Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
>
Андерсен Г. ДюймовочкаЖила была женщина; ей страх как хотелось иметь ребеночка, да где его взять? И вот она отправилась к одной старой колдунье и сказала ей: — Мне так хочется иметь ребеночка; не скажешь ли ты, где мне его взять? Отчего же! сказала колдунья. Вот тебе ячменное зерно; это не простое зерно, не из тех, что растут у крестьян иа полях или что бросают курам; посади-ка его в цветочный горшок увидишь, что будет! — Спасибо! сказала женщина и дала колдунье двенадцать скиллингов; потом пошла домой, посадила ячменное зерно в цветочный горшок, и вдруг из него вырос большой чудесный цветок вроде тюльпана, но лепестки его были еще плотно сжаты, точно у нераспустившегося бутона. — Какой славный цветок! сказала женщина и поцеловала красивые пестрые лепестки. Тогда что-то щелкнуло, и цветок распустился совсем. Это был точь-в точь тюльпан, но в самой чашечке на зеленом стульчике сидела крошечная девочка, и за то. что она была такая нежная, маленькая, всего с дюйм ростом, ее прозвали Дюймовочкой. Блестящая лакированная скорлупка грецкого ореха была ее колыбелькой, голубые фиалки матрацем, а лепесток розы одеяльцем; в эту колыбельку ее yкладывали на ночь, а днем она играла на столе. На стол женщина поста вилатарелку с водою, а на края тарелки положила венок из цветов; длинные стебли цветов купались в воде, у самого же края плавал большой лепесток тюльпана. На нем Дюймовочка могла переправляться с одной стороны тарелки на другую; вместо весел у нее были два белых конских волоса. Все это было прелесть как мило! Дюймовочка умела и петь, и такого нежного, красивого голоска никто еще не слыхивал! Раз ночью, когда она лежала в своей колыбельке, через разбитое оконное стекло пролезла большущая жаба, мокрая, безобразная! Она вспрыгнула прямо на стол, где спала под розовым лепесточком Дюймовочка. — Вот жена моему сынку! сказала жаба, взяла ореховую скорлупу с девочкой и выпрыгнула через окно в сад. Там протекала большая, широкая река; у самого берега было топко и вязко; здесь-то, в тине, и жила жаба с сыном. У! Какой он был тоже гадкий, противный! Точь-в-точь мамаша. — Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! только и мог он сказать, когда увидал прелестную крошку в ореховой скорлупке. Тише ты! Она еще проснется, пожалуй, да убежит от нас, сказала старуха жаба. Она ведь легче лебединого пуха! Высадим-ка ее посредине реки на широкий лист кувшинки это ведь целый остров для такой крошки, оттуда она не сбежит, а мы пока разуберем там, внизу, наше гнездышко, и заживете вы в нем на славу. В реке росло множество кувшинок; их широкие зеленые листья плавали по поверхности воды. Самый большой лист был всего дальше от берега; к этому-то листу подплыла жаба и поставила туда ореховую скорлупу с девочкой. Бедная крошка проснулась рано утром, увидала, куда она попала, и горько заплакала: со всех сторон была вода, и ей никак нельзя было перебраться на сушу! A старая жаба сидела внизу, в тине, и убирала свое жилье тростником и желтыми кувшинками надо же было приукрасить все для молодой невестки! Потом она поплыла со своим безобразным сынком к листу, где сидела Дюймовочка, чтобы взять прежде всего ее хорошенькую кроватку и поставить в спальне невесты. Старая жаба очень низко присела в воде перед девочкой и сказала: — Вот мой сынок, твой будущий муж! Вы славно заживете с ним у нас в тине. — Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! только и мог сказать сынок. Бедняжка сама дрожала как лист |
|
|
|
|
