<<<     ΛΛΛ     >>>   

В Национальной библиотеке хранится пурпуровыми чернилами собственноручно подписанный Ириной, «императрицей римлян, верной во Христе Боге нашем», устав (типик), изданный царицей для ее монастыря. Она тут пространно перечисляет здания, построенные ею, и доходы, какими она наделила обитель. Подробно объясняет многочисленные обязанности, предписываемые ею монахиням, правила, каким им надлежит следовать, строгую дисциплину, какой они будут подвергнуты. Наконец, она определяет ясно и точно и в чрезвычайно властном тоне все, что касается управления монастырскими имениями и охраны независимости монастыря. Этот документ, составляющий не менее шестидесяти печатных страниц, крайне любопытен, потому что знакомит нас с психологией Ирины Дуки и дает представление о монастырской жизни ее времени.

Что тут поражает прежде всего — это странное смешение нравоучительной фразеологии и практического духа, мистической экзальтации и административной точности, властной, мелочной и сухой. Это тот же контраст, какой мы видели уже в душе императрицы, страстно благочестивой и любившей читать мораль, обла- {266} давшей при этом такой ясной бодростью в устройстве своей жизни и в преследовании своих честолюбивых целей.

Первая забота основательницы монастыря — насадить в нем самую строгую нравственность. В начале XII века внутренняя жизнь в византийских монастырях действительно сильно нуждалась в преобразовании, и не без основания опасалась Ирина, «чтобы змий, древний искуситель, не нашел в благочестивом доме какую-нибудь новую Еву, и не стал бы нашептывать ей свои убийственные софизмы, и не увлек бы ее в адские сети». Горячо поэтому молит она Богородицу охранить инокинь от искушений, «даровать этим женским душам мужскую силу добродетелей». Но при этом она благоразумно принимает все полезные меры предосторожности для предотвращения опасности. Монастырь будет крепко огражден от всего, извне приходящего. Ни один мужчина не будет в него допущен, никакой посторонний глаз не должен проникать в благочестивую таинственную жизнь внутри монастыря. Императрица строго запрещает строить подле святой обители террасы, откуда нескромные взоры могли бы проникать в монастырские дворы; она запрещает, чтобы вслед за знатными дамами, имеющими разрешение посещать монастырь, хоть один мужчина, будь то евнух, переступал за спасительную ограду. Для большей уверенности даже певчие изгнаны из этой образцовой обители; самое большее, и то по необходимости, в ней будут терпеть двух священников, и то с условием, чтобы они были евнухами; равно и исповедник, и эконом общины должны принадлежать к этой спокойной категории людей.

Вышесказанное относится к внутренней жизни. Не менее строго определила Ирина отношения, какие монахини могли иметь с миром внешним. На этот счет церковные правила были крайне суровы. «Монах, — сказано у отцов, — не должен иметь семью на земле». Однако на практике некоторые уступки «слабости человеческой» были необходимы. Поэтому один или два раза в год мать, сестра и другие родственницы монахини получали разрешение приходить в монастырь и разделять трапезу с сестрами; а если та, кого навещали родные, была больна, посетительницам позволялось целых два дня провести в монастыре. Что касается мужчин— отца, брата и т. д., — они могли видеть свою родственницу только у ворот монастыря, и то лишь в присутствии пожилой и почтенной сестры, и всегда на самое короткое время. Если монахиня была больна, она могла, чтобы повидаться со своими близкими, просить отнести себя на носилках к воротам; но ни под каким предлогом не мог мужчина переступить ограду. Точно так же, если у какой-нибудь монахини заболевал серьезно в городе близкий родной, она {267} могла его навестить, но в сопровождении двух почтенных и пожилых сестер, и ни под каким видом не должна была проводить ночь вне монастыря. Впрочем, для избежания всяких поползновений к отлучке из монастыря или неправильному возвращению, у ворот сторожила привратница, женщина пожилая и испытанная в добродетели; и еще для большей верности она каждый вечер приходила к игуменье и вручала ей ключи. Впрочем, ничто в обители не делалось без разрешения последней; но это вовсе не значит, что она сама не была подчинена общей дисциплине. Когда ей приходилось заниматься монастырскими делами, когда она должна была принимать управляющих и арендаторов монастырских имений, она отправлялась к внутренним воротам монастыря в сопровождении двух или трех пожилых монахинь, остававшихся свидетельницами при разговоре. Вообще внутрь монастыря старались пускать как можно меньше посторонних людей. Разрешались, однако, посещения женщинам, потому что это могло способствовать распространению славы и святости обители; в данном случае основательница полагалась на мудрость игуменьи, прибавляя, однако, что эти посетительницы должны были всегда быть образцовой нравственности и пребывание их не должно было затягиваться более двух дней. Даже царевны императорского дома, даже та из них, которая была покровительницей монастыря, не могла входить туда во всякое время и обыкновенно оставалась там только на короткий срок.

Община, учрежденная Ириной, не должна была, по замыслу основательницы, быть многочисленной, так как при многочисленности монахинь рисковали не иметь возможности точно применять правила. Она насчитывала всего двадцать четыре монахини и десять служительниц, и ни в каком случае число инокинь не должно было превышать сорока. Во главе общины была поставлена игуменья. Способ к какому прибегали при ее поставлении, довольно любопытен. Монахини выбирали три имени, и окончательный выбор между ними делался следующим образом. Три имени писались на трех одинаковых листках бумаги в такой формуле: «Владыка, Господь наш Иисус Христос сердцеведец, молитвами Пречистой Владычицы нашей Богородицы Благодатной, открой нам, грешницам, почитаешь ли Ты достойной быть игуменьей нашей сестру такую-то». Листки, тщательно запечатанные, клались на алтарь в субботу вечером: община проводила ночь в молитве, а на следующий день после службы священник брал с алтаря один из листков, и суд Божий указывал таким образом ту, которой надлежало управлять монастырем. Раз поставленная, она пользовалась безусловной властью в делах материальных, а равно и духовных, и права ее простирались так далеко, что она могла, если находила это {268} нужным, исключить монахиню из монастыря без всяких объяснений. Сама она не обязана была давать отчет никому, и ее лишали чина, только если она серьезно провинилась при исполнении какой-либо из своих обязанностей. В таком случае царственная покровительница монастыря, руководившая в качестве таковой и выборами, вмешивалась в дело и отставляла игуменью. Но такие случаи бывали крайне редко.

Чтобы помогать игуменье, в ее управлении имелся целый штат помощниц, назначавшихся игуменьей по ее усмотрению. То были сосудохранительница (sceyophylacissa) , заведовавшая казной и архивами, и экклисиархисса (ecclesiarchissa), смотревшая за церковью, за возжиганием свечей и за хорошим исполнением певчими священных песнопений. Одна сестра назначалась для приема провизии, другая для хранения вина; казначея хранила продукты из монастырских имений; трапезария (trapezaria) смотрела за порядком в трапезной, эпистимонархисса (epistemonarchissa) наблюдала за соблюдением дисциплины в общине, и роль ее главным образом заключалась в том, чтобы воспрещать пустые разговоры и наказывать за проявления лености, «каковые суть начало всякого зла». Две эргодотрии (ergodotriai) раздавали работу; две дохиарии (docheiariai) заведовали одеждой и наличными деньгами общины ; наконец, сестра-привратница была приставлена сторожить у дверей. У всех должностных лиц были свои обязанности, и основательница монастыря тщательно определила каждой ее работу. И во всем видна также большая забота о самой точной, подробной отчетности: состояние имущества в минуту принятия на себя обязанностей, поступления и расход — все должно было подлежать самой точной отчетности. Наконец, Ирина советует всем самую строгую экономию, и любопытно отметить, до какой степени она была заботливой и хорошей хозяйкой. При покупке материй для общины она советует выбирать время, когда их много на рынке и они не дороги. И когда в праздники вставляют в светильники новые свечи, надо раньше горевшие тщательно спрятать, чтобы дать им потом догореть в будние дни.

Во всех этих административных подробностях не видно и следа какой-либо заботы об идеале; но это отсутствие мистической экзальтации, каким отмечена всякая строка документа, и составляет его характерную особенность. Ирина обладала главным образом практическим умом, прежде всего заботилась о том, чтобы создать хорошо управляемый и хорошо организованный дом — остальное для нее было менее важно. На это указывает ее желание успокоить сомнения монахинь, которым могли бы показаться низменными предписываемые ею занятия и которые могли испугаться мысли, {269} что, предаваясь им постоянно и пренебрегая через то церковными службами, они повредят делу своего вечного спасения. «Молитва, — говорит она им, — хорошая вещь, прекрасная вещь, ибо она дает нам говорить с Богом и поднимает нас от земли к Нему. Но милосердие гораздо выше и гораздо лучше». Работать же для материального блага общины есть дело милосердия. «Мы боимся, говорите вы, когда приходится пренебрегать церковными службами. Не бойтесь. Искренняя исповедь даст вам всегда отпущение этого греха, с одним условием, чтобы причиной вашего нерадения не была леность. Вот чего надо страшиться. Если вы согрешите не от лени, будьте счастливы посвятить себя доверенным вам обязанностям».

При таких условиях неудивительно, что установление церковных служб занимает довольно мало места в распоряжениях основательницы монастыря. Частности порядка материального занимали ее гораздо больше. Чтобы поддержать строй иноческой жизни, составляющий и долженствующий всегда составлять правило монастыря, спальня и трапезная будут общими для всех монахинь; ручные работы будут исполняться сообща под надзором игуменьи в то время, как одна из сестер будет читать что-нибудь божественное, «каковое чтение отгоняет мысли пустые, бесполезные и преступные». Для обеспечения строгой дисциплины все принято во внимание. Ирина определяет число поклонов, какие надо делать в церкви, порядок, в каком должны следовать одна за другой священные песни по знаку экклисиархиссы (ecclesiarchissa). Она приказывает, чтобы в трапезной, куда община входит с пением псалмов, никто не открывал рта, разве только чтобы ответить на вопрос игуменьи и чтобы у всех уши были открыты и внимали благочестивому чтению, «радующему и питающему души». Трапезария (trapezaria) должна наблюдать за точным исполнением этого предписания. Если какая-нибудь монахиня неспокойна или болтает, она строго ей выговаривает; в случае повторения виновная изгоняется из трапезной. Запрещается что-либо просить у соседки, даже воды; запрещается претендовать на какое бы то ни было старшинство, «в заботах пустого тщеславия». И такая непреклонная дисциплина повсюду. Никаких частных разговоров, никакого праздного шатанья, никакого соперничества или ссор, также и никакой слишком тесной дружбы или тайных свиданий. Ирина все предусмотрела, все распределила, все запретила.

Даже порядок еды был заботливо ею определен. Впрочем, кушанья были далеко не обильны. По вторникам, четвергам, субботам и воскресеньям монахини получали два рыбных блюда и сыр; по понедельникам полагались сухие овощи, варенные с маслом, и ракушки; по средам и пятницам давали сухие овощи, отваренные в {270} воде, и немного свежих. Мясо за монастырским столом не подавалось никогда. Зато вино полагалось в изобилии; оно служит для поддержания сил сестер, истощенных бдениями во время Великого поста, а в жаркую летнюю пору освежает изнемогшее тело, и потому в монастырском погребе имеется даже старое вино. Кроме того, допускается, чтобы благочестивые «христолюбивые» люди присылали какие-нибудь лакомства для улучшения обычной монастырской пищи. Правила во время трех постов, конечно, более строги и не менее тщательно выработаны. Одно предписание особенно часто повторяется: строго запрещается что-нибудь есть вне часов трапезы. «Это еда запрещенная, — пишет Ирина, — некогда подвергшая нас смерти и лишившая нас рая, и это диавол, отец зла, ввел ее в мир».

Все же тут сделаны некоторые уступки человеческой слабости. Императрица отнюдь не хочет, чтобы ее монахини изводили себя крайне истощающими бдениями. Она предписывает особый режим для больных, и им полагается особая келья и более обильный стол. Тем не менее им советуют не пользоваться состоянием своего здоровья, чтобы выражать нескромные требования и просить необыкновенных вещей, «кушаний, о которых они, быть может, даже никогда и не слыхали и тем более никогда не видали и не едали».

Я не останавливаюсь на всех подробностях, определенных при церемониале больших праздников, с обозначением числа свечей, лампад, канделябров, долженствовавших увеличить блеск торжества. Между этими праздниками один в особенности справляется с исключительной пышностью — это Успение Богородицы. Я предпочитаю отметить еще некоторые, более характерные черты, делающие честь практическому уму основательницы монастыря. При нем полагается быть врачу, несмотря на страх, какой внушает императрице всякое присутствие мужчины; с другой стороны, монастырь имеет учреждение, в изобилии снабжающее его водой, и по крайней мере раз в месяц монахини должны мыться в бане. В этих заботах о гигиене, довольно редко встречающихся в монастырях Средневековья, видишь опять, как и во всем остальном, никак не мистический, а практический дух, руководивший при основании этого монастыря.

Однако такое количество обязанностей, такие суровые правила могли в конце концов показаться для многих тяжелыми. Поэтому царица считала нужным увещевать монахинь нести свое бремя не отчаиваясь и не раздражаясь, а, скорее, радуясь при мысли, что благодаря мудрой предусмотрительности основательницы они были совершенно освобождены от всякой материальной заботы. {271}

IV

В то время как императрица упорядочивала нравственную жизнь своих монахинь, она заботилась также и об упрочении своего дела в будущем.

Византийские монастыри подвергались в начале XII века довольно неприятным случайностям. Нередко бывало, что в награду за политические или военные услуги светская власть отдавала их в пользование какому-нибудь знатному лицу, во вред материальному благосостоянию и нравственному благополучию этих благочестивых обителей. Действительно, владелец устраивался в монастыре, «как у себя в доме», проживал на себя все доходы, пренебрегал священными вещами и в короткий срок разорял монастырь и уничтожал монастырскую дисциплину; вместе с ним проникла в эти святые обители светская жизнь; там принимали гостей, пели светские песни, и в особенности в женских монастырях присутствие светской владелицы, постоянно препиравшейся с игуменьей, постоянно озабоченной также мирскими делами, служило вечной причиной деморализации.

Ирина знала эти опасности, так как ее муж Алексей, более чем кто-либо другой, делал подобного рода дары, и она твердо решила оградить от этого основанный ею монастырь. Она рассчитывала, согласно первоначальному назначению, сохранить за монастырем его имущество, каким она его наделила, и уберечь его независимость против всякой попытки захвата. Поэтому она наложила безусловный запрет отдавать, менять или продавать что-либо из имущества, принадлежавшего монастырю; самое большее, если в известных, определенных случаях разрешалось отчуждать кое-что из движимости, чтобы достать денег в случае надобности, но при этом предписывались тысячи предосторожностей, чтобы избежать всякого злоупотребления или неправильности. Точно так же предписывала императрица тщательный надзор за всем, что касалось управления монастырскими имениями. Обязанность эта была возложена на эконома, и роль его состояла в том, чтобы объезжать различные поместья, просматривать счета низших агентов и арендаторов, смотреть за правильным поступлением доходов натурой и деньгами и обо всем делать доклад игуменье. Она управляла в последней инстанции всеми делами, как светскими, так и духовными. Она назначала и отставляла служащих по управлению имениями, лично принимала их для выслушивания доклада о делах, вместе с экономом просматривала и подписывала их отчеты. Монастырь был действительно богат, делались даже сбережения, откладывавшиеся в резерв. Но, понятно, новые пожертвования принимались очень милостиво и всячески поощрялись, приходили ли {272} они от монахинь, которые, принимая пострижение, приносили монастырю по доброй воле известную сумму денег в виде дара, или были щедротами благочестивых мирян. Ирина заранее предвидела эти грядущие подаяния и указывала их употребление. Эти деньги не следовало растрачивать на пустяки, как, например, на улучшение обычной пищи в монастыре. Они должны были главным образом идти на увеличение количества пищи и денег, раздаваемых ежедневно бедным у монастырских ворот. На этот счет, как и во всем остальном, Ирина ничего не хотела оставить непредусмотренным. В простые дни она предписывала раздавать нищим хлеб и остатки от стола; в праздники и особенно в дни, когда праздновали память какого-нибудь важного покровителя монастыря, подаяния были обильнее, и к хлебу прибавляли вино и деньги.

Ирина приняла и другие меры, чтобы обеспечить независимость своего учреждения. Самым категорическим образом она запрещала под каким бы то ни было предлогом отдавать ее монастырь в пользование частному лицу, присоединять к другому монастырю или какому-нибудь благотворительному учреждению, подчинять его какой бы то ни было власти духовной или светской; он должен был на вечные времена оставаться независимым. «Если бы в какое бы то ни было время, — пишет его основательница, — и каким бы то ни было образом кто-нибудь вздумал поработить этот основываемый нами монастырь и подчинить его чужой власти, будь то император, патриарх или сама игуменья, да будет он проклят». Многие монастыри, как мы видели, изменяли в то время своему первоначальному назначению. Чтобы избежать этой опасности, императрица особо отмечает, что одна только игуменья уполномочена иметь власть над общиной; и чтобы еще прочнее обеспечить автономию благочестивой обители, монастырь ставится под особое покровительство царевны из императорского дома.

Первоначально этот протекторат был доверен царевне Евдокии, дочери Ирины, принявшей монашество. Но она преждевременно умерла в 1120 году. Тогда Ирина взяла на себя исполнение обязанности покровительницы, долженствовавшей после ее смерти последовательно переходить сначала к ее любимой дочери Анне, затем ко второй дочери, Марии, и к внучке Ирине Дуке, а впоследствии передаваться из поколения в поколение по нисходящей женской линии от Анны Комнины. Но, обеспечивая монастырю высшее покровительство, императрица имела в виду также оградить его и от возможного захвата со стороны покровительницы. Поэтому полномочия последней были тщательно определены. Ей не позволялось ни в каком случае вмешиваться во внутреннее правление монастыря, и в типике были тщательно обозначены {273} границы ее прав. Царевна-покровительница блюдет за избранием настоятельницы, ей предоставлено право ее сменять, на ней лежит обязанность прекращать ссоры, могущие нарушить мир общины, но в особенности обязана она защищать от светской власти прерогативы и привилегии монастыря. Чтобы отнять у нее всякий соблазн присваивания того, что ее совсем не касается, Ирина запрещает ей по собственному желанию и во всякое время вход в монастырь. Из этого правила императрица делает исключение лишь для «своих возлюбленных дочерей, порфирородных Анны и Марии, и для своей возлюбленной внучки Ирины Дуки». Вышепоименованные особы могут являться в монастырь, когда им заблагорассудится, даже чтобы учавствовать в трапезе с монахинями; однако их могут сопровождать только две или три дамы их свиты. Точно так же, в виде исключения, сыновья и зятья Ирины могут в особых случаях быть допущены в монастырь. Но тогда они будут оставаться во время службы на паперти; когда монахини удалятся из церкви, они могут войти внутрь ее и даже в присутствии двух или трех пожилых сестер говорить с настоятельницей и поклониться изображению Пречистой Девы. Последний пункт дает нам очень любопытные сведения о самой императрице и ее чувствах к своей семье.

V

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Когда константин увидал своего дорогого друга закованным в цепи
Следующее обстоятельство окончательно смутило всех алексей короновался один
Призывавшие в константинополь к весне 786 года всех духовных особ христианского мира
6 смотри в моей книге главу женственность феодоры
Получив византийский престол