Соловей гнезда текстов степени.

Все искусства (за исключением новоизобретенных, таких, как кино) - литература, музыка, танец, изобразительное искусство, театр - так или иначе восходят к обрядовому действу традиционных обществ. С точки зрения происхождения они являются не более чем поздним результатом разложения изначального ритуального единства и забвения исходных мифологических смыслов. Высочайшие, с точки зрения современного человека, достижения духа, являемые в искусстве, показались бы, возможно, традиционному человеку полной бессмыслицей и признаком окончательного упадка мира, свидетельством его близкого конца. Но следует заметить, что сходную эволюцию претерпела и сама устная традиция, развитие (или упадок) которой также пошло по пути забвения. Изначальный смысл привычных обрядов, утративших с христианизацией "законность" и "легальный" статус, все больше выветривался из народной памяти, они постепенно становились обычаями (т.е. тем, что существует по обыкновению, чуть ли не по привычке), сопровождаемыми поверьями, верованиями (т.е. тем, во что верят; традиционный человек между тем знал, и в этом смысле его образ мысли весьма близок к научно-рациональному). Словесная (вербальная) сторона обряда, не отделившись полностью от "деятельной" (акциональной), породила вполне новое явление, несущее в разной степени черты традиционной и письменной культуры, - необрядовый фольклор. Собственно говоря, только его и следовало бы называть "устным народным творчеством", поскольку обрядовые тексты неразрывно связаны с соответствующими действиями (например, "завиванием бороды" из колосьев), исключают само понятие творчества как свободного порождения новых текстов: смысл обряда в его неизменно точном воспроизведении, гарантирующем действенность.

О творчестве, даже коллективном, здесь речи идти не может - есть только медленные эволюционные изменения устно бытующих текстов. Напротив, частушки или заводские, военные, бытовые песни вполне позволяют говорить о творчестве, они зачастую даже имели конкретных авторов (или, как частушки, импровизировались исполнителями).

Именно в этот период активнрго бытования необрядовых, лирических и прочих фольклорных текстов оказалось возможным обратное влияние литературы на устную культуру - от воздействия средневековой книжности на фольклорные сюжеты до перехода авторских поэтических произведений в разряд народных (каждому не раз доводилось слышать о какой-либо песне: "она стала народной" - от "Цыганской венгерки" Аполлона Григорьева или "Журавлей" А. Жем-чужникова до городских романсов XX в. и некоторых современных "бардовских" произведений). "Переходной" в этом смысле областью является огромный корпус лирических песен, сохранивших зачастую связь с некоторыми обрядами (свадьба, хоровод) или происходящими из игровых обрядов. В текстах таких песен еще вполне восстанавливается влияние традиционной модели мира с ее набором основных противопоставлений, а также некоторые мифологические мотивы.

Рассмотрим в качестве примера несколько хороводных песен, еще достаточно тесно связанных с календарным циклом. Первая из них - "наборная", т.е. такая, которая пелась во время набора участников хоровода.

Уж ты верба, вербушка,
Золотая вербушка!
Не расти, верба, во ржи,
Расти к полю на межи!
Вербу ветер не берет,
Соловей гнезда не вьет.
Как бы кустушек не мил -
Соловей гнезда не вил.
Соловей-то Ванюшка,
Кинарейка - Марьюшка...
Походи-ка погуляй,
Хороводы набирай!
(Новгородская губ.)

Интересны настойчивые повторения сходных звуковых комплексов в первых пяти строках. Прочтем их еще раз:

уж ты ВЕРБА, ВЕРБушкА, зОЛОтая ВЕРБушкА! нЕ РАсти, ВЕРБА, ВО Ржи, РАсти к ПОЛЮ на межи! ВЕРБу ВЕТЕР не БЕРЕТ...

В последней строке буква Е повторена 6 раз (согласно современным нормам литературного произношения читается она и как "е", и как "и", и как "о - е", но в истории языка был период, когда читалось именно так, как сегодня пишется; впрочем, в слове ветер первый гласный звучал несколько иначе и передавался буквой "ять"). Это составляет примерно треть строки! Трижды - согласно количеству полнозначных слов - повторяется Р, дважды - Б, В и Т, однажды встречаются Н и У. Во всех пяти строках звуки Р или Л (так называемые сонорные, т.е. "звучные" согласные, сходные между собой) встречаются в каждом (!) значимом слове, кроме "межи" (М, впрочем, тоже сонорный). Простой случайностью этого не объяснить, тем более в фольклорном тексте, которому присуще унаследованное от древнейших эпох повышенное внимание к звуковой стороне слов, анаграмматическое кодирование. В рассмотренных строчках явно "растворен", "спрятан" какой-то звуковой комплекс, для которого характерна центральная позиция сонорного звука Р или Л, окруженного одинаковыми гласными (Е, реже О), а первое место в комплексе, перед первым гласным звуком, занимает так называемый губной - В, реже Б: верба, берет. Выстраивается последовательность: В/Б - Е/О - Р/Л - Е/О - ... (звездочка, напомним, означает гипотетичность построения), близкая слову Велес/Волос. А в следующей строке появляется соловей: это слово, прочитанное наоборот, дает нам форму "волос", на что уже указывали исследователи в связи с былинным Соловьем-разбойником, о чьей связи с Волосом мы еще скажем. Возможно, что и сама верба появилась в тексте из-за ассоциации ее мохнатых "барашков" с волосами, шерстью и скотом. Появление канарейки Марьюшки также можно попытаться объяснить "мифологическими" причинами: оба эти слова содержат те же согласные М, К, Р, Н, Ш (и только их), что и длинный ряд различных славянских имен женского мифологического персонажа: Мара, Марена, Макрина, Маркита, Мокошь (диалектное "мокушка" - ср. "Марьюшка"). Итак, анализ простенькой песенки, утратившей в значительной степени свой исходный ритуальный смысл, заставляет подозревать в ней определенный мифологический пласт, скрываемый сложной формальной структурой текста. Впрочем, еще раз подчеркнем, что все изложенные выше построения носят предположительный характер и в принципе, вероятно, недосказуемы. Привели их мы здесь преимущественно ради иллюстрации еще одного возможного метода работы с текстом.

Теперь рассмотрим лирическую песню иного рода.

<<< ΛΛΛ >>>

Крест в христианской традиции аналог мирового древа
Северные хороводы процессии
Марьюшка могут иногда носить упоминаемые в заговорах от лихорадки безобразные сестры трясавицы
Предполагающий практическую реализацию этой любви помощь спор о монастырском имуществе
Часто в причитаниях был мотив смерти

Евгений