ΛΛΛ     >>>   

Черняк Е. Цивилизации и революции

Передвижение исторической науки на цивилизационный уровень осмысления прошлого является необходимым условием ее дальнейшего прогресса. Если не сводить дело к использованию модного термина с весьма туманным содержанием, такое передвижение возможно лишь при четком определении философско-исторических позиций, с которых производится этот переход 1. Исследователь вдобавок сталкивается с неопределенностью многих понятий, которыми он оперирует, с фактическим отсутствием четкого и общепринятого категориального аппарата цивилизационного уровня.

В рамках нашей темы мы ограничимся рассмотрением двух, с нашей точки зрения, весьма важных для ее выяснения вопросов. Во-первых, как соотносится органическое развитие, рассматриваемое как другое название для цивилизационного процесса, с социальными революциями, считающимися разрывом постепенности в этом процессе или даже полным его отрицанием. И далее, во-вторых, каковы линии взаимодействия между революциями и цивилизационным процессом, включая и так называемые цивилизационные революции.

УКЛАДЫ И РЕВОЛЮЦИЯ

Для решения первого вопроса необходимо остановиться на некоторых вопросах теории революции, которые оставались в тени или вовсе игнорировались в нашем обществознании.

Надо учесть, что категория "социальной революции", если не сделать содержание ее окончательно размытым, применима только к событиям новой и новейшей истории. Наука попросту не знает социальных революций до этого времени, тем более что в ранг таких революций по общему согласию невозможно возводить крестьянские войны 2, династические войны, борьбу светской и духовной власти, катаклизмы, связанные со столкновением приверженцев различных мировых религий.

Принято считать, что их нельзя относить к ранним буржуазным революциям, поскольку они происходили при фактическом отсутствии буржуазного уклада. Однако эти крестьянские войны объективно вели к совершенствованию феодальных производственных отношений, к эволюции феодального уклада, если не переходу его на следующий этап развития. Таким образом, войны по сути дела являлись внутриформационными феодальными революциями, совершаемыми вопреки сопротивлению господствующего феодального класса.

Особенностью мирового развития, четко выявившегося в новое время, является то, что первая революция, приобретавшая общеевропейское (а тем самым и всемирное) значение, оказывалась отправной точкой всего последующего ряда революций этого типа и тем самым дальнейшего развития процесса в глобальном масштабе.

Великие революции нового времени определяли преимущественно развитие капитализма вглубь, другие революции (формационные и внутриформационные) — вширь. Первые определяли развертывание формации во времени, ее поступательное движение как целого, вторые, что особенно ярко проявляется в синхронных циклах революций, — ее развертывание в пространстве, возникновение и функционирование региональных разновидностей формаций. Роль же силы, обеспечивающей ликвидацию препятствий для развития капитализма вглубь в национальном (региональном) масштабе, выполнял и диахронный ряд революций, хотя при наличии определенных внутренних предпосылок, особенностей исторического развития страны это могло достигаться и путем реформ 3.

Дальнейшее изучение роли революции должно основываться на более глубоком изучении социальных отношений. Недостаточность прежнего анализа социальных отношений заключалась в том, что он — оставаясь в области теории — фактически рассматривал общественно-экономические уклады, т.е. целостную систему производительности отношений определенного вида. Иными словами, уклад считался последней неделимой частью 'общественной структуры, но тем самым устранялось из сферы внимания историков рассмотрение его как сложной системы, гетерогенной в смысле наличия в его рамках однотипных, но различных видов собственности и модификаций базовых производственных отношений, хотя к этому прямо подводили результаты конкретных исследований. Таким образом, при рассмотрении отношений между укладами каждый из них выступает "носителем" одного, лишенного вариаций типа производственных отношений, что не просто обедняет, но существенно искажает действительность. Для адекватного ее отражения недостаточно рассматривать формацию как формационный уклад, сопровождаемый несистемными укладами. Эта система укладов, в которой ведущее положение принадлежит формационному укладу. Точно так же региональная разновидность формации — категория, выявляющая не только специфику указанной системы, но и специфику внутренней структуры составляющих ее укладов.

В нашей литературе уже предпринята попытка типологии классовых отношений на формационном уровне 4. Иначе говоря, она была основана на абстрагировании от существования различных вариантов однотипных отношений. Ее следует дополнить типологией отношений на внутриформационном, точнее, укладном уровне. При этом подлежат систематизации отношения внутри уклада, в котором отсутствует эксплуатация отношения между классово однотипными, но разновариантными социальными группами (например, частный предприниматель — кооператив и др.), между социальными группами разных укладов и т.д.

Поскольку анализ велся на формационном уровне, осталась неразработанной теоретически центральная проблема для внутриформационного уровня — проблема господствующего формационного уклада. Содержание этого понятия оказывается далеко не точным или, по крайней мере, неполным. Очевидно, что под"господством" не подразумевается количественное преобладание — это противоречило бы всему тому, что известно науке о капиталистическом укладе в период новой истории. Недостаточной оказывается и характеристика господствующего формационного уклада как определяющего своим развитием функционирование и эволюцию всех остальных укладов. Неопределенным при этом является то, каким путем осуществляется господство (определяющее влияние). Оно может осуществляться разными путями: экономическим воздействием (с помощью рыночных механизмов), политическим (соответствующее социально-экономическое законодательство, способствующее или препятствующее тем или иным аспектам функционирования неформационных укладов), наконец, идеологическим утверждением в обществе системы ценностей, социальной психологии или, шире, менталитета, политической культуры, опять-таки способствующих или препятствующих функционированию неформационных укладов.

В нашей исторической литературе отсутствует теоретическое рассмотрение важнейшего вопроса о том, как соотносятся острота противоречий (соответствие или несоответствие) производственных отношений достигнутому уровню (характеру) производительных сил и острота главного социального антагонизма эпохи. Обычно представлялось, что развитие как указанного несоответствия, так и основных классовых противоречий происходит в целом синхронно и после достижения зрелости формации — в направлении их дальнейшго усиления (хотя и не без кратковременных зигзагов). Исторический опыт убедительно опровергает такое представление. Выявилось, что не наблюдается ни синхронности, ни однонаправленного развития. Основной классовый антагонизм (например, при капитализме в XIX в.) достигал максимума как раз тогда, когда по традиционному представлению существовало относительно наибольшее соответствие производственных отношений характеру производительных сил. Другой вопрос, насколько адекватно указанное представление о таком соответствии отражало реальную действительность. Да и сама концепция однонаправленности в сторону обострения противоречий между производственными отношениями и новыми производительными силами и основных классовых противоречий, созданная марксизмом в XIX в., является следствием, видимо, неизбежного для социальной науки, по крайней мере до настоящего времени, "смещения".

Опыт развития социальной науки показал, что ее различным школам, хотя и в разной степени, присуще принимать стадиальные процессы за формационные. Так, тенденции развития капитализма XDC в. переносились на его последующую эволюцию. И наоборот, то, что было свойственно буржуазной формации в целом (допустим, постоянное совершенствование производственных отношений, изменение производственных форм), — за свойство лишь генезиса капитализма.

Данные соображения подводят нас к выводу, что революционное разрешение главного социального антагонизма должно происходить не в конце исторического пути развития формации, а в пределах той стадии, когда он достигает наибольшей остроты (вне зависимости от того, "запрограммировано" ли в дальнейшем пути формации ослабление или новое обострение этого антагонизма). Данный вывод следует отнести не только к отдельным революциям, но и к диахронным циклам революций, происходящим, как известно, в пределах одной и той же стадии.

В этой связи сразу возникает вопрос, в границах какого же уклада возникает и развивается несоответствие, конфликт между новыми производительными силами и старыми производственными отношениями. Под новыми производительными силами — в рамках нового времени — подразумеваются те, которые развивались и функционировали в новом капиталистическом укладе. Между тем в его рамках явно не существовало в это время антагонистического противоречия между производительными силами и производственными отношениями. Следовательно, о конфликте между производительными силами и производственными отношениями как причине социальной революции можно говорить, по сути дела, только как о противоречии между производительными силами в рамках капиталистического уклада и производственными отношениями феодального уклада. Видимо, ни разу революция не возникала как прямой результат экономического конфликта между феодальным и капиталистическим укладами. Всегда речь шла о столкновении капиталистического сектора экономики, но, как правило, не его одного, а нередко совместно с другими, включая и феодальный сектор с правительством, нередко по относительно второстепенным экономическим вопросам, а чаще — по кардинальным, но политическим вопросам (вопрос о переходе от абсолютистской монархии к монархии конституционной или к республике, т.е. разным формам парламентской демократии). А непосредственным импульсом к началу революции служило повышение активности трудящихся масс, которое порождалось резким усилением народной нужды, связанным с различными обстоятельствами, — от неурожаев до экономических кризисов, вызванных развитием нового формационного уклада и никак не являющихся противоречиями между новыми производительными силами и феодальными производственными отношениями.

Осознание того, что революция имеет межукладные корни, равнозначно признанию, что ее основная причина лежит вне внутриукладных отношений, и следовательно, основные социальные отношения переходной эпохи (феодалы—крестьянство, буржуазия—рабочий класс) могут играть лишь второстепенную роль.

Революциям предшествовала более или менее длительная предреволюционная фазы переходной эпохи. И предреволюционная и послереволюционная фаза этой эпохи были вместе с тем этапами генезиса капитализма. В литературе уже выдвигался тезис о переходной эпохе от феодализма к капитализму и предпринимался анализ ее особенностей. Этот анализ производился на формационном уровне. В рамках нашей задачи он должен быть дополнен внутриформационным, который не предпринимался в историографии. На этом уровне предреволюционная переходная эпоха предстает как заключительная стадия старой, в данном случае феодальной формации, когда процесс дифференциации укладов стал преобладать над процессом интеграции этих форм, господствовавшим на протяжении предшествующей стадии. То, что на формационном уровне анализа предстает как вторжение элементов нового формационного уклада в пределы старого формационного уклада, на внутриформационном уровне является процессом дифференциации этого последнего. (Разумеется, в действительности в указанном процессе принимали активное участие неформационные уклады, и он в целом становился одной из главных причин разнотипных переходных производственных форм, столь характерных для этого периода.) Этот процесс дифференциации был с точки зрения старого уклада вовсе не "разложением", а дальнейшим процессом совершенствования производственных отношений. С точки зрения нового формационного уклада это был процесс его генезиса, расширения в пространстве, внедрения в старый формационный уклад вплоть до преобразования того в одну из форм нового уклада.

Именно поэтому было бы ошибочным выискивать в дифференциации производственных форм старого уклада симптомы хозяйственного упадка и деградации, чем нередко грешили в нашей историографии.

Одна из укоренившихся иллюзий — будто революции (за исключением "преждевременных") происходят в условиях "разложения" или даже "гниения" старого уклада. Между тем никогда на протяжении всей своей истории старый феодальный способ производства не был таким эффективным, как накануне социальных революций. Разумеется, эта эффективность была следствием тех модификаций, которые он приобрел в результате своего развития, под влиянием как внутренних импульсов, так и воздействия укрепляющегося капиталистического уклада. В этом причина того, что хотя в конечном счете революция порождалась соперничеством между старым и новым формационными укладами, оно могло находить разрешение и на путях эволюции, и того, что революция сопровождалась не уничтожением старого формационного уклада, а его дальнейшей модификацией, в сторону сближения с капиталистическим укладом. (Положение в переходную эпоху от феодализма к капитализму коренным образом отличалось от того, которое сложилось в современную эпоху.) Переходная эпоха имеет межформационный и внутриформациониый аспекты. Межформационный — это взаимопереплетающийся процесс утраты господства старого и генезиса нового формационного уклада. Внутриформационный аспект — это для старого формационного уклада процесс диверсификации форм собственности; для нового уклада — процесс его возникновения и развития в старом обществе, преобладание тенденции к чистоте форм новых формационных отношений. Иными словами, переходная эпоха охватывает весь второй этап развития старой формации, характеризуемый диверсификацией форм собственности и производственных отношений в рамках старого господствующего уклада и первый этап развития новой формации, во время которого преобладает тенденция к упрощению производственных отношений, сведения их к относительно "чистой" форме. Социальная революция (или реформы, которыми решались революционные задачи) являлась водоразделом между вторым этапом старой и первым этапом новой формации. Но этот водораздел одновременно объединял их в процессе органического развития общества, поскольку дифференциация форм собственности и социальных отношений в рамках старого уклада перерастала в слияние его с новым формационным укладом. Внедрение капиталистических элементов в феодальный уклад в результате количественных изменений и сопутствующих им сдвигов в политической и идеологической структуре общества превращалось во включение обновленного феодального уклада в капиталистический.

По пути дела все этапы всемирной истории являются переходными эпохами. Задача заключается в выявлении реального содержания переходной эпохи и механизмов самого перехода. Видимо, можно говорить о двух основных фазах в развитии формации. На первом этапе преобладает тенденция к унификации нового формационного уклада. Этот процесс задерживается, поскольку новый уклад "поглощает" части старого формационного уклада и самый процесс генезиса первого порождает массу промежуточных, переходных форм производственных отношений. Однако к концу первой фазы (поскольку речь идет о капиталической формации — это время завершения промышленного переворота и немногих последующих десятилетий) процесс унификации производственных отношений заметно убыстряется. Вторая стадия начинается с постепенного перехода преобладания к противоположной тенденции — диверсификации однотипных в своей основе форм собственности и производственных отношений в пределах формационного уклада с соответствующими модификациями внутри других укладов.

Классовая борьба объективно на первом этапе способствует процессу интеграции нового формационного уклада, на втором — процессу его внутренней дифференциации.

 ΛΛΛ     >>>   

Считали революции главной движущей силой поступательного движения общества
Промышленной революции
история Чемберлен Х. Славогерманцы