<<<     ΛΛΛ     >>>   

Траут никак не мог уговорить мальчишку-газетчика, который хотел бросить работу. Он ему твердил про миллионеров, начавших с продажи газет, и мальчишка ответил:
- Начать-то они начали, да, наверно, через неделю бросили: больно уж вшивая работка!
И мальчишка кинул к ногам Траута сумку с газетами и с адресами своих подписчиков. Трауту надо было разнести эти газеты. Машины у него не было. У него даже велосипеда не было, и он смертельно боялся собак.
Где-то лаял огромный пес.
Траут мрачно вскинул сумку на плечо, и тут к нему подошел Билли:
- Мистер Траут?
- Да?
- Вы... Вы - Килгор Траут?
- Да.- Траут решил, что Билли пришел жаловаться на плохую доставку газет. Он никогда не думал о себе как о писателе по той простой причине, что никто на свете не давал повода для этого.
- Вы... Вы - тот писатель?
- Кто?
Билли был уверен, что ошибся.
- Есть такой писатель - Килгор Траут.
- Такой писатель?- Лицо у Траута было растерянное, глупое.
- Вы никогда о нем не слыхали?
Траут покачал головой:
- Никто никогда о нем не слыхал.

Билли помог Трауту развезти газеты, объехал с ним всех подписчиков в своем "кадиллаке". Все делал Билли - находил дом, проверял адрес. Траут совершенно обалдел. Никогда в жизни он не встречал поклонника, а Билли был таким горячим его поклонником.
Траут рассказал ему, что никогда не видел своих книг в продаже, не читал рецензий, не видал рекламы.
- А ведь все эти годы я открывал окно и объяснялся миру в любви.
- Но вы, наверно, получали письма?- сказал Билли.- Сколько раз я сам хотел вам написать. Траут поднял палец:
- Одно!
- Наверно, очень восторженное?
- Нет, очень сумасшедшее. Там говорилось, что я должен стал Президентом земного шара.
Оказалось, что автором письма был Элиот Розуотер, приятель Билли по военному госпиталю около Лейк-Плэсида. Билли рассказал Трауту про Розуотера.
- Бог мой, а я решил, что ему лет четырнадцать,- сказал Траут.
- Нет, он взрослый, был капитаном на войне.
- А пишет как четырнадцатилетний,- сказал Кнлгор Траут.

Через два дня Билли пригласил Траута в гости. Он праздновал восемнадцатилетие со дня своей свадьбы. И сейчас веселье было в самом разгаре.
В столовой у Билли Траут поглощал один сандвич за другим. Дожевывая икру и сыр, он разговаривал с женой одного из оптометристов. Все гости, кроме Траута, были так или иначе связаны с оптометрией. И только он один не носил очков. Он пользовался большим успехом. Всем льстило, что среди гостей - настоящий писатель, хотя книг его никто не читал.
Траут разговаривал с Мэгги Уайт, которая бросила место помощницы зубного врача, чтобы создать домашнее гнездышко оптометристу. Она была очень хорошенькая. Последняя книга, которую она прочла, называлась "Айвенго".
Билли стоял неподалеку, слушая их разговор. Он нащупывал пакетик в кармане. Это был подарок, приготовленный им для жены,- белая атласная коробочка, в ней - кольцо с сапфиром. Кольцо стоило восемьсот долларов.

Трауту страшно льстило восхищение глупой и безграмотной Мэгги, оно опьяняло его, как марихуана. Он отвечал ей громко, весело, нахально.
- Боюсь, что я читаю куда меньше, чем надо,- сказала Мэгги.
- Все мы чего-нибудь боимся,- ответил Траут.- Я, например, боюсь рака, крыс и доберман-пинчеров.
- Мне очень неловко, что я не знаю, но все-таки скажите, какая ваша книжка самая знаменитая?
- Роман про похороны прославленного французского шеф-повара,- ответил Траут.
- Как интересно!
- Его хоронили все самые знаменитые шеф-повара мира. Похороны вышли прекрасные,- сочинял Траут на ходу.- И прежде чем закрыть крышку гроба, траурный кортеж посыпал дорогого покойника укропом и перчиком. Такие дела.

- А это действительно было?- спросила Мэгги Уайт. Женщина она. была глупая, но от нее шел неотразимый соблазн - делать с ней детей. Стоило любому мужчине взглянуть на нее - и ему немедленно хотелось начинить ее кучей младенцев. Но пока что у нее не было ни одного ребенка. Контролировать рождаемость она умела.
- Ну конечно, было,- уверил ее Траут.- Если бы я писал про то, чего не было, и продавал такие книжки, меня посадили бы в тюрьму. Это же мошенничество.
Мэгги ему поверила.
- Вот уж никак не думала,- сказала она.
- А вы подумайте!
- И с рекламой тоже так. В рекламах надо писать правду, не то будут неприятности.
- Точно. Тот же параграф закона.
- Скажите, а вы когда-нибудь опишете в книжке _нас_всех?_
- Все, что со мной бывает, я описываю в книжках.
- Значит, надо быть поосторожнее, когда с вами разговариваешь.
- Совершенно верно. А кроме того, не я один вас слышу. Бог тоже слушает нас, И в Судный день он вам напомнит все, что вы говорили, и все, что вы делали. И если окажется, что слова и дела были плохие, так вам тоже будет очень плохо, потому что вы будете гореть на вечном огне. А гореть очень больно, и конца этому нет.
Бедная Мэгги стала серого цвета. Она и _этому_ поверила и просто окаменела.
Килгор Траут громко захохотал. Икринка вылетела у него изо рта и прилипла к декольте Мэгги.

Тут один из оптометристов попросил внимания. Он предложил выпить за здоровье Билли и Валенсии, в честь годовщины их свадьбы. Как и полагалось, квартет оптометристов, "чэпы", пел, пока все пили, а Билли с Валенсией, сияя, обняли друг друга. Глаза у всех заблестели. Квартет пел старую песню "Мои дружки".
_"Где вы, где вы, старые друзья,_- пелось в песне,- _за встречу с вам все отдал бы. я"_- и так далее. А под конец там пелось: _"Прощайте навек, дорогие друзья, прощай навеки, подруга моя, храни их господь..."_- и так далее.
Неожиданно Билли очень расстроился от песни, от всего. Никаких старых друзей у него никогда не было, никаких девушек в прошлом он не знал, и все равно ему стало тоскливо, когда квартет медленно и мучительно тянул аккорды - сначала нарочито унылые, кислые, потом все кислее, все тягучее, а потом сразу вместо кислоты - сладкий до удушья аккорд, и снова - несколько аккордов, кислых до оскомины. И на душу и на тело Билли чрезвычайно сильно действовали эти изменчивые аккорды. Во рту появился вкус кислого лимонада, лицо нелепо перекосилось, словно его и на самом деле пытали на так называемой дыбе.

Вид у него был настолько нехороший, что многие это заметили и заботливо окружили его, когда квартет допел песню. Они решили, что у Билли сердечный припадок, и он подтвердил эту догадку, тяжело опустившись в кресло.
Все умолкли.
- Боже мой!- ахнула Валенсия, наклоняясь над ним.- Билли, тебе плохо?
- Нет.
- Ты ужасно выглядишь.
- Ничего, ничего, я вполне здоров.- Так оно и было, только он не мог понять, почему на него так странно подействовала песня. Много лет он считал, что понимает себя до конца. И вдруг оказалось, что где-то внутри в нем скрыто что-то таинственное, непонятное, и он не мог представить себе, что это такое.
Гости оставили Билли в покое, увидев, что бледность у него прошла, что он улыбается. Около него осталась Валенсия, а потом подошел стоявший поблизости Килгор Траут и пристально, с любопытством посмотрел на него.
- У тебя был такой вид, как будто ты увидел привидение,- сказала Валенсия.
- Нет,- сказал Билли. Он ничего не видел, кроме лиц музыкантов, четырех обыкновенных людей с коровьими глазами, в бездумной тоске извлекающих то кислые, то сладкие звуки.
- Можно высказать предположение?- спросил Килгор Траут.- Вы заглянули в _окно_времени._
- Куда, куда?- спросила Валенсия.
- Он вдруг увидел не то будущее, не то прошлое. Верно я говорю?
- Нет,- сказал Билли Пилигрим. Он встал, сунул руку в карман, нашел футляр с кольцом. Он вынул футляр и рассеянно подал его Валенсии. Он собирался вручить ей кольцо, когда кончится пенье и все будут на них смотреть. А теперь на них смотрел один Килгор Траут.
- Это мне?- сказала Валенсия.
- Да.
- Ах, боже мой!- сказала она. И еще громче:- Ах, боже мой!- так, что услышали все гости.
Они окружили ее, и она открыла футляр и чуть не взвизгнула, увидев кольцо с сияющим сапфиром.
- О боже!- повторила она. И крепко поцеловала Билли.- Спасибо тебе, спасибо! Большое спасибо!- сказала она.

Все заговорили, вспомнили, сколько драгоценностей Билли подарил Валенсии за все эти годы.
- Ну, знаете,- сказала Мэгги Уайт,- у нее есть огромный бриллиант, только в кино такие и увидишь. - Она говорила о бриллианте, который Билли привез с войны.
Игрушку в виде челюсти, найденную в подкладке пальто убитого импресарио, Билли спрятал в ящик, в коробку с запонками. У Билли была изумительная коллекция запонок. Обычно родные на каждый день рождения дарили ему запонки. И сейчас на нем были подарочные запонки. Они стоили больше ста долларов. Сделаны они были из старинных римских монет. В спальне у него были запонки в виде колесиков рулетки, которые и в самом деле крутились. А в другой паре на одной запонке был настоящий термометр, а на другой - настоящий компас...

Билли обходил гостей, и вид у него был совершенно нормальный. Килгор Траут шел за ним как тень - ему очень хотелось узнать, что померещилось или увиделось Билли. В своих романах Траут почти всегда писал про пертурбации во времени, про сверхчувственное восприятие и другие необычайные вещи. Траут очень верил во все это и жадно искал подтверждения.
- Вам не приходилось класть на пол большое зеркало, а потом пускать на него собаку?- спросил Траут у Билли.
- Нет.
- Собака посмотрит вниз и вдруг увидит, что под ней ничего нет. Ей покажется, что она висит в воздухе. И как отскочит назад - чуть ли не на милю!
- Неужели?
- Вот и у вас был такой вид, будто вы повисли в воздухе.
Квартет любителей снова запел. И снова их пение расстроило Билли. Его переживания были определенно связаны с видом четырех музыкантов, а вовсе не с их пением. Но от этой песни у Билли опять защемило внутри:

Хлопок десять центов,
мясо-сорок шесть,
человеку бедному
нечего есть.
Просишь солнца с неба,
а с неба хлещет дождь,
от такой погодки
и впрямь с ума сойдешь.
Выстроил хороший
новый амбар,
выкрасил славно,
да съел его пожар.
Хлопок десять центов,
а чем платить налог?
Спину сломаешь,
собьешься с ног...

Билли убежал на верхний этаж своего красивого белого дома.
Килгор Траут хотел было пойти за ним наверх, но Билли сказал: не надо. Билли пошел в ванную. Там было темно. Билли крепко запер дверь, света он не стал зажигать, но сразу понял, что он тут не один. Там сидел его сын.
- Папа?- спросил сын в темноте. Роберту, будущему "зеленому берету", было тогда семнадцать лет. Билли его любил, но знал его довольно плохо. Билли смутно подозревал, что и знать про Роберта особенно нечего.
Билли включил свет. Роберт сидел на унитазе, спустив пижамные штаны. Через плечо, на ленте, у него висела электрическая гитара. Он ее купил в этот день. Играть он еще не умел, впрочем, он так никогда играть и не научился. Гитара была перламутрово- розового цвета.
- Привет, сынок,- сказал Билли Пилигрим.

Билли прошел к себе в спальню, хотя ему надо было бы занимать гостей внизу. Он лег на кровать, включил "волшебные пальцы". Матрас стал вибрировать и спугнул из-под кровати собаку. Это был Спот. Славный старый Спот тогда еще был жив. Спот пошел и лег в углу.
Билли сосредоточенно думал, почему этот квартет так на него подействовал, и наконец установил, какие ассоциации с очень, давним событием вызвали у него эти песни. Ему не понадобилось путешествовать во времени, чтобы восстановить пережитое. Он смутно вспомнил вот что.
Он был внизу, в холодном подвале, в ту ночь, когда разбомбили Дрезден. Наверху слышались звуки, похожие на топот великанов. Это взрывались многотонные бомбы. Великаны топали и топали. Подвал был надежным убежищем. Только изредка с потолка осыпалась известка. Внизу не было никого, кроме американцев, четырех человек из охраны и нескольких туш. Остальные четыре охранника, еще до налета, разошлись по домам, в семейный уют. Сейчас их убивали вместе с их семьями.
Такие дела.
Девочки, те, кого Билли видел голенькими, тоже все были убиты в менее глубоком убежище, в другом конце боен.
Такие дела.
Один из охранинков то и дело поднимался по лестнице - посмотреть, что там делалось снаружи, потом спускался и перешептывался с другими охранниками. Наверху бушевал огненный ураган. Дрезден превратился в в сплошное пожарище. Пламя пожирало все живое и вообще все, что могло гореть.
До полудня следующего дня выходить из убежища было опасно. Когда американцы и их охрана вышли наружу, небо было сплошь закрыто черным дымом. Сердитое солнце казалось шляпкой гвоздя. Дрезден был похож на Луну - одни минералы. Камни раскалились. Вокруг была смерть.
Такие дела.

Охранники инстинктивно встали в ряд, глаза у них бегали. Они пытались мимикой выразить свои чувства, без слов, их губы беззвучно шевелились. Они были похожи на немой фильм про тот квартет певцов. "Прощайте навек, дорогие друзья,- словно пели они,- прощай навеки, подруга моя, храни их господь..."
- Расскажи мне что-нибудь,- как-то попросила Билли Монтана Уайлдбек в тральфамадорском зоопарке. Они лежали рядом в постели. Никто их не видел. Ночной полог закрывал купол. Монтана была на седьмом месяце, большая, розовая, и время от времени лениво просила Билли что-нибудь для нее сделать. Она не могла послать Билли за мороженым или за клубникой, потому что атмосфера за куполом была насыщена синильной кислотой, а самое короткое расстояние до мороженого и клубники равнялось миллионам световых лет.
Правда, она могла послать его достать что-нибудь из холодильника, украшенного веселой парочкой на велосипеде, или попросить, как сейчас:
- Расскажи мне что-нибудь. Билли, миленький.
- Дрезден был разрушен в ночь на тринадцатое февраля 1945 года,- начал свой рассказ Билли Пилигрим.- На следующий день мы вышли из нашего убежища.- Он рассказала Монтане про четырех охранников и как они, обалдевшие, расстроенные, стали похожи на квартет музыкантов. Он рассказал ей о разрушении боен, где были снесены все ограды, сорваны крыши, выбиты окна, он рассказал ей, как везде валялось что-то, похожее на короткие бревна. Это были люди, попавшие в огненный ураган. Такие дела.
Билли рассказал ей, что случилось со зданиями, которые возвышались, словно утесы, вокруг боен. Они рухнули. Все деревянные части сгорели, и камни обрушились, сшиблись и наконец застыли живописной грядой.
- Совсем как на Луне,- сказал Билли Пилигрим.

Охрана велела американцам построиться по четыре, что они и выполнили. Их повели к хлеву для свиней, где они жили. Стены хлева были еще целы, но крышу сорвало, стекла выбило, и ничего, кроме пепла и кусков расплавленного стекла, внутри не осталось. Все поняли, что ни пищи, ни воды там не было и что тем, кто выжил, если они хотят выжить и дальше, надо пробираться через гряду за грядой по лунной поверхности.
Так они и сделали.
Гряды и груды только издали казались ровными. Те, кому пришлось их преодолевать, увидали, что они коварны и колючи. Горячие на ощупь, часто неустойчивые, эти груды стремились рассыпаться и лечь плотнее и ниже, стоило только тронуть какой- нибудь опорный камень. Экспедиция пробиралась по лунной поверхности молча. О чем тут было говорить? Ясно было только одно: предполагалось, что все население города, без всякого исключения, должно быть уничтожено, и каждый, кто осмелился остаться в живых, портил дело. Людям оставаться на Луне не полагалось.
И американские истребители вынырнули из дыма посмотреть - не движется ли что-нибудь внизу. Они увидали Билли и его спутников. Самолет полил их из пулемета, по пули пролетели мимо. Тут самолеты увидели, что по берегу реки тоже движутся какие-то люди. Они и их полили из пулеметов. В некоторых они попали. Такие дела.
Все это было задумано, чтобы скорее кончилась война.

Как ни странно, рассказ Билли кончался тем, что он оказался на дальней окраине города, не тронутой взрывами и пожарами. К ночи американцы со своей охраной подошли к постоялому двору, открытому для приема посетителей. Горели свечи. Внизу топились три печки. Там, в ожидании гостей, стояли пустые столы и стулья, а наверху были уже аккуратно постланы постели.
Хозяин постоялого двора был слепой, жена у него была зрячая, она стряпала, а две молоденькие дочки подавали на стол и убирали комнаты. Все семейство знало, что Дрезден уничтожен. Зрячие видели своими глазами, как город горел и горел, и понимали, что они очутились на краю пустыни. И все же они ждали, ждали, не придет ли кто к ним.
Но особого притока беженцев из Дрездена не было. Тикали часы, трещал огонь в печах, капали воском прозрачные свечи. И вдруг раздался стук, и вошли четыре охранника и сто американских военнопленных.
Хозяин спросил охрану, не из города ли они пришли.
- Да.
- А еще кто-нибудь придет?
И охранники сказали, что на нелегкой дороге, по которой они пришли, им не встретилась ни одна живая душа.

Слепой хозяин сказал, что американцы могут расположиться на ночь у него в сарае, накормил их супом, напоил эрзац-кофеем и даже выдал понемножку пива. Потом он подошел к сараю, послушал, как американцы, шурша соломой, укладываются спать.
- Доброй ночи, американцы!- сказал он по-немецки.- Спите спокойно.

9

Билли Пилигрим потерял свою жену Валенсию так.
Он лежал без сознания в вермонтском госпитале после того, как самолет разбился в горах Щугарбуш, а Валенсия, услыхав о катастрофе, выехала из Илиума в госпиталь на их "кадиллаке". Валенсия была в истерике, потому что ей откровенно сказали, что Билли может умереть, а если и выживет, то превратится в растение.
Валенсия боготворила Билли. Она так рыдала и охала, правя машиной, что пропустила нужный поворот с шоссе. Она резко затормозила, и сзади в нее врезался "мерседес". Никто, слава богу, не пострадал, потому что на тех, кто вел машину, были пристегнуты ремни. Слава богу, слава богу. У "мерседеса" была разбита только одна фара. Но задняя часть кузова "кадиллака" стала голубой мечтой ремонтника. Задние крылья были смяты. Разломанный багажник был разинут, как рот деревенского дурачка, который признается, что он ни в чем ни черта не понимает. Бампер задрался кверху, словно салютуя прохджим. "Голосуйте за Ригана!"- гласила нашлепка на бампере. Заднее стекло было изрезано трещинами. Система выхлопа валялась на земле.
Водитель "мерседеса" подошел к Валенсии - справиться, все ли в порядке... Она что-то залопотала в истерике - про Билли, про катастрофу - и вдруг тронула машину и поехала, оставив всю систему выхлопа на земле.
Когда она подкатила к госпиталю, люди выскочили посмотреть, что там за шум. "Кадиллак", потерявший оба глушителя, ревел, как тяжелый бомбардировщик, приземляющийся на честном слове и на одном крыле. Валенсия выключила мотор и упала грудью на руль, и гудок стал выть без остановки. Доктор с сестрой выбежали взглянуть, что случилось. Бедная Валенсия была без сознания, отравленная выхлопными газами. Она вся стала небесно-голубого цвета.
Час спустя она скончалась. Такие дела.

Билли ничего об этом не знал. Он спал, видел сны, путешествовал во времени и так далее. Больница была так переполнена, что отдельной палаты ему не дали. С ним лежал профессор истории Гарвардского университета по имени Бертрам Копленд Рэмфорд. Рэмфорду смотреть на Билли не приходилось, потому что вокруг Биллиной койки стояла белая полотняная ширма на резиновых колесиках. Но Рэмфорд время от времени слышал, как Билли разговаривает сам с собой.
У Рэмфорда нога была на вытяжке. Он сломал ее, катаясь на лыжах. Было ему уже семьдесят лет, но душой и телом он был вдвое моложе. Ногу он сломал, проводя медовый месяц со своей пятой. женой. Ее звали Лили. Лили было двадцать три года.

Примерно в тот час, когда умерла бедная Валенсия, Лили пришла в палату к Рэмфорду и Билли с грудой книг. Рэмфорд специально послал ее за этими книгами в Бостон. Он работал над однотомной историей военно-воздушных сил США во второй мировой войне. Лили принесла книги про бомбежки и воздушные бои, происходившие, когда ее еще и на свете не было.

- Идите без меня, ребята,- бредил Билли, когда в палату вошла красотка Лили. Она была о-го-го какая, когда Рэмфорд ее увидал и решил сделать своей собственностью. Из школы ее выгнали. Интеллект у нее был ниже среднего.
- Я его боюсь!- шепнула она мужу про Билли Пилигрима.
- А мне он надоел до чертиков,- басом сказал Рэмфорд.- Только и знает, что спросонья сдаваться, поднимать руки вверх, извиняться перед всеми и просить, чтобы его не трогали.- Сам Рэмфорд был бригадный генерал в отставке, числился в резерве военно-воздушных сил и еще был профессором, автором двадцати шести книг, мультимиллионером с самого рождения и одним из лучших яхтсменов в мире. Самой популярной его книгой было исследование о сексе и усиленных занятиях спортом для мужчин старше шестидесяти пяти лет. Сейчас он процитировал Теодора Рузвельта, на которого был очень похож:
- Я мог бы вырезать из банана человека получше.

Среди других книг Рэмфорд велел Лили достать в Бостоне копию речи президента Гарри Трумэна, в которой он объявлял всему миру, что на Хиросиму была сброшена атомная бомба. Лили привезла ксерокопию, и Рэмфорд спросил ее, читала ли она эту речь.
- Нет.- Читала она очень плохо, и это была одна из причин, почему ее выставили из школы.
Рэмфорд приказал ей сесть и прочитать про себя заявление Трумэна. Он не знал, что она неважно читает. И вообще он знал про нее очень мало: она была главным образом еще одним явным доказательством для всего света, что он - супермен.
Лили села и сделала вид, что читает трумэновское заявление, звучавшее так:

_Шестнадцать часов тому назад американский самолет сбросил бомбу на Хиросиму, важную военную базу японской армии. Бомба превышала мощностью 20000 тонн Т.Н.Т., она в две тысячи раз превышала взрывную силу британской бомбы "большой шлем"- самой мощной бомбы в военной истории._
_Японцы начали войну нападением на Перл-Харбор. Они получили стократное возмездие. И это еще не конец. Эта бомба вошла в наш арсенал как новое решающее средство для усиления растущей разрушительной мощи наших военных сил. Бомбы этого типа уже находятся в производстве, и еще более мощные бомбы уже в проекте._
_Это атомная бомба. Для ее создания мы покорили мощные силы природы. Источник, которым питается солнечная энергия, был направлен против тех, кто развязал войну на Дальнем Востоке._
_До 1939 года ученые уже признавали теоретическую возможность высвободить атомную энергию. Но практически никто этого сделать не мог. Однако в 1942 году мы узнали, что Германия лихорадочно работает в поисках способа овладеть энергией атома и прибавить ее к той военной машине, при помощи которой немцы стремились поработить весь мир. IIo они просчитались. Мы можем возблагодарить провидение за то, что немцы поздно пустили в ход "ФАУ-1" и "ФАУ-2", притом в весьма ограниченных количествах, и что они не овладели атомной бомбой._
_Битва лабораторий была для всех нас сопряжена с таким же смертельным риском, как и битва в воздухе, на суше и на море, но мы победили в битве лабораторий, как победили и во всех других битвах._
_Теперь мы готовы окончательно и без промедления изничтожить любую промышленность Японии, в любом их городе на поверхности земли,- говорил далее Гарри Трумэн.- Мы разрушили их доки, их заводы, их пути сообщения. Пусть никто не заблуждается: мы полностью разрушим военную мощь Японии. И чтобы уберечь..._
Ну и так далее.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Подумать о судьбе дрездена
Билли пилигрим
Я работал над моей знаменитой книгой о дрездене