<<<     ΛΛΛ     >>>   

Страна производила весьма своеобразное впечатление: почва была обращена всюду в сады, хотя большую часть ее пришлось отвоевать у моря. Местные произведения обменивались на иностранные на двух антверпенских ярмарках, проходивших дважды в год и длившихся каждая по двадцать дней. Однако излишней роскоши не было; добропорядочность и известное образование были очень распространены в народе. Трудно было встретить безграмотного человека даже среди крестьян.

При этом развитии и благосостоянии жители пользовались свободой. По крайней мере города, сословия, области и корпорации имели свои многочисленные привилегии. Каждый налог вводился не иначе, как с утверждения генеральных штатов - собрания, состоявшего, как и везде, из представителей дворянства, духовенства и городов. Впрочем, и здесь, как и везде, преобладал дух областного партикуляризма: помимо общего высшего трибунала в Мехельне, каждая область имела свое сословное собрание и свою областную судебную палату. Области резко отличались одна от другой своим внутренним устройством и жизненными обычаями. Так Фландрия, Брабант, Геннегау со своими крупными земельными владельцами, имели аристократический характер, а Фрисландия отличалась демократическим духом.

Необходимость придать этой пестрой смеси требуемое единство, без которого немыслим государственный строй, давала правителю немалую силу, если только он умел не задевать вышеуказанного партикуляризма. Карл был мастер на такие дела: он чувствовал самого себя нидерландцем и эти части его обширных владений были единственными, в которых он пользовался действительной популярностью. Вместе с тем эти земли приносили ему большие доходы, и он умел это ценить. Они давали ему вчетверо больше, нежели Перу и Мексика.

Но теперь царствовал уже его преемник. Филиппу с самого начала был не по сердцу этот предприимчивый народ, и он поспешил покинуть Нидерланды при первой возможности, оставив здесь правительницей свою сводную сестру Маргариту, вдовствующую герцогиню Пармскую, находившуюся в полной от него зависимости. Маргарита была женщиной весьма недюжинного ума, ревностной католичкой, однако склонной, как все слабодушные люди, к уверткам или даже прямому обману. Филипп оставил при ней в качестве первого советника сына великого министра, Николая Перренот де Гранвелла, о котором уже упоминалось выше как о канцлере Карла V.

Маргарита, герцогиня Пармская. наместница нидерландская. Гравюра работы К. фон Зихема

Антон Гранвелла быстро возвысился на духовном поприще; едва достигнув сорокалетнего возраста (1561 г.), был уже кардиналом. Это был человек чрезвычайно даровитый, изъяснявшийся на семи языках, достаточно проницательный для того, чтобы оценить ошибочность известной политики, но в то же время готовый в полной мере быть ее орудием. Члены его совета были люди тоже далеко не знатного происхождения и столь же готовые на все, как и он.

Высшее дворянство было крайне недовольно учреждением такого управления. Преданно послужив Карлу V, когда можно было приобретать на этой службе лишь много чести, но мало золота, принося даже тяжелые жертвы, это дворянство видело теперь, что новый король, поручая власть своим выскочкам, хочет оттеснить местную знать.

Среди этой аристократии выделялись особенно два лица: Ламораль, граф Эгмонт, принц Гаврский и принц Оранский Вильгельм, из дома Нассау. Эгмонт был красивый, отважный рыцарь, оказавший большие услуги королю в битвах при Гравелинге и Сен-Кантене. Он имел многочисленную семью от своего брака с одной баварской принцессой. Никудышный придворный, беззаветно доверяя чистоте своих намерений, народной любви и своей солдатской верности королю, он не знал, что мадридский деспот сделал уже на списке служащих у него родовитых людей против его имени такую пометку: "неблагонадежен в религии" nutat in religione.

Ламораль, граф Эгмонт. Гравюра работы А. Вальяна

Принц Оранский был более примечательной личностью. Выросший при дворе императора Карла, рано определенный им на дипломатическую службу, он почерпнул в этой превосходной школе все, чему можно было в ней научиться, хорошее и плохое, даже сам царственный наставник возлагал на него большие надежды. Во время своего отречения в Брюсселе, больной император опирался на плечо этого 22-летнего юноши (Вильгельм род. в 1533 г.). О его религиозных убеждениях трудно сказать что-нибудь определенное: его родители приняли новое учение, сам он был воспитан в католической вере, но его религиозные убеждения, как и у его тестя, Морица Саксонского, были вполне подчинены политическим взглядам. Натянутость его отношений к королю была уже не новостью. Филипп ненавидел его со всей той недоверчивой злобой, которую ограниченный ум питает ко всякому занимавшему относительно независимое положение, благодаря своим огромным владениям в Германии, Голландии, Брабанте и Франции. Принц получил прозвище "Молчаливого". Действительно, он обладал умением молчать, хотя и бывал разговорчив в обществе. Но и тут итальянцы и испанцы, старавшиеся выведать его мысли, нередко обманывались в своих надеждах - он всегда умел хранить свои тайны от постороннего нескромного взгляда.

Вильгельм Оранский Гравюра работы В. Дельфа с картины А. Ван де Вечна

Религиозные эдикты

Повод к разногласиям был подан самим Филиппом, а не нидерландским дворянством. Никаких новых мер в отношении религии не требовалось. Карл V подавил новое учение с кровавой суровостью - число казненных за это исповедание равно страшной цифре - 50 000, а по другим источникам - даже 100 000 человек. Допустив, что последнее число, и даже первое, преувеличено, но принимая во внимание одиннадцать эдиктов, направленных против новшества, следует полагать, что лютеранство все же имело в стране значительное распространение. Однако последний из этих указов (1550 г.), был таков, что должен был удовлетворить даже Филиппа. Он ужасен до того, что и теперь, по прошествии четырех столетий, нельзя думать без стыда и негодования о том, что христианские государи могли опускаться до степени древнеперсидского или ассирийского варварства. Согласно этому эдикту, каждый продававший или покупавший сочинения Лютера и ему подобных, или даривший, или укрывавший у себя такие книги, или совершавший нечто подобное всему этому, подвергался казни. Мужчины, если они каялись в своем прегрешении, подлежали отсечению головы, женщины зарывались живыми в землю, нераскаянные же обрекались на сожжение.

Для существования такой системы требовалась военная сила и потому Филипп и не думал отзывать те 4000 испанцев, которые стояли еще в Нидерландах со времен окончания последней войны, хотя это и противоречило местному праву. Однако на этот раз ему пришлось уступить, потому что народное неудовольствие против чужеземцев стало обнаруживаться настолько грозно, что навеяло страх на самого Гранвеллу (1561 г.). Зато Филипп постарался умножить число епископов, в расчете на их содействие инквизиции. Ему и папе казалось недостаточно иметь четыре епископства на население приблизительно в три миллиона душ. В Испании было пятьдесят архиепископов и шестьсот восемьдесят четыре епископа, поэтому и для семнадцати нидерландских провинций были учреждены три архиепископства (Мехельн, Камбрэ, Утрехт) и четырнадцать епископств. Некоторые местности, назначенные для епископских кафедр, настойчиво ссылаясь на свои привилегии, отстояли свои права, но другие допустили молча водворение епископов.

Однако общее возбуждение усилилось и усердно поддерживалось кальвинистскими проповедниками, которые не испугались никаких эдиктов. Каждая казнь только увеличивала количество желающих принять на себя мученический венец. Народная ненависть, разделяемая и подогреваемая дворянством, осужденным на ничтожную роль, обратилась, преимущественно, на кардинала, так что, наконец, сама правительница стала советовать императору (1564 г.) его удалить, потому что его непопулярность отражалась на ней самой и на короле.

Гранвелла. Правительница

Король уступил, и Гранвелла был отозван. Он уехал из страны (1564 г.) под бременем справедливых и несправедливых обвинений, а дворяне стали принимать участие в делах управления, чего не могли делать при нем. Однако прежняя система была еще в силе. Не стихало и возбуждение, усиливавшееся при каждой новой казни какого-нибудь кальвинистского проповедника, а также вследствие колебаний правительницы, не внушавшей никому полного доверия.

Между тем тридентский собор закончил свою работу и предстояло обнародование его решений в Нидерландах. Государственный совет решил отправить депутацию к королю с изложением последствий господствовавшей дотоле системы и просить об ее изменении. Принц Оранский выразил в весьма эмоциональной речи необходимость желаемых перемен. Уполномоченным был Эгмонт, верноподданнейший из нидерландских вельмож и усердный католик. Его встретили в Мадриде с таким почетом и великолепием, что он потерял всякую бдительность. Королю ровным счетом ничего не стоили все его притворные ласки, полуобещания и милостивое обхождение там, где он хотел добиться своей цели. Эгмонт, уверенный в полном успехе своей миссии, вернулся в Брюссель, как он выразился "довольнейшим человеком в мире". Но в октябре того же года правительница получила из Испании предписание оставить все по-старому и со всей строгостью претворять в жизнь все, что указано в эдиктах. Весьма характерен следующий факт: в докладе комиссии, назначенной в Мадриде для составления проекта реформ в постановлениях против еретиков, значилась собственно одна существенная мера - замена смертной казни изгнанием для лиц, хотя уличенных в ереси, но раскаявшихся. И эта статья была единственной, на которую не согласился Филипп. Такие старые сподвижники Гранвеллы, как Виглий, опасались последствий такого решения, предлагали повременить с обнародованием приказа его величества. Это был тот момент для дворянства, когда оно могло занять решительную позицию и принц Оранский настоял в совете на немедленном опубликовании приказа. "Мы увидим теперь начало великой трагедии!" - воскликнул он.

Дворяне заключили между собой союз, известный под названием Бредского компромисса и направленный против испанской тирании. Первым практическим шагом союзников было вручение петиции правительнице (апрель 1566 г.). Они в количестве 200 человек верхом прибыли в Брюссель под восторженные приветствия населения, и правительница была вынуждена принять их у себя во дворце. Они вышли из дворца, добыв нечто, имеющее большую цену в подобные времена, - кличку для своей партии. Один из советников правительницы сказал ей, докладывая о прибытии дворян, экономические дела которых в действительности были не в блестящем положении: "Не пугайтесь, ваша светлость, это просто толпа всякого сброда (gueux)". Это стало известно дворянам и на пиру у одного из членов союза был провозглашен первый тост за "сброд". Затем данное прозвище сделалось боевым кличем. Союз был учрежден для борьбы с инквизицией при соблюдении верности королю, "даже до нищенской сумы", и потому избрал своим наружным знаком и символом партии так называемый "нищенский пфенниг" (пфенниг гёзов). Постепенно движение принимало более и более широкие размеры.

Пфенниг Гёзов. Из берлинского мюнц-кабинета

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Остальных членов парламента
Подобными мерами все протестантское дворянство богемии было разорено вконец
Получив в свои руки все бразды правления государством
Достиг ничего в течение своего шестилетнего правления