным образом невозможно, чтобы Эмбер де Перо, заслуживший в течение двадцати лет доверие двух магистров и генерального капитула, из прихоти вынуждал к такому акту. Особенно неправдоподобно, чтобы святотатство допустил Амори де Ла Рош, близкий друг Людовика Святого, избранный магистром Франции. Однако вполне правдоподобно, что обвинение в адрес Моле, хотя и клеветническое, передает умонастроение членов ордена. Под градом атак султана, за рушащимися стенами своих замков тамплиеры расточали жалобы и проклятия своей беспомощности, оставленные Богом и людьми. Сообща они презирали предательство Рима и равнодушие Неба. Разуверившиеся в Боге, преданные Святой Деве, они, возможно, сами того не зная, порождали ересь. ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКТОРА1 Король Обеих Сицилии Манфред I (1258-1266) был внебрачным сыном императора Фридриха II. Он занял трон вопреки воле Папы, являвшегося верховным сюзереном королевства; в 1260 г. был отлучен от Церкви. ПРИМЕЧАНИЯ470. "История" Ираклия. Кн. XXXIV, гл. IV//Recueil des Historiens... Р.445. В год 1273 от Воплощения Господня преставился брат Тома Берар, магистр ордена Храма, в день мартовского праздника Богоматери (25-го). И магистром в 13-й день мая стал брат Гийом де Боже, который был за морем командором Апулии. И за ним послали брата Гийома де Понсона, занимавшего место магистра, и брата Бернара де Фокса, а брат Гуфье сделался великим командором, местоблюстителем магистра. [487] Гийом де Боже, последний великий магистр ордена, находившийся на Востоке, "являлся знатным дворянином, родственником французского короля; а также был очень щедрым, и много раздавал милостыни, за что был очень уважаем; и стали орден Храма в его время очень почитать и бояться. И когда он стал Магистром, он был командором в Апулии и прожил за морем два года, и посетил все Дома ордена Храма в королевствах Франции, Англии и Испании, и собрал великие сокровища, и прибыл в Акру". [488] Боже являлся командором Триполи в 1271 г.; [489] в Апулии он сменил Этьена де Сиссея, вероятно, в тот момент, когда последний отправился за Григорием Х в Святую Землю, чтобы сообщить о его избрании на Святой престол. Прежде чем вернуться в Акру, новый магистр присутствовал на Лионском Соборе, где трагическое положение Святой Земли привлекло сочувственное внимание Папы. Гийом де Боже более известен, чем его предшественники, благодаря хронике, составленной его секретарем и известной под названием "Хроника тамплиера из Тира". На самом деле последний не был тамплиером и провел лишь некоторое время в Тире. Возможно, его звали Жерар Монреальский, и он принадлежал к мелкой знати королевства. Ему мы обязаны третьей книгой "Деяний киприотов" - вероятно, компиляцией из различных источников. Сам он представляется сначала как паж Маргариты Антиохийской, жены Жана де Монфора, сеньора Тира, и, по крайней мере, 1269-1270 гг. проводит в окружении Монфоров. Пятнадцатью годами позднее он появляется в качестве секретаря Гийома де Боже. Он, разумеется, не брат ордена, но лицо доверенное и сотрудник магистра. Хронист знал арабский, именно он переводил на этот язык письма для Боже и составлял послания в адрес мусульман. Его функции могут быть отождествлены с функциями сарацинского писца, преданного особе магистра, и он сообщает ценные подробности о роли тамплиеров в течение последних двадцати лет Латинского королевства. [490] Хотя о королевстве говорить уже трудно. Начиная с 1273 г. христианская территория ограничивается городами Акрой, Триполи, Берофой и Тортозой, приморскими замками Атлитом и Сайетой, принадлежащими тамплиерам, Маргатом - госпитальерам и Монфором - тевтонским рыцарям. Серией молниеносных кампаний Бейбарс урезал королевсгво; Яффа, Цезарея и Арсуф были потеряны на юге, княжество Антиохийское уничтожено на севере. Проходя Сирию из конца в конец, грозный султан захватил Бофор и Салеф, Кастельблан и Крак. Его смерть в 1277 г. и два года спора вокруг наследства дали короткую передышку христианам. Равнина вокруг Акры была разграблена сарацинскими набегами. И перед этой смертельной опасностью пулены не находят ничего лучшего, как истреблять друг друга из-за фьефов или уже не существующих титулов. Трудно найти путеводную нить в политической и генеалогической путанице этой эпохи, где сменяют друг друга на краткий срок поколения, быстро созревшие и быстро скошенные. Генрихи сменяют Гугонов на троне Кипра. Боэмунд наследует Боэмунду в графстве Триполи, где правящая фамилия все еще титулует себя "князьями Антиохийскими". Чаще всего какой-нибудь Жан или Бальан д'Ибелен выполняет функции регента при малолетнем короле, проживая на Кипре. Народ не испытывает физического ослабления; почти все, по словам их хронистов, прекрасны лицом и рослые телом. Но для следующих поколений они бесцветные, жалкие и бессознательные существа рядом со старым рыцарством Святой Земли. Возможно, слишком длительное пребывание на Ближнем Востоке изменило - глубоко к худшему - франко-норманнский характер, потерявший прекрасные черты ума и верности. Ибо вырождение последних поколений проявляется в неописуемом смешении мелочных ссор и корыстных причин, вызванных отсутствием элиты, способной на разумную политику. Среди этих марионеток один Гийом де Боже являет фигуру государственного мужа. Интерьер, в котором двигаются эти эфемерные существа, становится все более и более пышным; все богатства и все народы Востока и Запада можно встретить на сирийском побережье. Пулены, уже отмеченные роком, щеголяют на праздниках и блестящих поединках. Когда Генрих II Кипрский прибыл в Акру короноваться, "они праздновали пятнадцать дней в одном месте Акры, называемом Приют Госпиталя Святого Иоанна, там, где был один очень большой дворец. И праздник оказался самым красивым, какие только знали за сто лет праздников и состязаний. И изображали Круглый стол и королеву Женской Страны [амазонок], то есть рыцарей, одетых дамами, и состязались они вместе, а потом стали монашенками, которые были с монахами и состязались одни с другими; и представляли Ланселота, и Тристана, и Паламеда, [*2] и много других прекрасных, очаровательных и веселых игр <...>" [491] Эти игры Круглого стола происходили в тени трагедии, более горестной, чем смерть Артура. На рассвете следующего дня оба магистра с сотней рыцарей ордена храма |
|
|
|
|
