<<<     ΛΛΛ     >>>   

Хотя я Magister Ludi, я отнюдь не считаю своей или нашей задачей предотвратить или отодвинуть гибель Игры. Все прекрасное, как оно ни прекрасно, бренно, поскольку оно стало историей, земным явлением. Мы это знаем и можем об этом сколько угодно скорбеть, но бесполезно пытаться всерьез изменить то, что неизменимо. Если Игра придет в упадок, Касталия и весь мир понесут огромную утрату, но не сразу даже ее почувствуют, настолько в эпоху крутых поворотов они будут озабочены спасением того, что еще возможно спасти. Касталию без Игры еще можно себе представить, но Касталия без преклонения перед истиной, без верности духу немыслима. Воспитательная Коллегия может обойтись без Магистра Игры. Но само выражение Magister Ludi с самого начала и по сути своей – что уже почти забыто нами – означает не ту специальность, какую мы под этим словом понимаем. Magister Ludi первоначально означало просто «школьный учитель». А учителя, хорошие и мужественные учителя, будут нашей стране тем нужнее, чем большая опасность будет грозить Касталии, чем больше ее сокровищ будет гибнуть или постепенно отмирать. Учителя нам нужнее всего, ибо это люди, прививающие молодежи способность измерять и оценивать факты и служащие для нее примером преклонения перед истиной, послушания духу, служения слову. И это вовсе не относится в первую очередь к нашим элитарным школам, существованию которых тоже когда-нибудь наступит конец, это относится ко всем мирским школам вне Касталии, где обучают и воспитывают будущих горожан и крестьян, ремесленников и солдат, политиков, офицеров и правителей, пока они еще дети и доступны воспитанию. Именно там находится основа духовной жизни страны, а не в наших семинарах или Игре. Мы издавна обеспечиваем страну учителями и воспитателями, и я уже говорил: они лучшие среди нас. Но мы обязаны делать гораздо больше того, что делали до сих пор. Мы не должны более полагаться на то, что из некасталийских школ к нам будет идти постоянный приток способных детей и они помогут нам сохранить Касталию. Нам надлежит рассматривать скромную, трудную и ответственную работу в школе, особенно в мирской школе, как самую важную и почетную часть нашей задачи, и всемерно ее расширять.

Теперь я подошел к моей личной просьбе, с которой я осмеливаюсь обратиться к глубокочтимой Коллегии. Настоящим я прошу Коллегию освободить меня от поста Магистра Игры, доверить мне за пределами Касталии обыкновенную школу, большую или маленькую, и разрешить мне, в качестве педагога, готовить в этой школе отряд юных членов Ордена, людей, в отношении которых я могу питать уверенность, что они будут самоотверженно помогать нам внедрять в плоть и кровь наши принципы и прививать их молодым мирянам.

Надеюсь, что глубокочтимая Коллегия соизволит благосклонно рассмотреть мою просьбу и ее обоснование и сообщит мне свой ответ.

Магистр Игры.

Приписка:

Да будет мне дозволено привести здесь слова отца Иакова69, которые я записал во время одной из незабвенных частных бесед с ним:

«Могут наступить времена ужаса и тяжелейших бедствий. И если среди бедствий еще будет возможно некое счастье, то единственно духовное счастье, обращенное назад, к спасению культуры минувших эпох, и обращенное вперед, к бодрому и деятельному самовыявлению духа среди такой эпохи, которая в противном случае всецело подпала бы под власть вещественного».

Тегуляриус и не подозревал, как мало в этом послании сохранилось от его трудов; в последней редакции ему не пришлось его увидеть. Правда, Кнехт показал ему два предыдущих варианта, более пространных, а затем отправил свое послание и стал ждать ответа от Коллегии, проявляя куда меньше нетерпения, нежели его друг. Магистр принял решение не сообщать ему о последующих своих шагах; он даже запретил ему обсуждать в дальнейшем этот вопрос и только намекнул, что до поступления ответа пройдет, вероятно, немало времени.

Поэтому, когда (ранее, чем Кнехт ожидал) пришел этот ответ, Тегуляриус о нем ничего не узнал. Послание из Хирсланда гласило:

Когда мы слушаем споры наших товарищей об исчезновении Магистра, о причинах его бегства, о правомерности или неправомерности его решений и поступков, о смысле или бессмысленности его судьбы, они кажутся нам столь же диковинными, как домыслы Диодора Сицилийского о предположительных причинах различий Нила, и мы полагали бы не только бесполезным, но и вредным умножить число подобных домыслов. Не лучше ли вместо этого чтить в сердцах наших память о Магистре, который так скоро после своего таинственного ухода из Касталии удалился в еще более чуждый и таинственный потусторонний мир. Во имя его драгоценной для нас памяти мы и хотим записать об этих событиях все, что достигло нашего слуха.

После того как Магистр прочитал письмо Коллегии, содержавшее отказ на его просьбу, он почувствовал легкую дрожь, ощущение утренней прохлады и отрезвления, послужившие ему знаком, что час настал и нет больше места для колебаний и проволочек. Это странное чувство, называемое им «пробуждением», было знакомо ему, ибо он уже испытывал его в другие решающие минуты своей жизни; то было бодрящее и вместе томительное чувство, слияние разлуки и новых ожиданий, глубоко и бессознательно волнующее, подобно весенней грозе. Он проверил время, через час у него была назначена лекция. Он решил посвятить оставшиеся минуты раздумью и направился в тихий магистерский сад. Всю дорогу его преследовала стихотворная строка, внезапно выплывшая в памяти:

И в каждом начинании есть тайна…

Он все повторял ее про себя, не зная, у какого автора он ее вычитал, но строчка эта чем-то растрогала его, она нравилась ему и, казалось, вполне отвечала настроению переживаемой минуты. В саду он сел на скамейку, уже усыпанную первыми осенними листьями, упорядочил дыхание, пытаясь обрати внутренний покой, а потом с просветленным сердцем погрузился в медитацию, во время которой этот миг его жизни представился ему в виде обобщенных, сверхличных образов. Но когда он шел назад, к маленькой аудитории, вновь ожила в памяти та строчка стиха, и он вновь задумался над нею и решил, что она все же должна звучать несколько иначе. И вдруг память прояснилась и пришла ему на помощь, и он тихо произнес:

И в каждом начинании таится

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Ученик кнехт понравился старому магистру
Студент заметил любовную заботу последнего о старом магистре
Все счастье

Магистр парит где-то наверху