ΛΛΛ     >>>   

Карлейль Т. Прошлое и настоящее

I. ВСТУПЛЕНИЕ. Мидас .. 200

Моррисоновы пилюли . 204

Аристократия Таланта . 207

Почитание Героев 211

II. СТАРИННЫЙ МОНАХ

Монах Самсон .. 216

Избирательная борьба . 221

Выборы .. 222

Аббат Самсон 228

Св. Эдмунд .. 232

Начала 237

III. СОВРЕМЕННЫЙ РАБОТНИК

Призраки 244

Англичане . 249

Демократия . 255

Снова Моррисон .. 263

IV. ГОРОСКОП

Аристократии . 273

Вожди промышленности . 282

Владеющие землею 287

Поучительная глава 291

Положение Англии, по поводу коего издается теперь так много брошюр и столько неизданных мыслей возникает в каждой размышляющей голове, — это положение по справедливости признается за одно из, наиболее зловещих и вместе с тем за одно из наиболее странных, когда-либо виденных в этом мире. Англия полна богатства, разнообразной продукции, могущей удовлетворять всевозможные человеческие потребности; — и тем не менее Англия умирает от истощения. Земля Англии цветет и растит с неизменной щедростью. Она колышется желтеющими нивами; она густо покрыта мастерскими, орудиями промышленности, на ней пятнадцать миллионов работников, признанных за самых сильных, за самых искусных и усердных, которых когда-либо производила Земля; эти люди все налицо; работа, которую они исполнили, плод, который они из нее извлекли, ^— все это налицо, вокруг нас, в изобилии, бьющем через край. Но смотрите: пронеслось как по Волшебству некое повеление, возгласившее: "Не прикасайтесь к этому, о вы, Работники, вы. Хозяева-работники, вы. Хозяева-тунеядцы! Никто из вас не прикоснется к этому! Ни одному из вас не должно быть от этого лучше; это — запретный плод!" Это повеление, в его наиболее грубой форме, падает прежде всего на бедных Работников; но оно падает также и на богатых Хозяев-работников, и его не могут избежать и богатые Хозяева-тунеядцы, и ни один самый богатый или высокостоящий человек, все должны быть равно им принижены и сделаны достаточно "бедными", в денежном смысле или в ином, гораздо более роковом.

Из этих, достигающих своей цели, искусных Работников около двух миллионов, как теперь считают, сидят в Работных домах, в Тюрьмах по Закону о бедных* или имеют "пособие на воле", вышвырнутое им через стену, ибо работная Бастилия переполнена так, что готова лопнуть, и строгий Закон о бедных сокрушен в прах другим, еще более строгим'. Они сидят там вот уже много месяцев; их надежда на освобождение все еще ничтожна. Сидят в Работных Домах, называемых так в шутку, потому что в них нельзя исполнить никакой работы. Миллион двести тысяч работников в одной Англии; их искусные руки парализованы и праздно покоятся на их скорбной груди; их надежды, планы, их доля

' Число нищих в Англии и Уэльсе, на Благовещение 1842 года, составляет "в Работных домах 221 687, на воле 1 207 402; итого l 429 089" (Официальный

доклад).

200

участия в этом прекрасном мире — все это замкнуто тесными стенами. Они сидят там, запертые, как бы под влиянием каких-то страшных чар; они рады быть в тюрьмах и быть заколдованными, чтобы только не умереть с голоду. Живописный Турист, в солнечный осенний день, встречает на своем пути, среди этого благословенного королевства Англии, Объединенный работный дом. "Проезжая мимо Работного дома святого Ива в Хантингдоншире, прошлой осенью, в ясный день, — говорит живописный Турист, — я видел, как на деревянных скамьях, перед дверьми своей Бастилии и внутри ее решетчатой ограды сидело около полусотни или более этих людей. Высокие, сильные, по большей части молодые или средних лет, с честными лицами; многие из них выглядели осмысленными и даже умными людьми. Они сидели один около другого, но в некоторого рода оцепенении и, главное, в молчании, которое производило чрезвычайное впечатление. В молчании, — ибо, увы! какое слово могло бы быть ими произнесено? Вся Земля лежит вокруг, взывая: Приходите и обрабатывайте меня, приходите и собирайте мои плоды! — а мы вот сидим здесь, заколдованные! В глазах и на челе этих людей написано было самое мрачное выражение, не гнева, но печали и стыда, и разнообразного невысказанного отчаяния и тоски. Они ответили на мой взгляд взглядом, который, казалось, говорил: "Не смотри на нас. Мы сидим здесь заколдованные, не знаем почему. Солнце улыбается нам, Земля нас манит; но правящими Властями и Бессилием этой Англии нам запрещено повиноваться им. Это невозможно, говорят они нам!" Во всем этом зрелище было что-то, напомнившее мне Дантов Ад, и я поспешил проехать мимо".

Столько сотен тысяч сидят в Работных домах, а другие сотни тысяч не Добились даже и Работных домов! И в самой цветущей Шотландии, в Глазго или в Эдинбурге, в их темных переулках, скрытых ото всего, кроме ока Божья и изредка Благотворительности, служительницы Божьей, — ив них встречаются картины горя, нужды и отчаяния, такие, каких, надо надеяться. Солнце еще никогда не видало, даже в самых варварских странах, в которых только живут люди. Компетентные свидетели, среди них достойный и человеколюбивый д-р Элисон, который знает, о чем говорит, в чьих милосердых руках благородное Врачебное Искусство сделалось еще раз истинно священным, сообщают нам эти факты; факты эти не нынешнего года и не прошлого года; они не имеют отношения к нашему теперешнему состоянию торгового застоя, а лишь к общему нашему состоянию. Шотландия больна не острыми лихорадочными пароксизмами, а хронической гангреной. Закон о бедных, любой и каждый Закон о бедных, должно заметить, есть только временная мера, успокаивающее средство, а не лекарство; Богатые и Бедные, раз одни голые факты условий их существования пришли в столкновение, не могут долго существовать вместе на основании только Закона о бедных. Это в высшей степени верно, — и тем не менее человеческие существа не могут же быть брошены на смерть! И Шотландия также, пока не найдется чего-нибудь лучшего, должна иметь свой Закон о бедных, если Шотландия не осуждена быть притчей во языцех. О, сколь многое здесь утрачивается! Утрачиваются высокие и трижды высокие народные доблести; крестьянский Стоицизм, Героизм; достой-

201

ные, мужественные обычаи, сама душа Народного величия, вернуть которую не хватит всей руды Потоси*, в сравнении с которой вся руда Потоси и все, что можно было бы на нее купить, — пыль и прах!

Зачем останавливаться на этой стороне дела? Она слишком бесспорна, она ни в ком уже более не вызывает сомнения. Спуститесь, где хотите, в низшие классы, в Городе или в Деревне, каким угодно путем, через Сведения о Фабричном производстве, через сведения о Земледелии, через Поступление Платежей, через Комитет Рудокопов, или же просто открыв глаза и вглядевшись, — везде обнаружится одно и то же скорбное явление: вы должны будете признать, что работающая часть этого богатого Английского Народа опустилась или быстро опускается до состояния, которому, если принять во внимание все его стороны, буквально никогда еще не было подобного. В Стокпортском Суде, — и это также не связано с теперешним состоянием торговли, ибо относится к более раннему времени, — Мать и Отец были обвинены в отравлении трех своих детей, с целью вытянуть с "похоронной кассы" по каких-то 3 фунта и 8 шиллингов, причитавшихся за каждого ребенка; они были признаны виновными, — и официальные власти, как потихоньку говорят, намекают, что этот случай, возможно, не единственный, что, может быть, лучше не углубляться в эту область. Это происходит осенью 1841 года; само преступление относится к предыдущему году или времени года. "Грубые дикари, одичалые Ирландцы!" — ворчит праздный читатель Газет, едва ли останавливаясь на этом событии. А между тем это — событие, достойное того, чтобы на нем остановиться, ибо падение, дикость и одичалое Ирландство никогда еще не были так легко допускаемы. Это совершили в Британской стране Отец и Мать, человеческие существа с белой кожей, исповедующие Христианскую религию! Они своим Ирландством, нуждою и дикостью были доведены до того, что смогли совершить это! Такие примеры — как высокие горные вершины, возвышающиеся у всех на виду, но под ними лежит целая горная область и равнина, еще не видимые. Эти люди. Мать и Отец, сказали друг другу: что нам делать, чтобы избежать голодной смерти? Мы глубоко погрязли здесь, в нашем темном подвале; а помощь далека. — Да, суровые события происходят в Башне Голода Уголино*! Любимец, маленький Гаддо, падает мертвый на колени своего Отца! — Стокпортские Мать и Отец думают и намекают друг другу: "Наш бедный маленький голодный Том, который плачет целые дни, прося пищи, который будет видеть в этом мире одно только дурное и ничего хорошего, — что, если бы он раз навсегда избавился от горя, он умрет, но зато остальные из нас, может быть, останутся живы!" Такая мысль зародилась, такой намек был сделан, и наконец это было исполнено. И теперь, когда Том убит и все истрачено и съедено, кто должен отправиться, бедный маленький голодный Джек или бедный маленький голодный Билл? — Каково совещание о способах и средствах!

Об умирающих с голоду, осажденных городах, о времени окончательного разрушения осужденного древнего Иерусалима, павшего под ударами Божьего гнева, было предсказано и возвещено: "Руки мягкосердных женщин варили детей своих"*. Суровое Еврейское воображение не могло создать более мрачной бездны ужаса; это была крайняя степень

202

падения караемого Богом человека. А мы здесь, в современной Англии, изобилующей богатством всякого рода, не осаждаемые ничем, кроме как разве невидимыми Чарами, неужели мы дошли до этого? — Как происходят такие вещи, почему они происходят, почему они должны происходить?..*

Хозяин-работник так же заколдован в настоящее время, как и его Работник, посаженный в Работный дом, и взывает, доселе тщетно, о весьма простом роде "Свободы": о свободе "купить там, где окажется всего дешевле, и продать там, где окажется всего дороже". С гинеями, звенящими в каждом кармане, он не был ни на йоту богаче; но теперь, когда сами гинеи грозят исчезнуть, он чувствует, что он действительно беден. Бедный Хозяин-работник! А Хозяин-неработник, разве он не в еще более роковом положении? Он стоит среди своих охотничьих парков с испуганным взором — и не без причины! Он приневоливает своих арендаторов по пятидесяти фунтов стерлингов, приневоливает, соблазняет, уговаривает; "он распоряжается своею собственностью, как ему угодно". Его уста полны громкого вздора и доводов для доказательства великих достоинств его Хлебного закона*, а в его сердце — самые мрачные предчувствия, отчаянное полусознание, что его великолепный Хлебный закон незащитим, что его громкие доводы в его защиту такого рода, что могут буквально заставить людей онеметь.

Для кого же, в таком случае, это богатство Англии есть действительно богатство? Кто тот, кому оно приносит благословение; кого оно делает счастливее, мудрее, прекраснее, во всех отношениях лучше? Кто вполне овладел им, так, чтобы заставить его работать и служить себе, подобно верному слуге, а не неверному лжеслуге; оказывать какие-нибудь действительные услуги? Пока еще никто. У нас больше богатых, чем когда-нибудь было у какого-нибудь Народа; у нас меньше от них пользы, чем когда-нибудь было у какого-нибудь Народа. Наша успешно развивающаяся промышленность до сих пор безуспешна: странный успех, если мы на этом только и остановимся! Среди полнокровного изобилия народ погибает; среди золотых стен и полных житниц никто не чувствует себя безопасным или удовлетворенным. Работники, Хозяеваработники, Неработники — все пришли к мертвой точке: стоят неподвижно и не могут идти далее. Роковой паралич распространяется внутрь, начиная с конечностей, с Сент-Ивских Работных домов, с Стокпортских подвалов, по всем членам, как бы по направлению к самому сердцу. Так что же, неужели мы действительно заколдованы, прокляты каким-нибудь богом?

 ΛΛΛ     >>>   

Карлейль Т. Прошлое и настоящее культуры 5 миллионов
Говорят
Менее благодетельная природа часто нуждалась
Пусть каждый истинный человек
Зачем нам говорить о веревкахкоротко сказать неверно
Карлейль Т. Герои, почитание героев и героическое в истории истории культуры