<<<     ΛΛΛ     >>>   

" «Узаконенная проституция, простая кража имущества, кража со взломом, убийство, грабеж и разбой - для низших классов; тогда как изощренные хищения, скрытая и ловкая кража, умелая игра на человеческом скотстве, предательства и измены из тактических соображений, неимоверные уловки, наконец, все пороки и все подлинно доходные и элегантные преступления - все это ускользает от закона и остается монополией высших классов» (1 декабря 1838 г.).

74 La Phalange, \" dec. 1838.

щую силу преступления. «Если бы не преступление, пробуждающее в нас множество онемелых чувств и полуугасших страстей, мы бы куда дольше оставались несобранными, так сказать расслабленными»75. А значит, преступ-ление является, возможно, политическим инструментом, который может оказаться столь же полезным для освобождения нашего общества, сколь и для освобождения негров; действительно, разве последнее произошло бы без преступления? «Отравления, поджоги, а порой и бунт свидетельствуют о кричащей бедственности социального положения»76. Заключенные? — «Самая несчастная и самая угнетенная часть человечества». «La Phalange» иногда принимала современную эстетику преступления, но имела при этом совершенно другую цель.

Отсюда - использование хроники происшествий, с тем чтобы не просто вернуть противнику упрек в аморальности, но и выявить борьбу противоположных сил. «La Phalange» рассматривает уголовные дела как столкновение, запрограммированное «цивилизацией», крупные преступления — не как чудовищные деяния, но как неизбежный возврат и восстание подавленного77, а мелкие-противозаконности — не как неустранимые края общества, а как гул, доносящийся с самого поля боя.

Обратимся теперь, после Видока и Ласенера, к третьему персонажу. Он сделал всего один краткий выход; его известность вряд ли продержалась более одного дня. Он был лишь мимолетным образом мелких противозаконно-, стей: тринадцатилетний мальчуган без крова и семьи, об-г виненный в бродяжничестве. Приговоренный к двум го-<' дам исправительной колонии, он, несомненно, надолго

426

п La Phalange, 10 janvier 1837.

76 Ibid.

11 См., например, о Делаколонже или Элирабиде в: La Phalange, I" aout 1836^' 2 octobre 1840.

попал в круговорот делинквентности. Конечно, он остал-ся бы незамеченным, если бы не противопоставил дискурсу закона, сделавшего его делинквентом (больше даже во имя дисциплин, чем в соответствии с кодексом), дискурс противозаконности, которая устояла перед принуж-i, ? ' дениями и обнаружила недисциплинированность, суще- ) ствующую систематически двусмысленным способом -r-j I как беспорядочное устройство общества и как утвержде-с, ние непреложных прав. Все противозаконности, расце-д ненные судом как правонарушения, обвиняемый переформулировал как утверждение жизненной силы: отсутствие жилья — как бродяжничество, отсутствие хозяина — | как независимость, отсутствие работы — как свободу, от- '\ сутствие организованного и регулярного труда - как пол- ! ноту дней и ночей. Это столкновение противозаконности с системой «дисциплина-наказание-делинквентность» было воспринято современниками (точнее, оказавшимся в суде журналистом) как комическое проявление схватки уголовного закона с мелкими фактами недисциплинированности. И действительно, само дело и последовавший приговор представляли сердцевину проблемы законного наказания в XIX веке. Ирония, с какой судья пытается окружить недисциплинированность величием закона, и дерзость, с какой обвиняемый возвращает ее в число фундаментальных прав человека, создают показательную сцену для уголовного правосудия.

Поэтому ценен отчет, появившийся в «Gazette des tri-bunaux»78: «Председатель: Спать надо дома. — Беас : А у меня есть дом? — Вы постоянно бродяжничаете. — Я тружусь, чтобы заработать на жизнь. — Ваше общественное поло-

427

78 Gazette des tribunaux, aout 1840.

жение? - Мое общественное положение. Начать с того, что их у меня не меньше тридцати шести. Я ни на кого не работаю. Я давно уже делаю что подвернется. У меня днем одно положение , ночью - другое. Днем, например, я раздаю рекламки всем прохожим, гоняюсь за прибывшими дилижансами и переношу багаж пассажиров, хожу колесом по авеню Нейи*. Ночью спектакли, я распахиваю дверцы карет, продаю билеты. У меня много дел. — Лучше бы вы поступили учеником в хороший дом. — Вот еще! Хо-; роший дом, ученичество - тоска зеленая. И потом хозя-, ин... вечно ворчит, никакой свободы. - Ваш отец не зовет вас домой? — Нет у меня отца. — А ваша мать? — Нет у меня ни матери, ни родственников, ни друзей. Я свободен и независим». Услышав приговор — два года исправительной колонии, - Беас «скорчил мерзкую мину, а потом вернулся в свое обычное хорошее настроение: "Два года, ни­как не больше двадцати четырех месяцев. Ну, в путь"».

Именно эту сцену перепечатала «La Phalange». И зна-чение, придаваемое ей газетой, чрезвычайно неторопливый, тщательный ее разбор показывают, что фурьеристы усматривали в столь обычном деле игру фундаментальных сил. С одной стороны, силы «цивилизации», олицетворя-i'; емой судьей — «живой законностью, духом и буквой зако-

IV на». Она обладает собственной системой принуждения; 'по видимости это свод законов, на деле же - дисциплина. Необходимо иметь место, локализацию, принудительное «прикрепление». «Надо спать дома», — говорит судья, поскольку, по его мнению, все должны иметь дом, жилище, ; будь то роскошное или жалкое; задача судьи - не обеспечить жильем, но заставить каждого индивида жить дома.

428

Кроме того, индивид должен иметь положение, узнаваемую идентичность, раз и навсегда установленную индивидуальность. «Ваше общественное положение? — Этот вопрос — простейшее выражение порядка, утвердившегося в обществе. Бродяжничество ему отвратительно, оно дестабилизирует его. Необходимо иметь прочное, постоянное общественное положение, думать о будущем, о безопасном будущем, о том, чтобы гарантировать его от любого посягательства». Наконец, надлежит иметь хозяина, занимать определенное место на иерархической лестнице. Человек существует, только когда он вписан в определенные отношения господства. «У кого вы работаете? Иными словами, раз вы не хозяин, то должны быть слугой. Дело не в вашей индивидуальной удовлетворенности, а в необходимости поддерживать порядок». Дисциплине в облике закона противостоит именно противозаконность, предъяв- / ляющая себя как право; не столько уголовное правонарушение, сколько недисциплинированность является причиной образования бреши. Недисциплинированность языка: неправильная грамматика и тон реплик «указывают на резкий раскол между обвиняемым и обществом, которое в лице председателя суда обращается к нему в корректной форме». Недисциплинированность, вызываемая врожденной, непосредственной свободой: «Он прекрасно понимает, что подмастерье, рабочий - раб, а рабство плачевно... Он прекрасно понимает, что уже не сможет наслаждаться этой свободой, этой владеющей им потребно­стью движения в устоявшемся порядке жизни... Он предпочитает свободу, и важно ли, что другие считают ее беспорядком? Свободу, иными словами — спонтанное разви-

429

тие индивидуальности, «дикое» развитие, а значит, грубое и недалекое, но естественное и инстинктивное». Недисциплинированность в семейных отношениях: не имеет значения, был ли этот несчастный ребенок брошен или убежал сам, потому что он «не смог бы вынести рабство воспитания, родительского или иного». И во всех этих мелких недисциплинированностях в конечном счете отвергается «цивилизация» и пробивает себе путь «дикость»: «Работа, лень, беззаботность, распутство, все что угодно, только не порядок; в чем бы ни заключались занятия и распутство, это жизнь дикаря, живущего одним днем и не думающего о будущем»79.

Несомненно, анализы в «La Phalange» не могут рассматриваться как типичные для тогдашних дискуссий о преступлении и наказании в массовых газетах. Тем не менее они принадлежат к контексту этой полемики. Уроки фурьеристов не прошли втуне. Они получили отклик, когда во второй половине XIX века анархисты, избрав своей мишенью уголовно-правовую машину, поставили политическую проблему делинквентности; когда они желали видеть в ней самое боевое отвержение закона; когда они пытались не столько возвеличить бунт делинквентов как геройство, сколько отделить делинквентность от захвативших ее буржуазной законности и противозаконности; когда они хотели восстановить или создать политическое единство народных противозаконностей.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Из 2 174 осужденных за повторные преступления 350 побывали на каторге
Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы 3 военной
Молчания возрожденная жизнь
Глубоко укорененная в механизмах функционирование аппарата
Привычку к труду38