<<<     ΛΛΛ     >>>   

Обращаясь к воспоминанию об означенном проекте, живо представляю себе те дни, в которые мы развозили его ко всем господам министрам. От всей компании для этой развозки и потребных объяснений было выбрано 10 лиц: Д.Е. Бенардаки, В.Н. Рукавишников, М.А. Горбов, B.C. Каншин, И.Ф. Мамонтов, банкир Капгер и я, а остальных не могу припомнить. Везде мы были приняты очень холодно, и никто из властных лиц не хотел продолжать с нами никакого разговора о подробностях проекта, так что мы совершенно напрасно усиливались доказывать возможность обойтись при сооружении железных дорог без внешних займов и необходимость охранить сельскую жизнь от непомерного пьянства, долженствующего последовать при безграничном распространении кабаков. Самое памятное событие совершилось при появлении нашем в министерстве внутренних дел, у Чернышева моста, где в каком-то из департаментов министр внутренних дел граф Валуев принимал просителей. Мы приготовились высказать министру, заведовавшему направлением и порядком внутренней жизни России, что акцизная система, не охраняющая интересов мелких сельских винокурен и представляющая развитие пьянства, приведет в обнищание десятки тысяч помещичьих семейств и сотни тысяч крестьян; но все, эти соображения остались невысказанными, потому что здание министерства было ночью поражено пожаром, охватившим его со стороны сгоревшего в то время Апраксина двора, и швейцар нам объявил, что никого принимать не велено. Через 3-4 года после этого путешествия по министрам, при свидании с банкиром Капгером, он мне сказал: "Я был в вашей русской компании, чтоб строить железные дороги без заграничных займов; но финансисты отвергли наше предложение, а потому я невольно преобразовал себя в пиявку, высасывающую денежную силу России, т.е. сделался фактором приискания денег за границей фон Дервизу для устройства рельсового пути от Коломны до Рязани и далее". Вот где начало железнодорожных высоких цен и накопления внешних долгов.

II. В течение десяти последних лет сколько написано было мною и другими лицами статей в московских и петербургских газетах и журналах, сколько сказано речей в Петербургском сельскохозяйственном клубе, сколько подано записок властным лицам о прекращении безобразного пьянства и о необходимости образовать мелкое сельскохозяйственное винокурение для спасения небогатых помещиков от расстройства, и нигде, ни у властных лиц, ни в земствах, ни в дворянских собраниях, ни в городских думах и ни в обществе (увы!) эти слова и речи услышаны не были.

В этом деле, т.е. в распространении кабаков и уничтожении мелких винокурен, равно и в отказе русской компании строить железные дороги на свои средства, знаменитые "они" проявили всесильное могущество и вместе с тем полную бесчеловечность, поразив Россию в самое сердце тремя тяжкими и неисцелимыми язвами, а именно: Государственное казначейство - заграничными долгами, быт крестьян - соблазном к пьянству, мирную жизнь помещиков - изгнанием их из отцовских жилищ. На всей этой почве смешанных зол засел и укоренился нигилизм, породивший адское динамитоварение. Затем образовались те преступные намерения и действия, которые наполняли ужасом русские сердца в страшные дни 4 и 2 апреля и 1 марта и которых тление и вспышки существуют и доныне.

III. На множество неутешительных и самых безотрадных мыслей наводит бывшее в 1868 г . ходатайство 92 русских людей об отдаче им Николаевской железной дороги. Это

ходатайство было возбуждено уверенностью, что правительство пришло к сознанию своей ошибки в учреждении Главного французского общества железных дорог, ухитрившегося обобрать русскую казну на несколько десятков миллионов, и что если это общество имело дерзновение просить об отдаче ему Николаевской дороги, то, вероятно, в том убеждении, что в России не найдется такой внутренней силы, которая могла бы быть ему соперником. Сила эта нашлась в упомянутых 92 лицах, которые выбрали из себя депутатов для ходатайства перед правительством; депутаты эти были: Чижов, Кошелев, двое Мамонтовых, Рукавишников, Горбов, Полетика, я и еще кто-то. Депутаты эти прожили в Петербурге по этому делу семь месяцев. Для рассмотрения наших предложений, сравнительно с предложениями Главного общества, было памятное и замечательное особое заседание в Аничковом дворце, состоявшее из всех министров, под председательством Наследника Цесаревича, ныне благополучно царствующего Государя Императора Александра Александровича, с участием в заседании Великого князя Константина Николаевича и с приглашением от Главного Общества бывшего тогда председателем совета оного графа Г.А. Строганова и от русской компании двух лиц, Полетики и меня. Ни граф Строганов, ни мы не были членами заседания, нас призывали только для ответов на предлагавшиеся нам вопросы. К.В. Чевкин, сильно желавший успеха русской компании, накануне сказал мне, что нас спросят в заседании о каком-то добавочном миллионе (подробного значения этого миллиона не упомню) по платежу в казну за право владения дорогой, то чтобы мы отвечали на это полным согласием, что, разумеется, и было нами исполнено. После этого заседания дело перешло вскоре в Комитет министров, где значительное большинство членов было за отдачу Николаевской дороги русской компании. Затем, для окончательного решения дела, был назначен в Царском Селе особый совет в Высочайшем присутствии Государя Императора. Совет состоял из министров, председателей департаментов Государственного совета и других высокопоставленных сановников, а всего из 22 лиц, из которых 17 были за русскую компанию, включительно с Августейшим покровителем русской предприимчивости Государем Наследником Цесаревичем; но дело решилось согласно с мнением меньшинства, на основании каких-то финансовых интересов, долженствующих выразиться в возвышении цены на акции Главного общества. Понятно, что ожидания эти оправдались, когда в состав деятельности этого общества вошла такая сильная и доходная дорога, как Николаевская. Акции сильно поднялись в цене, а народный говор удостоверял в том, что значительная часть акций Главного общества принадлежала некоторым членам меньшинства, подававшим голоса за отдачу этому Обществу Николаевской дороги. Этот говор может быть доказан или опровергнут документальною справкою в делах Главного общества; но мы обратимся теперь к разбору того мнения, почему возвышение цен на акции Главного Общества могло быть признано полезным для всей России в видах улучшения ее финансового положения. Разве возможно улучшать финансы подавлением внутреннего стремления русских людей к деятельности? Такую систему можно сравнить вот с чем: положим, в какой-либо волости отлично удобрили поля и получили значительный урожай, но удобрение произвели, зарезав в этой волости всякое дыхание, запахав в землю трупы и полив поля кровью. Так вышло и здесь. Поднялись акции Главного общества на европейских биржах, к очевидной выгоде держателей этих акций, по большей части иностранцев, и поднялись оттого, что задушили стремление 92 лиц, за которыми стояло ожидающих правдивой развязки дела - за каждым более ста лиц. Это решение произвело великое разрушение русской экономической силы. Ходатайствуя об отдаче русской компании Николаевской дороги, все мы чувствовали, чем каждый из нас мог выразить пользу относительно верного назначения перевозочных тарифов, устройства на станциях здоровых помещений для служащих, слесарных школ, товарных складов и т. д.; но оказалось, что никогда никто из нас не может ничем быть полезен своей стране .

После всего этого понеслась по обширному пространству русской земли молва, что кровные дети русской земли напоминают собою пасынков, обреченных мачехою не на самостоятельное хозяйство, а на батрацкую работу у иноземных хозяев.

В числе означенных 92 лиц были известные представители дворянства, земства и купечества; все это взятое вместе изображало кружок людей живых, мыслящих и знающих русский быт. Когда разнеслась весть, что в Комитете министров оказалось значительное большинство за русскую компанию, поздравлениям не было конца, потому что успех этот веселил сердце каждого русского; но когда после совета в Царском Селе последовал отказ, и дорога, сооруженная Императором Николаем Павловичем, попала в руки такого общества, корни которого находятся в Париже, тогда выражению огорчений не было предала. В домах, в клубах, в трактирах, на гуляньях несколько дней шел гул глубоких сожалений о презрении к русской деятельности. Вот тут-то ясно обозначилась ложность тогдашнего либерализма и ясно высказалось то, что мы либеральничаем только перед Европой и для Европы и душим дома всякое начинание, желающее выразить русскую самобытность. Из сановников всех более скорбели Чевкин и Мельников, сильно желавшие успеха русской компании. Нам казалось, по некоторым признакам, что Чевкин своим сочувствием к нам желает смыть свой грех за допущенное им устройство Главного общества, а Мельников также смывает другой грех, лежавший на его совести: за производство американца Уайненса, заведовавшего техникою Николаевской дороги, в 10 миллионные капиталисты, тогда как множество русских людей (Путилов, Струве, Полетика и т. д.) могли его заменить, не увозя нажитых денег за границу. П.П. Мельников до того придавал важное значение отказу в отдаче Николаевской дороги русской компании, что открыто многим сановникам и посещавшей его публике выражал свое огорчение, присовокупляя, что отриновение русской компании от дела умаляет значение знаменательного дня 19 февраля 1861 г ., так как по его мнению после этого дня надобно было всякую деятельность - большую и малую - сосредоточивать только в русских руках, с обязанностью давать служебные занятия обнищавшим помещикам, дабы не распложать недовольных. Вероятно, громкие сетования Мельникова были отчасти поводом к увольнению его от должности министра путей сообщения.

Но что же выиграли финансы в общем итоге от подъема акций Главного общества и к чему все это привело? Наш рубль упал впоследствии наполовину, а заграничные наши друзья-банкиры, еще более завладевши нами посредством уступки Николаевской дороги Главному обществу, успели окончательно одурманить нас мнимою дружбою и вовлекли в неоплатные долги. Кто же нас спасет, когда наступят горькие дни несостоятельного всероссийского конкурса. Конечно, спасителями явятся не заграничные друзья, а те же горемычные лица, которых мы зачислили в батраки, выказав полное неуменье поднять экономическую силу России посредством подъема русских деятелей, хотя Германия представляла нам пример этого подъема в лице Борзига и Круппа.

Итак, говоря без преувеличения, что если такие предложения (постройка железных дорог на свои средства, уничтожение пьянства, спасение помещиков от разорения и передача Николаевской дороги русской компании), которые составляли твердые устои государственной жизни, не удостоились никакого внимания: так что же за пустая мечта думать, что какие-то "Экономические провалы" будут иметь лучшую участь? Так думать - значит, вовсе не понимать того, что у людей власти решительно нет времени для уяснения себе глубокой сущности в предложениях, делаемых русскими людьми. Одно выслушивание докладов о текущих делах с соображениями, почерпнутыми из архивных шкафов, и затем подпись массы распорядительных бумаг, порождаемых этими докладами, поглощает все время, хотя 9/10 этих бумаг, если б они никогда не выходили из Петербурга, только уменьшили бы сумму жизненных затруднений.

Все это приводит к такому заключению, что действие машины, расстроенной введением в жизнь чужеземных оснований, сообщило ей такую постановку, что если в некоторые места вложить (выражаясь технически) цельные шестерни и пальцы, то стучанье и неровность еще более увеличатся, потому что свежие и правильные части будут противиться действию расшатанности.

Но положим, что машина скрипит и хлопает, но зато в обществе живы верные и устойчивые взгляды. Едва ли! Мы видели, как чествовали в Москве, сердце России, поставщика хлопка в сырце и устроителя бумагопрядильных фабрик. Это чествование было бы понятно в Лодзи или Дерпте, но и там на это не решились, а в Белокаменной, возле стен старейшего университета, вредоносную деятельность торговца хлопком возводили в заслугу России. К чему же после этого существуют кафедры Политической экономии и статистики? Было бы сто раз полезнее заменить их кафедрою изучения русской избы и разъяснить простой вопрос, что если деревня богата своими домовными произведениями, тогда и волость богата, а когда все волости богаты, тогда - и только тогда - богата и вся Россия. Все политико-экономические многоглаголания с кафедр, уклоняющиеся от вышеизложенных простых начал, наполняют головы слушателей такими финансовыми и экономическими знаниями, из которых, как мы видели во всем настоящем повествовании, происходят деятели, вовсе не знакомые с потребностями русской жизни и при занятии ими высших должностей могущие повторить ошибки своих предшественников. Кажется, пора убедиться в том, что в России нет политико-экономической науки, выращенной на русской почве, и оттого все наши финансовые деятели, которые явились в 60-х годах пионерами преобразований, хотя трудились добросовестно, с уверенностью, что они преобразовывают русскую жизнь к лучшему, но последствия показали, что труды их незаметно для них самих клонились к ниспровержению общественного благосостояния и порядка.

А вот главнейший вопрос: где же этот сильный и притом преисполненный животворных мыслей человек, который протянет на самоткацкий бумагопрядильный станок льняную нитку, оживит Сибирский пустынный тракт кяхтинской разменной торговлей, развенчает Россию с Главным обществом российских железных дорог, испарит и обессилит фирму они, прекратит пьянство в деревнях, водворит помещиков в их имениях, придав им доходность посредством мелких винокурен, напоит крестьянских детей молоком и доставит крестьянской семье хотя бы в праздничные дни кусок мяса, образовав при распространении барды сельское скотоводство, выведет землевладельцев из зависимости от "мышеловок" (земельных банков), позволит народу кредитовать правительство своим трудом во всех его видах при исполнении полезных государственных работ, освободит навсегда Россию от накопления дальнейших долгов за границей, сбережет сибирское золото изменением тарифа в пользу России, устранит мотовство денег за границей, призовет к жизни солеварение в Пермской и Вологодской губерниях и уничтожит эпидемию чинобесия между купцами, - где этот человек?

Человека этого нет и не будет, да и сохрани Бог русскую жизнь от появления его с исключительным влиянием у подножия Престола. Такой человек всегда перейдет пределы должного и потребного и вовлечет общую жизнь в область неведомого пространства. Благо России состоит единственно в спасительной - Богом дарованной ей царской власти, могущей своим велением в постепенном стройном порядке созидать благоустройство русской земли, водворяя все то, что потребно для государственной силы и народного благоденствия, и устраняя все то, что противоречит потребностям самой жизни.

Четвертое наслоение мыслей

Итак, останавливаясь на последнем заключительном выражении третьего наслоения мыслей, чувствую себя исполненным радостных надежд и совершенной уверенности, что возможность улучшения нашего положения не составляет напрасной мечты.

Государь - надежа показал уже России в учреждении Дворянского и Крестьянского банков, образовавшихся вследствие непременной воли Его Императорского Величества, значительный шаг к освобождению русского землевладения от "мышеловок" (земельных банков) и в отмене Закавказского транзита благоизволил удостоверить русскую промышленность в ограждении ее от подрыва со стороны иностранцев. Затем, сколько еще в короткое время настоящего благословенного царствования совершилось доказательств созидательной силы, исходящей прямо от воли монарха: сооружение стратегической сети железных дорог к западной границе, приспособление портов к расширению торговли с учреждением посредством добровольного флота постоянных рейсов из Черного моря в отдаленные русские порты Восточного океана и быстрое сооружение железных дорог от Каспия в Среднюю Азию, открывающее новые пути для русской торговли и сообщающее оживление среднеазиатских владений в смысле развития промышленности и упрочения в этих владениях незыблемой связи с Россией, но успехи наших дней не останавливаются на том, что мы сказали: русское сердце радуется самою вожделенною радостью при общих слухах об улучшении в войсках положения офицеров в смысле материального обеспечения и воздает похвалу мудрому правилу о несовмещении государственной службы с частными занятиями. Кроме всего этого, промышленная жизнь России чувствует себя вступившею на путь ограждения ее внутренних интересов от подрыва иностранными товарами, и это общее радостное самочувствие порождено целым рядом тарифных изменений, направленных к развитию внутреннего благосостояния. И все это, что мы перечислили, исходит прямо из сердечной заботливости нашего возлюбленного Государя о благе и славе России.

Да будет же он - наше сокровище - виновником дальнейшего и всестороннего благоустройства русской жизни. Кроме этой несомненной надежды, самое сильное содействие к достижению благоденствия доставит нам особая сила, это сила нашей нужды и крайности. В предисловии к "Экономическим провалам" было сказано, что над Россией совершится исполнение священного изречения: в скорби моей распространил мя ecu. Силу и значение этих слов, заменяющих собою всяких влиятельных проводников, может познать и оценить только тот, кто носит в себе горячую любовь к отечеству.

Странное свойство России! То, что в других государствах окончательно расслабляет народную мощь, у нас, наоборот, из немощи может возродиться укрепление экономической силы и поводом к тому будет (всенепременно будет) наша обязанность ежегодно платить 270 млн. процентов по долгам и наш многомиллионный дефицит по, государственной росписи. При этом нельзя не сказать, что "они" ужасно как дорого взяли с России за урок нашего сознания и ощущения наших общих трудностей. Итак, судите сами, сколь велика наша сила, когда видимое бессилие имеет способность толкать нас к новой силе. За доказательствами дело не остановится. Вот они: усиленный тариф на хлопок, с применением всего вообще тарифа к полной охране русских интересов, прекращение пьянства, распространение мелкого винокурения, спасение сибирского золота от исчезновения его за границу и сокращение прожитка денег за границей без всякого стеснения для больных и учащихся, с избытком покроет все потребности государственной росписи. Это явление воздействует самым благоприятным образом на улучшение курса и покажет всем нашим недругам, что надежда на поворот к лучшему представляется вероятною и достижимою. Какое сильное горе поразит тогда всех недругов при виде того, что они нас не совсем еще доколотили и что мы, вздохнув и оправившись, получили возможность встать на свои ноги,,

Пятое наслоение мыслей

После восторженных надежд мысли мои опять сделались робкими и подчинились духу сомнений, иначе говоря, подчинились общему настроению, в котором все мы находимся, т.е. маловерию в возможность полного и быстрого во всех частях возрождения. Затем все надежды показались увядающими и внутреннее настроение преисполнилось безотрадного уныния. Да будет же это настроение неверным и ложным.

Но где же корень грустного направления? Не есть ли это явление бессознательное? Нет, к несчастью, оно исходит из глубокого сознания неисправимости трех тяжких провалов: 1) опоздание в 40-х годах сооружением железной дороги из Москвы к Черному морю; 2) накопление заграничных долгов и 3) пренебрежение к мысли фельдмаршала князя Барятинского. Остается одно утешение - принять эти провалы, как наказание свыше за великий грех духоугашения светлых патриотических мыслей, и затем никогда подобных грехов не делать, чтобы еще более не пострадать.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Кокорев В. Экономические провалы по воспоминаниям с года экономики 12 губерниях
Где дешевле стоила бы обработка этих предметов в россии ли на месте произведения
В заключение разговора князь барятинский передал подробно все то
От такой фейерверочной торговой деятельности вечно будет в результате один дым
Кокорев В. Экономические провалы по воспоминаниям с года экономики 2 единицы