Пиши и продавай!
как написать статью, книгу, рекламный текст на сайте копирайтеров

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

После всего этого, хорошо приготовленные к дороге, на следующий день после [дня] св. Варфоломея я и мои товарищи сели на большой корабль "Центурион" ( the Centurian) и прибыли благополучно, день в день спустя пять недель в Тинмус в Нортумберленде(213), там я пересел с четырьмя слугами на лошадей и прибыл в Йорк, а затем в Лондон на четвертый день, после чего явился ко двору в Ричмонде.

Стараниями лорда-казначея и м-ра Секретаря, которым в то время был сэр Фрэнсис Уолсингем, я был доставлен к королеве, предъявил при аудиенции письма царя(214) и его привилегии, пожалованные подданным ее величества в знак его братской любви к ее величеству, скрепленные печатью с золотым орлом, раскинувшим крылья. После моего отчета о порученном, который очень удовлетворил ее величество, что было точно выражено добрыми словами и милостивым видом, ее величество просила позаботиться обо мне м-ра Секретаря Уолсингема и на этом отпустила меня. Несколько недель спустя, когда письма и привилегии были переведены и прочитаны королеве, она сказала: "Действительно, лорды, это королевский подарок от Московского царя, и купцы этого не стоят",— она была настроена против купцов в результате жалоб сэра Джерома Бауса, а также из-за их разногласий и распрей. "Но я надеюсь, они окажут хороший прием и вознаградят моего слугу Джерома Горсея, а я буду просить вас проследить за этим",— говорила она лорду-казначею и м-ру Секретарю. Потом она приказала мне встать на колено рядом и разглядывала в грамотах [которые я привез] начертания букв, находя сходство с греческими, спрашивала, не имеют ли те или другие буквы и знаки то или иное значение, потом сказала: "Я могла бы быстро выучить [этот язык]". Она просила лорда Эссекса выучить этот известный и самый богатый в мире язык; он, занимаясь этим, получил много удовольствия и восхищался им, уделяя этим занятиям больше времени и труда, чем он предполагал им уделять.

Корабли благополучно прибыли в Лондон; мои подарки и заказы были готовы. Я попросил новой аудиенции. Меня пригласили в Гринвич. Со мной шли двенадцать разодетых слуг и нанятых людей, несших подарки, которые по приказу королевы пронесли, вопреки моему желанию, задним ходом прямо в распоряжение м-ра Генри Сакфилда; я же прошел в приемные покои, где сидела королева и ее лорды: пэр Эссекс, лорд-казначей, сэр Христофор Гэттон, сэр Фрэнсис Уолсингем, сэр Томас Гинедж, сэр Уолтер Ралей и другие, а также леди Маркиза (Marques) [?], леди Уорвик(215) и другие дамы. Я представил письма от князя Бориса Федоровича, объяснив его титул, засвидетельствовав его дружбу и готовность к услугам, а затем дал знать ее величеству, что превыше всех государей и властелинов мира он почитает и мечтает быть полезным ее императорскому священнейшему величеству(216).

"Если этот князь столь искусен в словах, то что же говорят его письма? Откройте и дайте их прочесть, м-р Секретарь". Он сказал: "Ваше величество, потребуется некоторое время, чтобы их перевести, я доверяю это сделать тому, кто их привез". Тогда королева спросила о подарках. Они были выставлены в галерее. Она приказала некоторым остаться, другим уйти, боясь, что они будут просить чего-нибудь. Я показывал, а королева дотрагивалась своей рукой до каждого свертка; там было четыре куска персидской золотой парчи и два куска серебряной, большая белая мантия из штофа, на которой было выткано солнце, его золотые лучи были вышиты самыми блестящими нитками, золотые и серебряные шелка были гладко уложены, чтобы лучше было видно их красоту, еще был прекрасный большой турецкий ковер, четыре богатых связки черных соболей, шесть больших белых с пятнами рысьих шкур, две белые шубы (shubs or gowns) из горностая. Королева даже вспотела, устав перебирать золотые ткани и особенно соболей и меха; она приказала двум своим горничным м-с Скидмор и м-с Рэтклиф убрать все вещи в ее кладовую, а м-ру Джону Стонгоупу помочь им. Королева смотрела из окна на двух белых кречетов, свору собак, ловчих соколов и на двух ястребов; она приказала лорду Кэмберленду и сэру Генри Ли заботиться и хорошо ухаживать за ними. Ее величество указала [в окно] и сказала, что это действительно редкий и настоящий царский подарок, поблагодарила и отпустила меня.

Я просил м-ра вице-камергера принять меры, чтобы купцы Лондона оценили меха, суконщики — золотую парчу, а лорд Кэмберленд и сэр Генри Ли дали оценку птицам для охоты. Письма и привилегии были переведены. Сэр Роуленд Гейворд, сэр Джордж Барн, сэр Джон Гарт и м-р Кастомер Смит, а также другие видные старейшины и купцы получили свои привилегии вместе со строгим наставлением; они щедро наградили и дружески чествовали меня. Я заметил между ними разногласия, некоторые действовали втихомолку таким образом, что соблюдали свой личный интерес и выгоду в ущерб общему благу, их несогласие и плохое ведение дел как дома, так и за рубежом послужили препятствием к извлечению выгоды из столь больших привилегий(217). Я устал от кропления святой воды при дворе, как мой добрый благородный друг сэр Фрэнсис Уолсингем называл похвалы и лесть; я желал вернуться к более безопасной и тихой жизни, чем та, которую я вел в течение этих прошедших семнадцати лет, находясь в опасности, страхе, тревоге, проживая все, что зарабатывал, и гораздо больше, чем умеренный и разумный человек, заботящийся о своем будущем, мог себе позволить; я вознамерился теперь упорядочить и собрать воедино мое бедное состояние вместе с моими вкладами и доходами, находящимися в руках Компании. [Однако] ее величеству и ее совету было угодно испытать мою службу еще раз, в более трудном и опасном деле, чем все, что я делал до сих пор. Причиной [выбора меня] было [знание] языков и опыт этих семнадцати лет; лорд-казначей и м-р Секретарь Уолсингем захотели услышать и сравнить произношение и различие между языками; я написал [несколько фраз], некоторые из языков я знал хорошо, другие — персидский, греческий, польский, германский — только по общению с послами, знатью и купцами.

По славянски: Ясик славонскому хосподь и св [?] за Христа сина божиа.
По польски: Bozia da vashinins Coopovia malascova moia рапа.
По-немецки: Der hemmell ys hoth und de erde doepaverst der h°.
По-персидски: Sollum alica.
По ливонски: Cusha casha keil sop sull yn umaluma dobrofta(218).

Отдаленное сходство имеется и в других языках, но менее употребляемых.

Однажды королеве было угодно завести серьезный разговор о Борисе Федоровиче, князе-правителе, о его величии и правлении, о царице и о его супруге; она задавала много вопросов, а в конце пожелала иметь один из парадных уборов, что стоило моему кошельку больше, чем я приобрел; [она расспрашивала о том], какие пути убеждения и удачной политики можно найти, чтобы этот князь, не оставлял намерения доверить ее величеству сохранность своего богатства и проч.(219). Я отвечал и просил, чтобы все это хранилось в глубокой тайне, так как некоторые другие поручения, возложенные на меня [ранее], были разглашены не мной, но достигли вскоре ушей князя и царя, что вызвало великую немилость и недовольство настолько, что было послано несколько гонцов (messingers) — Бекман, Кроу и Гарленд — узнать, как появился этот слух, кто и что говорил; это привело к большим неприятностям и большому недовольству как по отношению ко мне, так и к другим более видным лицам, все это не должно обсуждать, а тем более публиковать. Да простит бог одному из тех, кто распускал эти слухи,— сэру Джерому Баусу.

"Хорошо,— сказала королева, — пусть будет правда открыта". — "Ради бога, нет! Если ваше величество желает, чтобы мое будущее поручение было успешно выполнено, пусть об этом нигде больше не упоминают". В это время Фридрих, король Дании, наложил запрет на корабли с товарами английских купцов в своем Зунде у Копенгагена за противозаконный ввоз в его таможню своих товаров; за это все товары были конфискованы его величеством. Они [купцы] обратились к королеве, чтобы она потребовала возмещения их убытков, о том же просили купцы, торговавшие на восточном побережье, так как польский король допускал обиды и разные несправедливости по отношению к ним со стороны его подданных. М-р Секретарь, желая мне добра и продвижения дальше и зная, что мне приказано заехать в Кельн (Cullen), где заседал имперский сейм (the diett), чтобы проводить сэра Горацио Палавичино (Oracio Palavecine) и монсеньора де Фресна (Monzer de Frezen), французского королевского посла, в Германию, поручил мне разобраться со всеми этими делами по пути к царю Московии(220). Я как следует приготовился и был в наилучшей форме; мне назначалось 40 шиллингов в день, затем я получил все письма и грамоты, разрешения на проезд в разные страны и королевства с наказами и поручениями разного рода. Королева дала мне маленькую баночку, полную бальзама, привезенного Фрэнсисом Дрейком(221) и обладающего целительным свойством от ядов и ран. Ее величество также дала мне в награду за красиво вышитые золотом, серебром и персидским шелком разные московские платки, покрывала, полотенца и прочие очень дорогие вещи свой портрет, вырезанный на прекрасном голубом сапфире, чтобы я носил его в память о ее милости. Поцеловав ее руки, я отбыл(222). Один из кораблей ее величества был назначен для Горацио Палавичино и французского посла, другой, названный "Чарльзом", для меня и моих слуг. Я прибыл в Линн (Lynn), совет (the counsall) был предупрежден, что для кораблей ее величества вход туда опасен, поэтому нам было указано пристать к берегу в Ярмусе (Yarmouth), по пути мы зашли в Кембридж, по желанию французского посла, но против воли сэра Горацио, там всем нам устроили ученый прием, потом мы миновали Норвич, в Ярмусе задержались из-за неблагоприятного ветра, причем горожане и знать оказали нам хороший, дружеский прием. Между двумя послами начались разногласия, я старался найти примирение, боясь, что это будет причиной неудачи в их делах; один из них был чрезвычайно горд, другой брал верх над ним своей хитростью.

Наконец наступило благоприятное время для нашего отплытия; я отправился по своим делам, они — по своим, но как они, так и я испытали опасность быть выброшенными бурей на побережье Эмден у Штадена, куда мы наконец пристали. Корабли королевы были опознаны по артиллерии и флагам, мы были хорошо встречены как горожанами, так и английскими купцами, каждый из нас был хорошо устроен, мы были снабжены вином, свежей провизией, нас приветствовали речами. Сэр Горацио и французский посол едва избежали нападения шайки бродяг, они ждали их около монастыря Букстегуд и хотели выкупа. Затем послы направились к герцогу Саксонскому и другим имперским князьям, лучшим друзьям королевы, а я — в Кельн. Когда я прибыл в Гамбург, то приказал моему слуге Джону Фризу прикрепить рано утром на дверь городской ратуши эдикт на латыни и датском языке, запрещавший именем королевы Англии этому и всем прочим городам Ганзы (Hans) и побережья моря провозить через Британский канал в Испанию какие-либо съестные припасы, зерно, военное снаряжение, порох, канаты или какой-либо другой такелаж и снаряжение для кораблей под угрозой конфискации(223), затем я поспешил в Любек в 10 милях от Гамбурга, где предъявил то же самое бургомистру, который разгневался, говорил, что они будут проходить на своих кораблях, несмотря на запрет королевы Англии(224). Оттуда я проследовал через Липсвик (Liepswicke) в Кельн, где должен был собраться сейм, но по причине невозможности съехаться туда всем имперским князьям, он не собрался. Епископ Трирский (Triers) был болен, герцог Бранденбургский, епископ Майнцкий, пфальцграф, герцог Саксонский не приехали, поэтому я послал гонца, м-ра Парвиса, в соответствии с моим наказом известить королеву и ее совет, что сейм отложен на три года и состоится в Регенсбурге; в результате поездка сэра Эдварда Дайера(225), назначенная ее королевским величеством, не состоялась. Однако наблюдать остальных князей, кардиналов, посланников, их свиту, людей и запасы, собранные там, было весьма любопытно.

Посол ее величества сэр Горацио Палавичино и посол короля Наваррского монсеньор де Фреси вели переговоры, убеждая герцогов Саксонского, Бранденбургского и некоторых других из имперских принцев дать королю Франции 8 тысяч швейцарцев, чтобы оставить за ним корону, оспариваемую его подданными(226). Им [имперским принцам] не было никакого дела до короля Франции и его посла, зато уважение и дружба с королевой Англии и поручительство в уплате убедили их снабдить короля Наваррского 8 тысячами обученных солдат, из которых 4 тысячи были отосланы в 14 дней благодаря стараниям и кошельку Горацио Палавичино, который под заемные письма занял во Франкфурте, Штадене, Гамбурге 8 тысяч фунтов с помощью Джильса Гофмана (Giells Hoffman)(227), на дочери которого он женился, Антонио Ансельмана (Anselman) и других богатых купцов этого края; на эти деньги были отправлены солдаты. От французского короля пришли письма его послу, чтобы он передал имперским принцам, что если они не доверяют ему, то пусть верят его любезной сестре, королеве Англии. Четыре тысячи швейцарцев были готовы, а семь тысяч волонтеров были посланы ему королевой Англии под начальством благородного (лорда Уиллоуби)(228) с ними, а также с помощью многочисленных своих друзей и союзников, которые каждый день вливаются в его армию, [король] сможет завоевать мир и не только у себя дома, но осадить стены хоть самого Рима. Поэтому [посол] может не тратить деньги на оставшиеся четыре тысячи швейцарцев и распустить их. Однако! Я должен оставить все эти дела тем, кому они поручены, возвращаясь к моим утомительным путешествиям и дневникам (journalls).

Вернувшись в Веймар, Росток, Макленбург (Rostok in Meckelborugh), я перебрался затем в Эльсинор и Копенгаген, где с помощью Рамелиуса (Ramelious), датского канцлера(229), был представлен королю Дании Фридриху(230). Я предъявил письма королевы и произнес свою речь перед королем, который меня приветствовал. Я низко поклонился ему. Он спросил, как здоровье его любезной сестры.

"Ее величество была в полном здравии при моем отъезде и желала этого же вашему величеству". Он отпустил меня, распорядившись остановиться мне в доме Фридриха Лейеля (Liell)(231). Фриц ван Вард (Frittz von Ward), один из доверенных короля, был прислан от него узнать, имею ли я еще что-либо добавить к тому, что содержалось в письмах королевы. Я сказал ему: "Да, имею, если его величеству будет угодно дать мне аудиенцию". [В то время] там находился любезный джентльмен, некто Эндрю Кейт (Andrew Keith), посол Шотландского короля, пользовавшийся большим расположением(232), он познакомился со мной, так как жил в соседнем доме, и, хотя я вначале отнесся к нему недоверчиво, доказал мне свою доброту; он сказал мне, что ответ на мое посольство уже составлен, что король сердится на королеву за то, что она не так охотно, как ожидалось, дала согласие на брак его дочери с королем [Шотландии]. За мной пришли, [на аудиенции] я постарался в самых лестных выражениях произнести королевский титул, чтобы доставить ему удовольствие.

"Наша любезная сестра, королева Англии, потребовала от нас слишком большой жертвы. Мы получили по конфискации 30 тысяч фунтов из-за мошенничества ее подданных, которые не только обманули наше королевское доверие, но также наказали нашу таможню на сумму гораздо большую, которую мы из любви и честности по отношению к ее величеству им простили, но их примеру последовали купцы других стран, что привело к нашему разорению. Наше стремление к продолжению древнего союза и дружбы наскучили, видимо, адмиралу и казначею, они захватили корабли и товары, принадлежавшие нашим подданным из-за того только, что эти люди плыли через Британский пролив, причем [купцы] не получили никакого возмещения. Что касается другого пункта, ежегодной уплаты нам 100 розеноблей (rose nobles)(233), то это — наше право, поскольку эта дань с незапамятных времен платилась нашим предкам предками ее величества, лордам и королям Норвегии и всех прилежащих морских территорий; это право совсем недавно было подтверждено разумным решением по поручению ее величества послом Гербертом, так что мы намерены это соблюдать и использовать и далее(234). Таковы пункты и формулировки наших ответов королеве, которые мы намерены отстаивать. Как вы видите, время вышло и не позволяет [вам на это] отвечать. Если вы настаиваете, я назначу доверенных принять [ваши возражения], но оставлю их без ответа". Было уже за 12 часов.

"Я не могу испытывать ваше высокое терпение своей настойчивостью, тем более что по милости вашего величества для этого могут быть назначены доверенные, хотя это будет большим неудобством. Я лишь прошу, чтобы выдали письмо ее величеству, содержащее ваш ответ". Он сделал мне легкий поклон и отвернулся, я отправился домой обедать, хотя кое-что из сказанного отбило у меня всякий аппетит.

За мной пришли на следующий день. Датский канцлер, два советника (masters of request) и секретарь были готовы принять меня в большой палате, как мне показалось, обитой красивым штофом. Меня сопровождали один джентльмен, мои слуги и четверо или пятеро купцов, дававших мне наставления.

"Лорды, так как его величеству было угодно не слушать меня более, думаю, что я могу перейти непосредственно к делу, не останавливаясь на церемониях; устный ответ его величества на два пункта, содержавшихся в письмах ее величества, насколько я помню (моя память позволила воспроизвести их дословно), следующие: "Что касается третьего [пункта], заключительного, в котором его величеству было угодно использовать искусство красноречия, то я не имею полномочий отвечать на него, однако надеюсь разрешить его в обсуждении с вами, так как для этого достаточно правды, содержащейся в письмах ее величества, она же может служить и для ответа. Я не собираюсь оправдывать купцов, чья вина была названа мошенничеством. Если это так, то они здесь сами и готовы к ответу и защите против обвинений, поскольку с ведома и дозволения таможенников все было сделано как всегда, с тех пор, как была наложена эта береговая пошлина. Список их сукон и по количеству и по сортам был верен, исключая лишь куски, обертывавшие каждый тюк, однако теперь, по какому-то недоразумению или недовольству, это подвергается сомнению. Купцы, [полагаясь на] прочность дружбы и союза, существующих [между Англией и Данией], могли надеяться, что если они провинились не более других иноземцев перед подданными короля, который прощает ту же вину другим, то их корабли, подобно кораблям последних, не подвергнутся задержанию. Их убытки и потери в торговле, открытой для всех, кроме них, явятся не столько неокупаемыми, сколько слишком суровым наказанием, даже если они и виноваты во всем.

Но их невиновность может их заставить прибегнуть к другим действиям. Однако королева просит для них только обычного правосудия, которого его величество удостаивает всех без исключения. Что касается другого пункта, то мне приказано поставить вас в известность, что последний посол ее величества, м-р Герберт не имел полномочий признавать какие-либо требования, в частности ежегодные уплаты 100 нобелей подданными королевы, торгующими на северном побережье; какое-либо подобное право не может быть признано, [поскольку] предки ее величества никогда не платами [дань] предкам его величества; ни записи, ни история, ни хроники (nor reccord, historie nor cronacle) не упоминают о таком факте. Если подданные ее величества занимаются рыболовством или торговлей в любом городе — Норберграве, Трондгейме, Вардэгузе, расположенном на побережье, они платят свои обычные взносы, как и другие иностранцы, от которых не требуют подобного взноса, а тем более дани (homage), само это слово, я боюсь, будет плохо воспринято и поэтому решительно прошу не ожидать и не требовать ее. Касательно задержания кораблей и товаров подданных короля лордом-казначеем и лордом-адмиралом Англии, это никак не связано с другими обстоятельствами, но могу сказать, что королева была всегда осторожна во всем, что могло подать повод к оскорблению его величества короля Дании. Его величество, может быть, напрасно гневается. Эти корабли, хотя и вышли из Зунда, являются кораблями из Любека, Щецина, Данцига, Кенигсберга, не принадлежащих к территории Дании, [они шли], груженные военными припасами, порохом, канатами и провизией для общего врага его величества и королевы и им [кораблям] не позволили пройти через пролив; также, без сомнения, и король Дании запретил бы в подобном случае проход кораблям королевы и другим и перевозку грузов через Зунд и Балтийское море к его врагу, королю Швеции, с которым он находится в такой же постоянной вражде, как Англия и Шотландия; [все это], возможно, было неправильно изложено некоторыми из его подчиненных, имевших в этом свою выгоду, так как между нами существует прочный союз и дружба. Пусть это будет справедливо доказано грамотами, наказами или накладными (bills or ladinge), и, без сомнения, правосудие и справедливость восстановятся. О! Пусть не достигнут своего злые умыслы тех, кто желает расторжения столь древнего союза между нашими великими монархиями и повода к запрещению прохода по морям океана для подданных ее величества, которые [моря], как и пролив, состоят во владении только королевы и служат источником доходов Великобритании. Нападения и оскорбления подданных ее величества адмиралом Иоганном Вольфом(235), отбиравшем силой необходимые припасы, паруса, снасти, якоря у торговавших на северном побережье, чем он обрекал их без милосердия на верную смерть среди морей,— эти нападения остались безнаказанными по сей день. Слуги и корабельные мастера ее величества переманивались [в Данию], чтобы построить ваш флот по английскому образцу.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

История России Горсей Д. Путешествия сэра Джерома Горсея 11 королевы
Так как королева говорила мне
В россию был связан с попыткой правительства елизаветы вернуть купцам московской компании
На каждого русского приходилось по сотне поляков
История России Горсей Д. Путешествия сэра Джерома Горсея 5 финикии

сайт копирайтеров Евгений