<<<     ΛΛΛ     >>>   

Но что еще глаголю ти много? По премудрому Соломону: «С безумным не множи словес»; обличения бо ему о правде злоба слышати. Аще бы еси имел смысл цел и разум здрав, то по приточнику сему уподобился бы еси: «Разум премудраго яко потоп умножится и совети его яко животен источник». Ты же буй сын, а утроба буяго, яко изгнивший сосуд; ничто же удержано им суть; такожде и ты разума стяжатн не возможе.

Писана нашея великия Россия преименитого, царствующаго, престольнаго града Москвы, степеней нашего царьскаго порога, от лета миросоздания 7072-го, иулиа месяца в 4 день.

Второе послание Андрея Курбского Ивану Грозному

Краткое отвещание князя Андрея Курбского на зело широкую епистолию Великого князя Московского

Широковещательное и многошумящее твое писание приях, и вразумех, и познах, иже от неукротимаго гнева с ядовитыми словесы отрыгано, еже не токмо цареви, так великому и во вселенней славимому, но и простому, убогому воину сие было не достойно, а наипаче так ото многих священных словес хватано, и те со многою яростию и лютостию, ни строками, а ни стихами, яко обычей искусным и ученым, аще о чем случится кому будет писати, в кратких словесех мног разум замыкающе; по зело паче меры преизлишно и звягливо, целыми книгами, и паремьями целыми, и посланьми! Туто же о постелях, о телогреях, иные безчисленные, воистинну, яко бы неистовых баб басни; и так варварско, яко не токмо ученым и искусным мужем, но и простым и детем со удивлением и смехом, наипаче же в чюжую землю, идеже некоторые человецы обретаются, не токмо в граматических и риторских, но и в диалектических и философских учениях искусные.

Но еще к тому, и ко мне человеку смирившемуся уже до зела, во странстве, много оскорбленному и без правды изгнанному, аще и многогрешному, по очи сердечные и язык не неученный имущу, так претительне и многошумящне, прежде суда божия, претити и грозити! И вместо утешения, в скорбех мнозех бывшему, аки забыв и отступивши пророка — не оскорбляй, рече, мужа в беде его, довольно бо таковому, — яко твое величество меня неповиннаго в странстве таковыми, во утешения место, посещаешь. Да будет о сем бог тебе судьею. И сице грызти кусательне за очи неповинного мя мужа, ото юности некогда бывшаго верного слугу твоего! Не верую, иже бы сие было богу угодно.

И уже не разумею, ни чего уже у нас хощеши. Уже не токмо единоплемянных княжат, влекомых от роду великого Владимера, различными смертьми поморил еси, и движимые стяжания и недвижимые, чего еще был дед твой я отец не разграбил, но и последних срачиц, могу рещи со сдерзновением, по евангельскому словеси, твоему прегордому и царскому величеству не возброняхом. А хотех на коеждо слово твое отписати, царю, и мог бы избрание, понеже, за благодати Христа моего, и язык маю отеческий, по силе моей наказан, аще уже и во старости моей зде приучихся сему; но удержах руку со тростию, сего ради, яко и в прежнем посланию своем написах ти, — возлагаючи все сие на божий суд: и умыслих и лучше рассудих зде в молчанию пребыти, а тамо глаголати, пред маестатом Христа моего со дерзновением, вкупе со всеми избиенными и с гонимыми от тебя, яко и Соломон рече: «Тогда, рече, станут праведный пред лицеи мучащих», тогда, егда Христос приидет судити, и возглаголют со многии дерзновением со мучащими или обидящими их, идеже, яко и сам веси, не будет лицеприятия на суде оном, но кождому человеку правость сердечная и лукавство изъявляемо будет; вместо же свидетелей, самого каждаго свойственно совести вопиюще и свидетельствующе. А к тому еще и то, иже не достоит мужем рыцерским сваритися, аки рабом, паче же и зело срамно самым христианом отрыгати глаголы изо уст нечистые и кусательные, яко многажды рех и прежде. Лучше умыслих возложити упо вание мое на всемогущаго бога, в триех лицех славимого и поклоняемого, ибо он есть свидетель на мою душу, иже не чую ся пред тобою винна ни в чесом же. А сего ради пождем мало, понеже верую, иже близ, на самом праге преддверия надежды нашея христианския, господа бога и спаса нашего Исуса Христа пришествие. Аминь.

Второе послание Ивана Грозного Курбскому

Такова грамота послана от государя из Володимерца же ко князю Андрею к Курбскому со князем Александром Полубенским

Всемогущие и вседержительные десница дланию содержащая всея земли конца господа бога и спаса нашего Исуса Христа, иже со отцем и святым духом, во единстве поклоняема и славима, милостию своею благоволи нам удержати скифетры Росийского царствия смиренным и недостойным рабом своим, и от его вседержавныя десница христопосныя хоругви сице пишем мы, великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии, Владимерский, Московский, Новугородцкий, царь Казанский и царь Астороханский, государь Псковский и великий князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятцкий, Болгарский и иных, государь и великий князь Новагорода, Низовские земли, Черниговский, Рязанский, Полотцкий, Ростовский, Ярославский, Белозерский, государь отчинный и обладатель земли Лифлянская Неметцкого чину, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея Сибирския земли и Северные страны повелитель — бывшему нашему боярину и воеводе, князю Андрею Михайловичу Курбскому...

Вспоминаю та, о княже, со смирением: смотри божия смотрения величества, еже о наших согрешениях; паче же о моем беззаконии, ждый моего обращения, иже паче Монасия беззаконовах, кроме отступления. И не отчеваюся создателева милосердия, во еже спасену быти ми, яко же рече во святом своем евангелии, яко радуется о едином грешнице кающемся, нежели о девятидесят и девяти праведник, тако ж о овцах и о драгмах притчи. Аще бо и паче числа песка морскаго беззакония моя, но надеюся на милость благоутробия божия: может пучиною милости своея потопити беззакония моя. Яко же ныне грешника мя суща, и блудника, и мучителя, помилова и животворящим своим крестом Амалика и Максеития низложи. Крестоносной проходящий хоругви и никая же бранная хитрость непотребна бысть, яко ж не едина Русь, но и немцы, и Литва, и татарове, и многия языцы сведят. Сам прося их, уведай, им же имя исписати не хощу, понеже не моя победа, но божия. Тебе ж от многих мало воспомяну; вся бо досады, яже писал еси ко мне, преже сего восписах ти о всем подлинно; ныне ж от многа мало воспоминати. Воспомяни убо реченное во Иове: «обшед землю и прохожю поднебесную», тако и вы хотесте с попом Селиверстом, и с Олексеем с Адашевым, и со всеми своими семьями под ногами своими всю Русскую землю видети: бог же дает власть, ему ж хощет.

Писал еси, что яз разтлен разумом, яко ж ни в языцех имянуемо, и я таки тебя судию и поставлю с собою: вы ли разтленны или яз? Что яз хотел вами владети, а вы не хотели под моею властию быти и яз за то на вас опалялся? Или вы разтленны, что не токмо не похотесте повинны мне быти и послушны, но и мною владеете, и всю власть с меня сияете, и сами государилися, как хотели, а с меня есте государство сняли: словом яз был государь, а делом ничего не владел. Колики напасти яз от вас приял, колики оскорбления, колики досады и укоризны! И за что? Что моя пред вами исперва вина? Кого чим оскорбих?.. А Курлятев был почему меня лутче? Его дочерям всякое узорочье покупай — благословно и здорово, а моим дочерям — проклято да за упокой. Да много того. Что мне от вас бед, всего того не исписати.

А и с женою вы меня про что разлучили? Только бы у меня не отняли юницы моея, ино бы Кроновы жертвы не было. А будет молвишь, что яз о том не терпел и чистоты не сохранил, ино вси есмя человецы. Ты чево для понял стрелецкую жену? Только б есте на меня с попом не стали, ипо б того ничево не было: все то учинилося от вашего самовольства. А князя Володимера на царство чего для естя хотели посадити, а меня из детьми извести? Яз восхищеньем ли, или ратью, или кровью сел на государство? Народился есми божиим изволением на царство; и не мню того, как меня батюшка пожаловал-благословил государством, да и возрос есми на государстве. А князю Володимеру почему было быти на государстве? От четвертого удельного родился. Что его достоинство к государьству, которое его поколенье, разве вашие измены к нему да его дурости? Что моя вина перед ним?.. И вы мнесте под ногами быти у вас всю Русскую землю; но вся мудрость ваша ни во что же бысть божиим изволением. Сего ради трость наша наострися к себе писати. Яко же рекосте: «Несть людей на Русии, некому стояти» — ино ныне вас нет, а ныне кто претвердые грады германские взимает?.. Не дожидаются грады германские бранного бою, но явлением животворящего креста поклоняют главы своя. А где по грехом, по случаю, животворящего креста явления не было, тут и бой был. Много отпущено всяких людей: спрося их, уведай.

А писал тебе в досаду, то мы тебя в дальноконыя грады, кабы опаляючися, посылали, ипо ныне мы з божиею волею своею сединою и дали твоих дальноконых градов прошли, и коней наших ногами переехали все ваши дороги, из Литвы и в Литву, и пеши ходили, и воду во всех тех местах пили, ино уже Литве нельзя говорити, что не везде коня нашего ноги были. И где еси хотел успокоен быти от всех твоих трудов, в Волмере, и тут на покой твой бог нас принес; а мы тут, з божиею волею сугнали, и ты тогда дальноконее поехал. И сия мы тебе от многа мало написахом. Сам себе разсуди, што ты и каково делал, и за что, и божия смотрения величества о нас милости; разсуди, что ты сотворил. Сия в себе разсмотри и сам себе разтвори сия вся. А мы тебе написахом сия вся, не гордяся, ни дмяся бог весть; но к воспоминанию твоего исправления, чтоб ты о спасении душа своея помыслил.

Писан в нашей отчине Лифлянские земли, во граде Волморе, лета 7086 года, государствия нашего 43, а царств наших: Росиискаго 31, Казанского 25, Астороханскаго 24.

Третье послание Курбского Ивану Грозному

На вторую епистолию отвещание цареви Великому Московскому убогаго Андрея Курбского, княжати Ковельского

Во странстве пребывающе и во убожестве от твоего гонения, титул твой величайший и должайший оставя, зане ото убогих тобе, великому царю, сие непотребно, но печли от царей царем сие прилично таковые имянования со преизлишним продолжением исчитати. А еще исповедь твою ко мне, яко ко единому презвитеру, исчитаеши по ряду, сего аз недостоин, яко простой человек, в военном чину сущ, и краем уха послушати, а наипаче же многими и безщисленными грехи обтяхчен. А всяко воистинну достойно было бы радоватися и зело веселитися не токмо мне, некогда рабу твоему верну бывшу, но и всем царем и народом християнским, аще бы твое было истинное, в Ветхом, яко Манасиино, покояние, ибо глаголют его по кровопийствах и неправдах покаявшася и в законе господне живуща аще до смерти кротко и праведно, и никого же, а ни мало к тому обидевша, в Новом же, яко Закхеино прехвальное покояяие и возвращение четверосугубное изообиженным от него.

И аще бы согласовало твое покояние тым священным узроком ихже, от священнаго писания приемлюще, приводишь, яко от Ветхаго, так и от Новаго! А еще потом, во епистолии твоей, в последующих, являются не токмо не согласно, но изуметельно и удивления достойно и зело на обе бедры храмлюще, и хождение неблагочинно являюще внутренняго человека, наипаче же в землях твоих супостатов, и де же мужие многие обретаются, не токмо внешней филосифие искусны, но и во священных писаниях силны: ово преизлишне уничижаешися, ово преизобильне и паче меры возносишися! Господь глаголет ко своим апостолом: «Аще и вся заповеди исполните, глаголите: раби непотребны есмы», а диявол подущает нас, грешных, усты точию каятися, а в сердцу превысоце о собе держати и святым преславлым мужем ровнятися. Господь повелевает никого же прежде суда осуждати и берно из своего ока первие отъпмати, и потом сучец из братня ока изимлти, а диявол подущает точию словом проблекотати, аки бы то покаяние, делом же не токмо возноситися и гордитися по безчисленных беззакониях и кровопролитиях, но и нарочитых святых мужей не токмо проклинати учит, но и дьяволом нарицати, яко и Христа древле жидове ово лстецом и беснующимся, ово о Велзауле, князе бесовстем, изгоняща бесы, яко во епистолии твоего величестве зрится, иже правоверных и святых мужей дияволом нарицаешь и духом божиим водимых духом бесовским не срамляешся повторяти, аки отступивши великаго апостола: «Никто же бо, рече, нарицает Исуса господом, токмо духом святым». А кто христианина правовернаго оклеветует, не того оклеветует, но самого духа святаго, пребывающаго в нем, и грех неисцелимый на главу свою сам привлачит, яко господь рече: «Аще кто хулит на духа святаго, не оставитися ему ни в сей век, ни в будущей».

А к тому еще что нагнушательнейшаго и пресквернейшаго? Еже исповедника твоего потворяти и сикованций на него умышляти, который душу твою царьскую к покоянию привел, грехи твои на своей вые носил и, взявши тя от преявственнейших скверны, яко чиста, пред начистейшим царем Христом, богом нашим, исчистя покоянием, поставил! Се тако ли воздает ему и по смерти? О чюдо! яко зависть, от презлых и прелукавых маньяков твоих сшитая, и по смерти на святых и предобрых мужей не угаснет! Не ужасавши ли ся, о царю, притчи Хамовы, яже насмевался наготе отчей? Како снесенно бысть о том на исчадия его проклятие! А аще таковая притча о телесных отцех случилася, кольми паче о духовных должны есмя покрыватн, аще бы нечто и случилося человеческия ради немощи, яко то и ласкатели твои клеветали на онаго презвитера, иже бы тя устрашая не истинными, но льстивыми видении. О воистинну и аз глаголю: льстец он был, коварен и благокознен, понеже лестию ял тя, исторгнувши от сетей диявольских и от челюстей мысленнаго лва и привел бы тя ко Христу, богу нашему. То же воистипну и врачеве премудрые творят, дикие мяса и неудобь целимые гагрины бритвами режут аж до живаго тела и потом наводят помалу и исцеляют недужных. Тако же и он творил, презвитер, блаженный Селивестр, видяще недуги твои душевные, многими леты застаревшиеся и неудобные ко исцелению. Яко нецыи премудрые глаголют: «Застаревшиеся, рече, злые обычаи в душах человеческих многими леты во естество прелагаются и неудобь исцельны бывают», тако же и он, преподобный, неудобь исцельнаго ради твоего недуга прилагал пластыри, ово кусательными словесы нападающе на тя и порицающе, яко бритвою непреподобные твои нравы наказанием жестоким режуще — негли он памятая пророческое слово: «Да претерпишь лучше, рече, раны приятеля, неже ласкательные целования вражий», ты же не воспомянул того или забыл, прельщен будучи от презлых и прелукавых, отогнал еси его от собя и Христа нашего с ним, ово, яко уздою крепкою со браздами, невоздержание и преизлишнюю похоть и ярость твою востязающе. Но збысться на нем Соломоново слово: «Накажи, рече, праведника, и приложит со благодарением приимати», и паки: «обличай праведнаго, и возлюбит тя». Прочие же последующие стихи умолчю, возлагающе их царьской совести твоей, ведуще тя священнаго писания искуснаго. А к тому да не зело приражуся кусательными словесы ко твоей царьской высоте аз, убоги, яко могучи вмещая, да укроюся от свару, понеже зело не достоит нам, воинам, яко рабам, сваритися.

А мог бы еси и воспомянути на то, яко во время благочестивых твоих дней вещи тобе по воле благодати ради божий обращалнся за молитвами святых и за избранным советом нарочитых синглитов твоих, и яко потом, егда прельстили тя презрелые и прелукавые ласкатели, пагубники твои и отечества своего, яко и что приключилося и яковые язвы, от бога пущенные, глады, глаголю, и стрелы поветренные, и последи мечь варварский, мститель закона божия, и преславутаго града Москвы внезапное сожжение, и всея Руские земли спустошение, и что наигоршаго и срамотънейшаго — царьские души опровержение и в бегство плечъ царьских, прежде храбрых бывших, обращение, яко пецыи зде нам поведают, аки бы, хороняся тогда от татар по лесом, со кромешники твоими, вмало гладом не погиб еси! А той же измаильтески пес прежде, когда богоугодно пребывал еси пред нами, намнейшнми слугами твоими, и на поле диком бегая, места не нашол, и вместо нынешних превеликих и тяжких даней твоих, имиже накупуеш его на християнскую кровь, нашими саблями, воинов твоих, в бусурманские головы было плачено, или дань давана ему.

А еже пишеши, имянуюше нас изменники, для того, иже есмя принужденны были от тебя по неволе крест целовати, яко там,о есть у вас обычай, аще бы кто не присягнул, горчайшею смертию да умрет, на сие тобе ответ мои: все мудрые о сем згажаюттся, аше кто по неволе присягает или клянется, не мому бывает грех, кто крест целует, по паче тому, кто принуждает, аще бы и гонения не было. Аще ли же кто прелютаго ради гонения не бегает, аки бы сам собе убийца, противящеся господню словеси: «Аще, рече, гонят нас во граде, бегайте во другий». А к тому и образ господь Христос, бог наш, показал верным своим, бегающе нe токмо от смерти, но и от зависти богоборных жидов.

А еще рекл еси, иже аки бы аз разгневався на человека, а приразился богу, сиречь церкви божий разорил и попалил, на сие ответ: или нас туне не оклеветуй, или выглади, царю, письмо, иже и Давид принужден был гонения ради Саулова со поганским царем на землю Израилеву воевати. Аз же не от поганских, но от християнских царей заповедание исполнях, заповеданием их хождах. Но исповедую грех мой, иже принужден бых за твоим повелением Витепское великое место и в нем двадесять четыре церкви християнских сожещи. Тако же и от короля Сигисмунда Августа принужден бых Луцкие влости воевати. И тамо зело стрегли есмы вкупе со Корецким князем, иже бы неверные церквей божиих не жгли и не разоряли. И воистину не возмогохом множества ради воинъства устрещи, понеже пять надесять тысящей тогда с нами было войска, между которыми не мало было ово варваров измаильтеских, ово других еретиков, обновителей древних ересей, врагов креста Христова: и без вашего ведома, по исхождении нашем закрадшеся нечестивые сожгли едину церковь и с монастырем. Да свидетельствуют о сем мнихи, яже пущени были от нас ис пленения! А потом, аки по лете едином, неприятель твой главный, царь перекопский, присылал, яко кролеве моляся, так и нас просячи, иже бы пошел есмы с ним на ту часть Руские земли, яже под державою твоею. Аз же, повелевающу ми и кролеви, отрекохся; не восхотех и помыслити сего безумия, же бы шел под бусурманскими хорунгами на землю християнскую с чюждим царем, безбожником. Потом и сам кроль тому удивился и похвалил мя, иже сам не уподобился безумным, прежде мене на сие дерзнувшим.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Великого государя александра невского
Первое послание а
Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским студента 7 василия