Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
245 Американцы также иногда охотно «сознаются» в грехах, которые могли бы никогда и не быть обнаружены, или могут даже совершать определенные запрещенные действия публично, очевидно без всякой иной причины, кроме надежды на наказание. На основе этих и подобных наблюдений клиницисты иногда ссылались на «потребность в наказании» или «инстинкт мазохиста». Более простая альтернативная идея заключается в том, что «виновные» охотно принимают наказание или даже домогаются его, поскольку это единственное средство, с помощью которого можно ослабить муки совести или совсем избавиться от них. Если наказание всегда рассматривается в связи с появлением проступка, то стоит деянию остаться без наказания, как отпадает необходимость в чувстве вины и в самом наказании. В этой сфере существует много увлекательных проблем. В каких, к примеру, отношениях находятся совесть и «принцип реальности», то есть отказ от сиюминутных радостей в пользу более существенного окончательного удовольствия? Некоторые поймут это окончательное удовольствие как посмертное воздаяние. Здесь, как и в случае самоотверженного типа личности, распространившегося благодаря влиянию раннего и средневекового христианства, земные удовольствия откладываются на неограниченный срок. Это — расширение общего навыка, который должным образом прививается и поощряется в течение жизни. Небеса становятся местом, где счастье безопасно. На земле опасно быть счастливым. Проблема заключается в том, возникнет ли такой образ мыслей, если наказания не будут часто откладываться, так что никто не будет знать, когда кто-то спасся (оказался «невинным»), а когда — нет. Существует еще один ставящий в тупик вопрос: каково точное соотношение между виной и агрессией? Депрессию и родственные ей состояния вины часто называют «агрессией, обращенной внутрь себя». Значит ли это только, что агрессия, вызванная фрустрационным импульсом, в свою оче- 246 редь сдерживается страхом, и что человек испытывает страх вместо агрессии? Фенихель, подробно описывая то, что можно было бы назвать психологией извинения, придерживается мнения, что извинение — это общий и во многих случаях социально приемлемый путь редукции вины. Принося извинения, человек в определенном смысле наказывает себя сам и, таким образом, предотвращает наказание со стороны другого человека. Этот динамизм, похоже, дает нам ключ к пониманию чрезмерного уважения и раболепия как привычных стратегий поведения личности. То, что в результате детского и последующего опыта общения люди иногда развивают относительно сложную и устойчивую форму аскетической личности, может составить психологическую дилемму. Эксперименты с низшими животными постоянно указывают на то, что если данный навык или действие не вознаграждается, по крайней мере время от времени, он окончательно вырождается и исчезает. Подобным же образом было продемонстрировано, что для того, чтобы добиться усиления определенной требуемой реакции с помощью вознаграждения, последнее не должно откладываться надолго после появления реакции. Как же, однако, должны мы объяснять постоянный тяжелый труд и упорство тех людей, которые очевидно избегают всех существующих вознаграждений и поощрений? Отбросить эту проблему очень легко, либо сделав допущение ad hoc , либо постулируя безусловное различие между психологическими законами, управляющими людьми и животными. Верно и то, что у людей символические процессы развиты в большей степени, чем у любого из низших животных, и что в некоторых существенных аспектах этот факт отдаляет человека от животных. Однако, есть более простое объяснение. Известно, что для животных, стоящих на достаточно высокой ступени эволюции, уменьшение неприятного чувства страха является существенным вознаграждением, и будет поддерживать даже наиболее сложные поведенческие навыки в течение 247 удивительно длительного срока. Хотя точная связь между человеческим страхом и моральным чувством еще не прояснена, обычно признается, что она существует. Фрейд, например, говорил, что «наша совесть не является тем непреклонным судьей, которым хотят ее представить учителя этики, но ее источник — "боязнь общественного осуждения", и ничто иное». От этих посылок легко перейти к выводу, что индивиды, чья жизнь и работа явно лишены вознаграждения в обычном смысле этого слова, тем не менее поддерживаются и поощряются той радостью, которую доставляет им уменьшение страха совести или вины. Никий, философ-эпикуреец, с особенной четкостью выражает эту концепцию, когда, сравнивая мотивы своего поведения с мотивами постящегося монаха Пафнутия, говорит: «Что ж, дорогой друг, совершая эти поступки, внешне совсем не похожие друг на друга, мы оба подчиняемся одному чувству, единственному мотиву всех человеческих действий; у нас обоих общая цель: счастье, невозможное счастье!» Таким образом разрешается несомненное противоречие и создается натуралистическая концепция вознаграждения, достаточно обширная, чтобы включать как усиливающий, оживляющий эффект чувственных удовольствий, так и облегчение и комфорт при чистой совести. К «моральному мазохизму» напрямую относится то, что Фрейд называл «преступностью из-за чувства вины». Не так уж редко к психоаналитическому лечению прибегают те люди, которые, как обнаруживает анализ, совершили не просто трансгрессию, но и такие преступления, как воровство, мошенничество и поджог. Удивительное наблюдение заключается в том, что большинство преступников не являются обычными невротиками и не становятся пациентами психоаналитика. Общество может желать изменить их, или они могут желать изменить общество, но они редко желают меняться сами. Ответ, данный Фрейдом, гласит, что анализ таких людей «привел к удивительному выводу: подобные поступки совершаются именно потому, что они запрещены и 248 потому, что, совершая их, человек получает удовольствие от чувства умственного освобождения. Он страдал от угнетающего чувства вины, происхождения которого он не знал, а после совершения им проступка чувство угнетения смягчилось. <...> Звучит парадоксально, но я вынужден утверждать, что чувство вины предшествует трансгрессии, что не первое происходит из последней, но наоборот — трансгрессия происходит из чувства вины. Мы можем оправдать этих людей как преступников из-за чувства вины». Такой анализ «преступности из-за чувства вины» приводит к следующему важному предупреждению: никто не может правильно поставить диагноз личности на основе отдельных действий индивида, вырванных из их динамического контекста и отделенных от их средств и целей, которым они служат. Предположим, что трое молодых людей, А, В и С, сели на велосипеды, которые им не принадлежат, и уехали без ведома законных владельцев. В нашем обществе такое действие, объективно идентичное во всех трех случаях, является нарушением права собственности. Но может быть, индивид А совершил его, зная, что, поступив так, он окажет владельцу велосипеда услугу того или иного рода. Поскольку в его «намерения» не входила кража, он не может быть законно признан виновным, и поэтому не может быть назван преступником. У индивида В мотив кражи велосипеда может заключаться не в том, что он хочет его использовать или получить выгоду от его продажи, но в том, что, совершив это действие и допустив его огласку, он унизит своего отца и, возможно, в придачу удовлетворит свою неосознанную «необходимость в наказании». Можно было бы сказать, что здесь задействованы отчетливые невротические механизмы. Только в случае индивида С, который взял велосипед по относительно простой причине, поскольку его сознательное желание иметь велосипед было сильнее страха перед последствиями кражи, мы можем говорить о проявлении действительно преступной личности. Но даже в данном случае вердикт может быть вынесен, лишь если мы 249 уверены, что С был достаточно знаком с культурной традицией, чтобы знать о принятых правилах применительно к данной ситуации. Подобное исследование мотивов, удовольствий и знаний должно, конечно, проводиться до того, как истинное значение действий, явно «нормальных» или явно «невротических», будет надежно определено. Тот факт, что, таким образом, не существует фиксированной связи между явленными нам отдельными действиями и мотивами, лежащими в их основании, неизбежно стал препятствием на пути развития здравого понимания структуры и динамики личности. И из-за феномена репрессии, даже на самосозерцание, как мы теперь знаем, нельзя полностью положиться в создании завершенной картины чьих-либо желаний и склонностей. В основном по этим причинам специальная методика исследования целостной личности, включая бессознательные аспекты наряду с сознательными, разработанная Фрейдом и его последователями, оказалась столь революционной и предоставила нам первую действительно всеобъемлющую систему психологии. Даже если в период детства обнаруживается необходимость в физическом и моральном убежище, оставив ребенка в покое, мы не решим существующие практические проблемы. В течение раннего периода детства ребенок в любом случае разовьет «отношение к жизни»: уверенность, покорность, оптимизм, пессимизм. На это отношение будет серьезно влиять качество и количество проявленной «заботы» о ребенке. Связь между заботой о ребенке и его личностью еще не оценена по достоинству. Но она вдвойне важна: она полезна при помощи в развитии основных навыков ребенка, что сыграет роль впоследствии, когда период снисхождения закончится и ребенок вынужден будет все решать сам; она особенно полезна при выработке положительных отношений с родителями и другими людьми, когда начнутся регулярные занятия. Эмоциональная схема отношений с родителями или братьями и сестрами часто становится прототипом для привыч- Зеркало для человека евразия человека |
|
|
|
|
