Пиши и продавай! |
Б.И.Н., видимо, вернулся (может быть, после личных встреч) к вопросу о Гучкове и «гучковском кружке»: Николаевский — Вольскому. 24 августа 1958. Б.И.Н. просит Вольского написать ему «подробно о сетях, в которые попал Гучков». Он цитирует совершенно нелепые сплетни Кусковой, называет их «рекордным сумасшествием», но упоминает, что в 1919 г. у Гучкова были переговоры с германским штабом, а затем в 1930-е гг., «ген. Шлейхер-Бредов и немецкий штаб имели тайное соглашение со Сталиным», и в это время Гучков завел связи с «русским право-военным лагерем». Вольский — Николаевскому. 11 сентября 1958. В этом письме Вольский написал Николаевскому все, что знал, «о романах Ленина». Он называет некую Катерину К., а затем — жену Григория Алексинского, в то время члена партии большевиков. Он также снова возвращается к «сети» вокруг Гучкова: о Н.Н. Алексееве, которого в свое время старались разоблачить, как сов. агента, а также упоминает о его отце, который был расстрелян во время гражданской войны в Царицыне, с двумя другими своими сыновьями, Александром и Павлом, 16 и 14 лет. Вольский — Николаевскому. 27 ноября 1959. Не обращая внимания на то, что Б.И.Н. несколько раз ему писал, что Гучков никогда масоном не был, Вольский, зная правду, пишет ему опять: К этому письму приложена «записка» Вольского, которую он написал по просьбе Б.И.Н., когда тот был у него в 1958 г. Записка помечена 27 ноября 1959 г., но не Николаевским, а его сотрудницей, которая многие документы помечала ошибочно. Точной даты указать невозможно, но записка, несомненно дошла до Б.И.Н. в конце 1959 г. АИ. Гучков, узнав, что я живу в Плесси-Робэнсон, в домах, построенных Office Departemental, и что в этих домах много свободных квартир — поселил в одной из них свою жену (Л.А Часар, его «незаконная» жена с двумя детьми). Он очень часто приезжал и почти немедленно после приезда шел ко мне. Споры с ним происходили многочасовые. Он был убежденным сторонником войны с СССР и еще задолго до появления Гитлера, как диктатора, доказывал, что война Германии с Россией неизбежна, и что только в этой войне Россия может освободиться от диктатуры большевизма. Информация, которой обладал Гучков, была всегда очень обширная и свежая. Вольский — Николаевскому. 8 апреля 1960. «…Дорогой Борис Иванович, пока у Вас есть силы и возможность, обязательно разработайте и напечатайте все, что Вам известно о масонстве. Я очень рад, что этот вопрос поднял Аронсон, но если судить по тому материалу, о котором Вы пишете, что он в Ваших руках, тогда на Вас падает обязанность, эту историческую загадку разгадать. Я передал кое-какой известный мне материал Аронсону, передам его и Вам… Известна ли Вам книга Осоргиной „Русское масонство“? Я ее не знаю, знаю только, что она печаталась в Бельгии, немцы тираж сожгли, но некоторые экземпляры книги остались. Один из них находится в библиотеке Базеля, другой в Женеве. В Нац. библиотеке этой книги, кажется, нет. Кускова мне писала, что Гучков был масоном, но, цитирую ее слова, после дела Конради, в котором он вел себя совершенно непонятно, с ним масоны старались не вступать в интимные отношения… Она прибавила, что отношения масонов с Гучковым совсем прервались, когда стали известны его связи с немецким штабом. По этой причине, писала она, и Бенеш не стал принимать Гучкова и передал ему приказ прекратить его приезды в Чехословакию и Прагу. Кускова, несомненно, по масонской линии была в тесной связи с Керенским и Коноваловым. Масонами были Хижняков, Богучарский, Лутугин, из большевиков С.П. Середа… Дорогой Борис Иванович, простите, что так… Хочу Вам письмо написать, а настроение… а главное никаких нет физических сил. Нужно думать что скоро поколею, ни ходить, ни дышать не могу. Просто будет чудо, если в этом состоянии буду еще долго тянуть… Оба мы крепко жмем Вашу руку. Ваш Вольский». (Письмо написано дрожащей рукой, два-три слова остаются под сомнением, шесть слов вовсе не могли быть прочтены). Николаевский — Вольскому. 17 апреля 1960. «Обработать и опубликовать масонские материалы я сам считаю крайне нужным и важным, — и займусь этим в ближайшее время. Тем больше буду Вам благодарен, если пришлете имеющиеся у Вас. Страшно жалею, что не повидал Бурышкина до его смерти. Я с ним был связан перед войной, когда он для меня многое нашел по масонству французскому и его связям с Интернационалом. Книгу Осоргиной — в Париже имел, теперь не имею, но пользоваться ею могу. Но она для масонства „карбонарского“, т.е. русского, начала 20 века, ничего не дает». Вольский — Николаевскому. 4 (8) марта 1961. «Относительно масонства С.Н. Прокоповича. Кускова, когда я ее прижал, написала мне, что она с С.Н. вступили в русскую масонскую организацию в 1906 г. (об этой организации у меня есть от нее большое письмо). Но покойный Бурышкин, сам масон, и собравший огромное число всяких сведений и документов о масонстве (он показал целую кипу тетрадей об этом) мне сообщил, что ему доподлинно известно, что Прокопович вступил в иностранную масонскую ложу во время пребывания его и Кусковой за границей. Кускова, видимо, тогда в нее не вступила, ибо женщины в иностранные масонские ложи не допускались. Когда я выразил некоторые сомнения относительно масонства Прокоповича еще до 1898 г., Бурышкин пожал плечами: «Зачем вам в этом сомневаться, когда вот здесь, в этой тетради, все сведения о том, как и где Прокопович вступил в ложу». Все, что после Бурышкина осталось, в архиве Колумбии, но собранный им материал о масонстве туда не поступил. Парижские масоны его оттуда извлекли. Тер-Погосян, сам масон, на мой вопрос, переданы ли в архив масонские тетради Бурышкина, сухо мне ответил: «Нет не переданы». И на этом разговор прекратил. Аронсон написал два очерка о русском масонстве в Февральскую революцию, на мой взгляд, очень интересные. По его просьбе я сообщил ему, что писала мне об этом вопросе Кускова. Было бы не плохо этот вопрос далее копнуть. На мой вопрос, почему вокруг этого столько таинственности, Кускова дала мне объяснение, но на мой взгляд, мало убедительное. Кстати, она мне сообщила, что Гучков был масоном, но от него они отшатнулись вследствие его сношений с военным германским штабом». А.И. Гучков умер в 1936 г., до похищения ген. Миллера, в котором участвовал ген. Скоблин. До самоубийства Ксюнина в Белграде. О нем были некрологи. Один из них принадлежит перу Керенского. («Современные записки», № 60, с. 460). Мысль редакторов журнала пригласить Керенского и поручить ему это дело, кажется крайне неудачной: Керенский сначала с раздражением подчеркивает, что Гучков никогда не был революционером, а был правым, санкционировал разгон I Гос. Думы, одобрял Столыпина, выступал в III Думе как лидер правых («реакционеров»). В октябре 1915 г. он примкнул к революции. Благодаря скандалу с Сухомлиновым и участию великих князей в делах армии, он якобы увидел «весь ужас в России» и «слился с освободительным движением». Далее он пишет, что Гучков «был бы незаменим в дворцовом перевороте», который готовил в 1916 г. В 1914 г. он предвидел разгром России, ему мало кто доверял, «только узкий круг офицеров и генералов Генерального штаба». 27 апреля 1917 г. (на заседании всех четырех Дум) «он произнес трагическую речь о том, что Россия стоит на краю гибели». О том, что Гучков уже с 1920 г. искал в Берлине военной помощи у немцев (вместе с Бискупским, Скоропадским и Красновым), Керенский не сказал ничего. И о периоде 1920—1936 гг. вовсе умолчал. Ни дата рождения, ни дата смерти (как очень часто в русских некрологах) не упомянуты. Д.С. НАВАШИН 4 апреля 1909 г. Брюсов писал Андрею Белому: Дорогой Борис Николаевич! Перед первой мировой войной Навашин был известен узкому кругу московских литераторов, как поэт. Он бывал в Литературно-художественном кружке, где иногда читал свои стихи. Затем несколько лет о нем ничего не было известно, а в середине 1920-х гг. он оказался в Париже на должности помощника директора новооткрытого советского банка на авеню де л'Опера, через который шла теперь франко-советская торговля. В начале 1930-х гг. Навашин уже был директором этого банка и крупным советским экономистом. Среди его ближайших друзей были не только видные французские дельцы, банкиры, масоны Великого Востока, но и министры и сенаторы, как например де Монзи, благодаря которому он вошел во французское масонство. Он выпустил две книги по-французски по экономическим вопросам, печатал во французских журналах статьи. Затем прошел слух, что его вызывают в Москву. Но он туда не поехал. В это время у него уже хранились международные фонды троцкистов. Е.Д. КУСКОВА Вступил в 1922 |
|
|
|