<<<     ΛΛΛ     >>>   

В послании из Пустозерска к сыну Максиму дьякон Федор писая, что епископа
Павла «Никон воровски обругал, сан сняв, и в ссылку сослал па Хутыню в
монастырь Варлаама преподобнаго ... Павел же тот, блаженный епископ, начал
уродствовать Христа ради; Никои же уведав и посла слуг своих тамо в
новгородские пределы, идеже он ходя странствовал. Они же обретоша его в
пусте месте идуща и похвативше его, яко волцы кроткую Христову овцу, и
убита его до смерти, и тело его сожгоша огнем».51
Если дьякон Федор даже не знал правды о судьбе Павла (как
известно, обстоятельства гибели коломенского епископа загадочны), если он
передавал слухи, доверялся молве, то все равно его сообщение нельзя
отбрасывать как недостоверное. Оно важно потому, что здесь сплетены
воедино старая вера и юродство. Павел Коломенский, единственный русский
архиерей, открыто выступивший против Никона, юродствует по двум причинам.
Это последняя возможность сохранить жизнь, так как юродивый считался
неприкосновенным. Это последний довод в защите национальных традиций:
епископ, чьим словом пренебрегли, обращается к народу «зрелищем странным и
чудным».
Вообще юродивый — неумолимый ригорист, который не признает
смягчающих обстоятельств. Безнравственность для него всегда
безнравственность, за кем бы она ни была замечена — за сильным или слабым.
Поскольку юродивый протестует во имя гуманности, поскольку осуждает не
пороки общественного устройства, а проступки против христианской морали,
не устои, а лица, то ему в принципе все равно, кого обличать — нищего или
вельможу. Выше были разобраны два построенных на антитезе эпизода из жития
Василия Блаженного — о «грешном смехе» рыночных торговок и «душеполезном
смехе» подвижника. Торговки ослепли, а юродивый увидел то, чего никто не
видел. В житии "есть и другие контрастные эпизоды. Антитезой рассказа о
нищем «ста ради» можно считать рассказ о купце в «красных ризах», которому
Василий насыпал полный подол золота — отдал щедрую царскую милостыню.
«Царь же сумнися о святом .. . что не нищим раздаде его, но купцу, и
призва к себе святаго и.вопроси о данном оном злате». Разумеется, тотчас,
выяснилось, что купец потерял все богатство, что у него только «светлая
купеческая одежда» и осталась, что он-то и есть подлинный нищий. Но
все-таки нет сомнения, что контрастность этих рассказов призвана
подчеркнуть известную «асоциальность» юродства.
Но если юродивому все равно, кого обличать, то он должен обличать
и царя, ибо исключений в протесте нет. Более того, царя он должен обличать
чаще и суровее, потому что преступления царя и заметнее, и ужаснее по
своим последствиям. В таком случае нравственный по форме протест достигает
максимальной социальной остроты. Русские жития и другие источники
фиксируют
---------------------------
51 Материалы для истории раскола..., т. 6, с. 196.

134

обличения царей особенно внимательно. Иные из них относятся к сфере
чистого вымысла, иные вполне достоверны. Однако и легенды, и факты
слагаются в определенный культурный стереотип, возросший на почве
фольклорных традиций.
Одной из черт этого стереотипа было представление о возможности и
даже обязательности прямого контакта юродивого и царя. Это представление
сродни извечной крестьянской мечте о встречах простолюдина и справедливого
царя, ярко отображенной в бытовых сказках.52 Насколько оно укоренилось в
сознании древнерусского человека, ясно из рассказа Семена Денисова о
юродивом Киприяне. В главе 12-й «Винограда Российского» читаем: «Бяше
тогда и дивный Киприан, иже мирови юрод и буй, богови же премудр и
благоразумен показовашеся, иже толь святаго и великаго жития бяше, яко и
самому монарху того знати и за премногую добродетель зело любити. Многажды
ездящу царю на царстей колеснице с царским дароношением, дивный Киприан,
во единой ризе ходяй, прибег, на колесницу востечая, с царем ездяще».53
Хотя «Виноград Российский» сочинялся спустя полвека после казни
Киприяна, мы имеем все основания верить в то, что Семен Денисов — не
выдумщик. Как известно, на оригинале третьей челобитной Аввакума царю,
посланной из Холмогор, есть такая приписка: «Сию челобитную подал великому
государю Киприян, Христа ради уродивый, во 173 [1664] году, ноября в 21
день».54 Следовательно, Аввакум был прекрасно осведомлен об особых
отношениях Киприяна с царем Алексеем Михайловичем, знал, что Киприян
найдет возможность передать, а государь не откажется принять послание
опального протопопа.
Чтобы вполне и непредвзято оценить это событие, нужно вернуться
па полгода назад. Весной Аввакум, только что воротившийся из сибирской
ссылки, обратился к Алексею Михайловичу с первой челобитной. Он сам
вспоминает об этом в «Житии»: «И егда письмо изготовил, занемоглось мне
гораздо, и я выслал царю на переезд с сыном своим духовным с Феодором
юродивым, что после отступники удавили его, Феодора, на Мезени, повеся на
висилицу. Он же с письмом приступил к Цареве корете со дерзновением, и
царь велел ево посадить и с письмом под красное крыльцо,— не ведал, что
мое; а опосле, взявше у него письмо, велел ево отпустить».55
Холмогорскую челобитную- посылал гонимый и поверженный страдалец.
Но весной 1664 г. Аввакум — по крайней мере наружно — был еще в любви и
почете у московских властей. Стараясь снискать
-----------------------------
52 См.: Юдин Ю. И. Историко-художественная проблематика русских народных
бытовых сказок о разрешении трудных задач и о мудрых отгадчиках. — В кн.:
Проблемы историзма в художественной литературе. Курск, 1973, с. 3—24.
Здесь же указана литература предмета.
53 Виноград Российский. М., 1906, л. 39 об.
54 Памятники истории старообрядчества XVII века, кн. I, выл 1. Л., 1927,
стб. 754.
55 Житие протопопа Аввакума..., с. 92.

135

его поддержку, царь звал Аввакума к себе в духовники, жаловал большими
деньгами, сулил место справщика
на Печатном дворе. Намек на эту приязнь, скорее демонстративную, чем
искреннюю, есть и в только что приведенных строках. Почему царь Алексей
посадил Федора под красное крыльцо, не взяв письма? «Не ведал, что
мое»,—говорит Аввакум. А когда узнал, в чем дело, и челобитную принял, и
юродивого отпустил
восвояси.
Иначе говоря, весной 1664 г. Аввакум вовсе не был в крайности. Он
легко мог связаться с государем через какого-нибудь думного человека,
например через Федора Ртищева, но предпочел воспользоваться услугами
юродивого. В чем здесь причина?
Надо сказать, что Федор пользовался огромной популярностью среди
жителей Москвы: «Ревнив гораздо был и зело о деле божий болезнен; всяко
тщится разорити и обличати неправду».56 По всей видимости, Аввакум
полагал, что переданная юродивым челобитная выражает уже по мнение одного
Аввакума, но мнение народное. Кроме того, Аввакум знал, что и Алексей
Михайлович почитает и жалует «божьих людей»; была надежда, что это также
подействует.
В самом деле, в особом помещении дворца, возле царских покоев, на
полном содержании и попечении государя жили верховые (дворцовые)
богомольцы.57 «Особенное уважение государя к этим старцам простиралось до
того, — пишет И. Е. Забелин, — что государь нередко сам бывал на их
погребении, которое всегда отправлялось с большою церемониею, обыкновенно
в Богоявленском монастыре в Троицком Кремлевском подворье. Так, в 1669
году, апреля 9, государь хоронил богомольца Венедикта Андреева ...Верховые
богомольцы назывались также и верховыми нищими, в числе их были и
юродивые. Царица и взрослые царевны имели также при своих комнатах
верховых богомолиц и юродивых».58
В начале царствования, в годы сотрудничества с «боголюбцами»,
молодой Алексей Михайлович был близок с одним из юродивых — с тем,
которого погребал Никон. Вот что известно об этом. В марте 1652 г. Никон,
еще в сане новгородского владыки, выехал в Соловки за мощами митрополита
Филиппа Колычева, замученного Иваном Грозным. В тот же день другое
посольство отправили в Старицу, где в Смутное время был похоронен патриарх
Иов, лишенный престола волей Лжедимитрия. Прах этих страстотерпцев решено
было перенести в Успенский собор: царь Алексей замаливал грехи прежних
государей. Гроб с останками Иова Москва встречала на шестой неделе
великого поста, когда Никон был еще в отлучке. Во время пышных и
изнурительных торжеств умер старый патриарх Иосиф, который в последние
---------------------------
56 Там же, с. 100.
57 Забелин И. Е. Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст., ч. I. Изд.
3-е. М., 1895, с. 373.
58 Там же, с. 374.

136

годы правил русской церковью только на словах; на деле же всем ведали
«боголюбцы». Положение Иосифа было столь тягостно и двусмысленно, что он
опасался (впрочем, без особых на то оснований), как бы его не удалили с
патриаршей кафедры.
Обо всем этом Алексей Михайлович извещал своего «телесного и
духовного собинного друга» Никона. В этих письмах несколько раз упомянут
некий юродивый, которого царь называл «странным братом нашим». Впервые о
нем заходит речь при сообщении о кончине патриарха Иосифа: «И ты, владыко
святый, помолись и с Васильем Уродивым, сииречь нашим языком с Вавилом,
чтоб господь бог дал нам пастыря и отца» 59 (здесь же царь намекает, что
этим «пастырем и отцом» будет Никон). Говоря о том, что патриарх боялся
бесчестия, Алексей Михайлович пишет: «Чаю, владыко святый, аще и в далнем
ты разстоянии с нами грешными, едино то ж речеши, что отнюдь того не
бывало, что его, света, отставить или ссадить с безчестием. Ты сему
помышлению нашему свидетель ... свидетель и странный брат наш Василей, чаю
и он то ж речет, что отнюдь в помышлении нашем того не бывало у нас».60 В
конце пространного послания (царь назвал его «статейным списком») юродивый
упомянут снова. «И тебе б, владыко святый, пожаловать сие писание
сохранить и скрыть в тайне ... пожаловать тебе, великому господину,
прочесть самому, не погнушаться мною грешным и моим рукописанием непутным
и несогласным. Да пожаловать бы тебе, свету моему, велеть да и брату
нашему Василью Босому прочесть сию грамоту и список сей».61
Из «статейного списка» и других царских писаний 62 очевидно, что
Василий Босой был наперсником Алексея Михайловича, поверенным самых
сокровенных его замыслов. После смерти Василия царь, по-видимому, нашел
ему замену. Наблюдатель торжественного въезда в покоренную Вильну,
состоявшегося 30 июля 1655 г., отметил некоего «старичка», который
постоянно был возле царя. «От ворот до дворца была вся дорога устлана
красным сукном, а лестница таким же бархатом. Когда царь вышел из кареты,
то старичок шел впереди».63
----------------------
59 Собрание писем царя Алексея Михайловича. Издал П. Бартенев. М., 1856,
с. 167. Трудно сказать, почему у этого юродивого было два имени. Может
быть, юродивые, подобно шутам, меняли иногда свои крестные имена. Тогда
мирское имя «странного брата» царя было Вавида, а имя юродское — Василий.
Во всяком случае, этого юродивого нельзя отождествлять с известным аскетом
и идеологом «самоуморения» Вавилой Молодым. Василий («нашим языком
Вавила») умер 3 мая 1652 г., так и не вернувшись в Москву (см. выше).
Вавила Молодой был сожжен в срубе 5 января 1666 г. (см.: ЛЗАК за 1911 г.,
1912, вып. 24, с. XV, примеч. 1, с. 330—334; Зенъковский С. Д. Русское
старообрядчество, с. 279, 491).
60 Собрание писем царя Алексея Михайловича, с. 175.
61 Там же, с. 184.
62 См. письмо Никону от 25 мая 1652 г. (там же, с. 210, 211).
63 Берх В. и. Царствование паря Алексея Михайловича, ч. I. СПб.. 1831, с.
102.

137

Быяо бы наивно думать, что все это нужно относить лишь на счет
личных пристрастий царя Алексея. В этом случае непонять, почему позже он
так легко и так жестоко расправлялся с юродивыми, которым наружно оказывал
уважение. Приведенные факты касаются не столько частного человека, сколько
дворцового обихода, придворного «чипа». Так было прежде, так было и при
царе Алексее. При ном дворцовый быт стал меняться на западный манер; был
устроен театр, появились придворные поэты. Дети царя Алексея — Федор,
Софья и Петр — пошли еще дальше по пути европеизации. При них из
государевых хором исчезли верховые богомольцы, а вместе и юродивые. Для
толкователей в этой последовательности событий есть опасность логической
ошибки: при дворе Петра юродивых не было, а при дворе Алексея они были,
причем помещались близ государевых покоев; значит, Петр юродивых не любил,
Алексей же — почитал. На самом деле Алексей Михайлович просто-напросто
унаследовал верховых богомольцев от отца и последних царей Рюриковичей.
Эта демонстративная близость монарха и юродивых восходит, к
древнейшему культурному архетипу, отождествляющему царя и изгоя — раба,
прокаженного, нищего, шута.64 Первый шут, попавший на страницы истории,
жил при фараоне Пепи I. Это был пигмей, который умел исполнять «пляску
бога» и с которым фараон отождествлял себя. За такое отождествление изгои
античного мира иногда платили жизнью. На время римских сатурналий царем
избирался раб. Все беспрекословно подчинялись ему, но он знал, что по
окончании праздника ему предстоит стать кровавой жертвой. На пороге нашей
эры «игру в царя» культивировали римские легионеры. Эту роль часто
исполнял осужденный на смерть преступник. Отголосок этой традиции
запечатлен в Евангелии — в том фрагменте, где римские воины провозгласили
Христа царем: «Тогда воины правителя, взявши Иисуса в преторию, собрали на
него весь полк и, раздевши его, надели на него багряницу. И, сплетши венок
из терна, возложили ему на голову и дали в правую руку трость; и,
становясь пред ним на колени, насмехались над ним, говоря: „Радуйся, царь
Иудейский!". И плевали на него и, взявши трость, били его по голове. И
когда насмеялись над ним, сняли с него багряницу и одели его в одежды его,
и повели его на распятие» (Евангелие от Матфея, XXVII, 27—31). В Европе
эта древнейшая традиция была очень живуча. До XVII в. здесь были в ходу
своего рода шутовские фестивали с выборным пародийным королем.
В русскую придворную культуру модификации этого архетипа попали из
Византии. Как известно, византийский император, появляясь перед поддаными,
держал в руках не только символы
-----------------------
64 Отождествлению «первого» и «последнего» посвящена обширная литература.
Об этой проблеме, в частности, идет речь в фундаментальных трудах Дж.
фрезера и М. Элиаде.

138

власти, но также «акакию»—мешочек с пылью, напоминавший о ничтожестве
бренного человека. Как бы подражая Христу,65 император раз в год омывал
ноги нескольким константинопольским пищим. То же делал и патриарх всея
Руси. Что касается царя, то в сочельник, рано утром, он посещал московские
тюрьмы и богадельни. Вот описание царского выхода в канун рождества 1664
г., спустя месяц и три дня после того, как юродивый Киприян подал Алексею
Михайловичу челобитную ссыльного протопопа Аввакума: «Декабря в 24 числе
за четыре часа до света . . . царь .. . изволил ходить на большой тюремный
и на Аглинской дворы и жаловал своим государевым жалованьем, милостынею из
своих государских рук па тюремном дворе тюремных сидельцев, а на Аглинском
дворе полоняников, поляков и немец и черкас ... Да великий же государь
жаловал из своих государских рук, идучи от Аглинскаго двора, в Белом и
Китае городех, милостынею .. . бедных и раненых солдат и нищих безщотно .
.. Того ж числа ввечеру великий государь изволил итить к Зиновею
разслабленному, который лежит у рождественскаго священника Никиты, и
указал дати ... Зиновею пять рублев».66 Любопытно, что Алексей Михайлович
ходил к Зиновею из года в год, пока тот был жив. Такое демонстративное
постоянство говорит о том, кто царь заботился о гласности своих «выходов».
Он хотел, чтобы народ знал, где и когда государь общается с последним из
своих подданных.
Отзвуки идеи тождества царя и изгоя есть и в древнерусском
юродстве. Андрею Цареградскому было видение: он видел себя в раю в царских
одеждах.67 В одном из списков жития Василия Блаженного помещено
«предразумление вводительно», своеобразный эпиграф. Это — текст из
Апокалипсиса: «И сотворил есть нас цари и иереи богу и отцу своему: тому
слава и держава во веки веков. Аминь» (Откровение Иоанна, I, б).68 Под
царями здесь подразумеваются апостолы — им уподоблены юродивые вообще (и
специально Василий Блаженный). Впрочем, учитывая функции эпиграфов, мы
можем предположить, что в данном случае имеются в виду и цари в прямом
смысле слова. Вспомним сцену государева пожалования из жития Арсения
Новгородского (см. «Юродство как зрелище»). Арсений словно меняется
местами с Иваном Грозным, юродивый становится выше царя. Грозный не в
состоянии пожаловать Новгородом Арсения — значит, власть Грозного не
безгранична, не абсолютна. Истинный «державен»
------------------------
65 Евангелие от Иоанна, XIII, 4—16.
66 Забелин И. Е. Домашний быт русских царей..., с. 387.
67 ВМЧ, октябрь, дни 1—3, стб. 100.
68 Кузнецов И. И. Святые блаженные Василий и Иоанн..., с. IV. «Переписчик
жития, — замечает И. И. Кузнецов, — видимо, хотел выразить свой взгляд на
юродство Христа ради, взгляд, которому в своебразной
характерности отказать нельзя». Как видим, переписчик был вовсе не
оригинален. Выбрав в Апокалипсисе этот эпиграф, он просто напомнил о
традиционной близости первого и последнего.

139

города — бездомный, одетый в безобразное рубище бродяга-юродивый: «И не
хотящим вам того, аз приемлю и». Очень важна оговорка автора жития,
касающаяся «неразумия» царя с царевичами. Юродивого, поясняет агиограф,
понимает лишь тот, у кого «цел ум». Если Иван Грозный не уразумел смысла
загадочных слов Арсения, то, следовательно, царь не «целоумен», он —
мнимый мудрец, а бродячий дурак — мудрец настоящий. Все это, в свою
очередь, имеет прямое отношение к «перемене мест».
Имущество подданных принадлежит царю; он распоряжается им, как ему
заблагорассудится. Но точно так же имущество подданных принадлежит
юродивому. «Если же кто из них, — рассказывает Джильс Флетчер, — проходя
мимо лавки, возьмет что-нибудь из товаров, для отдачи куда ему вздумается,
то купец, у которого он таким образом что-либо взял, почтет себя весьма
любимым богом и угодным святому мужу».69 Царь—помазанник божий, а юродивый
— сосуд благодати, божий избранник, единственный мудрец в «объюродевшем»
мире. Напомню в этой связи знаменитый кинический силлогизм Диогена
Синопского: «Все принадлежит богам. Мудрецы — друзья богов, а у друзей все
— общее. Следовательно, все принадлежит мудрецам».
Первый и последний связаны незримой, но прочной нитью. Именно
поэтому они могут меняться местами. Житие Прокопия Вятского дает
схематическую иллюстрацию к этой мысли (роль первого» играет здесь не
царь, а воевода). «Во граде Хлынове сей блаженный Прокопий некогда прииде
в приказную избу наг, якоже бе ему обычай ходити. Воевода же тогда сущий,
князь Григорий по реклу Жемчюжников, ту на месте своем седяше ... Прокопий
взя с него, воеводы, со главы шапку его и возложив на свою главу. Той же
воевода, виде блаженнаго дерзновение, даде ему и место свое радостно.
Блаженный же сяде на месте
его яко судия».70
Идея «перемены мест» была очень популярна в русской культуре
XVI—XVII вв. Ее беллетристическую разработку находим в одном из самых
распространенных на Руси рассказов «Римских деяний» — в «Прикладе о цесаре
Иовиане и о его ниспадении, и как господь многажды гордым противится, а
смиренных возносит и дает благодать», а также в известном аналоге этого
переводного «приклада» —в «Повести о царе Аггее, како пострада гордости
ради». Аггей усумнился в справедливости слов Писания «богатии обнищаша и
беднии обогатеша», впал в греховное раздумье.
---------------------------
69 Флетчер Дж. О государстве Русском, с. 142—143. Это описание вызывает в
памяти карнавальные ситуации. Ряженые не признают ни социальной иерархии,
ни собственности. «Маскированным, особенно на
масленицу, разрешалось все ... Маскированные забирали без спросу яйца,
сушеные фрукты, пышки, мясо из печи, а ... хозяйки должны были ...
выкупать забранные ими продукты» (Богатырев П. Г. Вопросы теории народного
искусства. М., 1971, с. 113 (со ссылкой на А. Ваплавика); ср.: Бахтин М.
Творчество Франсуа Рабло и народная культура средневековья и Ренессанса.
М., 1965, с. 166, 287, 382).
70 ГБЛ, собр. Ундольского, № 361, л. 14—14 об.

140

За гордыню бог наказал его лишением власти и трона, нищетой и наготой, а
после раскаяния опять сделал царем.
В критические моменты своей жизни юродствовал Иван Грозный (см.
раздел «Лицедейство Грозного»), который не случайно и не из одного
озорства избрал пародийный литературный псевдоним «Парфений Уродивый».71
Этот псевдоним также имеет касательство к мистической близости царя и
изгоя. Иван Грозный всю жизнь боялся потерять престол, поэтому такая идея
отнюдь не казалась ему отвлеченной. Юродствовал и патриарх Никон, когда 10
июля 1658 г. неожиданно для всех и демонстративно оставил престол
патриарха Московского и всея Руси. Юродствовал, как мы помним, униженный
епископ коломенский Павел.
Конечно, юродское лицедейство «первых» в большой мере зависит от
обстоятельств, от личности и от темперамента. Юродствовали не все цари, не
все патриархи и не все епископы. Напротив, это редкое, даже из ряда вон
выходящее явление. Однако такая ролевая возможность в Древней Руси
существовала и осознавалась — и это для нас важнее всего.
Итак, в старинной русской культуре близость царя и юродивого
представляла собою стереотипную ситуацию. Этот стереотип был очень живуч.
Он давал о себе знать даже в европеизированном окружении царевны 'Софьи
Алексеевны. Когда дело шло о власти и — более того — о жизни и смерти, ее
клевреты-западники вдруг забывали о чужой цивилизации. Она слетала с них,
как шелуха, обнажая вековечное русское ядро.
На пороге осени 1689 г. Россия пережила дворцовый переворот.
Партия Нарышкиных, за семь лет до того удаленная от вла-сти, торжествовала
победу. Вместе с царевной Софьей, заточенной в Новодевичий монастырь, пали
ее сподвижники. Князь В. В. Голицын с сыном был сослан в Пустозерск, Ф. Л.
Шакловитый, начальник Стрелецкого приказа и последний фаворит царевны, —
колесован. Придворный поэт, проповедник и богослов Сильвестр Медведев,
бежавший из Москвы и схваченный 13 сентября в Дорогобужском уезде, был в
колодках посажен «в твердое хранило» Троице-Сергиева монастыря, пытан в
застенке, расстрижен, соборно проклят и отлучоп от «христианского общения»
как вероотступник. 11 февраля 1691 г. он сложил голову на плахе. К розыску
о павших правителях были привлечены десятки людей и в их числе юродивый из
Нилово-Столбенской пустыни Ивашка Григорьев. В поле зрения тех, кто чинил
розыск, он попал с самого начала.
5 сентября стрелец Стремянного Ивана Цыклера полку Андрей
Сергеев показал: «Назад тому недели с две был-де он ... у старца
Селиверстка (Медведева,—А. П.). И (старец,—А. П.) говорил: не бойтесь-де,
хотя царя Петра Алексеевича сторона и повезет, и много-де будет ден на
десять; а то-де "опять будет
----------------------------
71 Лихачев Д. С. Канон и молитва Ангелу Грозному воеводе Парфения
Уродивого (Ивана Грозного).—В кн.: Рукописное наследие Древней Руси. По
материалам Пушкинского Дома. Л., 1972, с. 10—27.

141

сильна рука сторона Софии Алексеевны».72 Быв спрошен об этомпоказании,
Медведев объяснился так: «Сказывал ему, Селиверстку, Федка Шакловитой: в
великий-де пост, на вербной педеле, приходил-де к великой государыне из
Ниловы пустыни юрод Ивашко; а чей словет, того ему не сказал; а грамоте-де
он умеет; и такия-де слова, которыя он, Селиверстко, ему, Ондрюшке
(стрельцу Андрею Сергееву,—А. 77.), говорил, извещал Ивашко ей, великой
государыне. И он-де, Ивашко, сослан в Нилову пустынь; а за что сослан,
того он не ведает. А он-де, Ивашко, у него, Селиверстка, ночевал; а
присыпан был с Верху к нему, Селиверстку, для свидетелства юродства».73 Об
Ивашке Медведева допрашивали и на дыбе. В «пыточных речах» читаем: «А юрод
был прямой ли, того он не знает».74
15 октября в Ржеву Володимирову к воеводе стольнику Ивану
Супоневу была отправлена грамота с приказом сыскать в Ниловой пустыни
Ивашку и, закрвав в железа, тотчас доставить в Москву. Через две недели
юродивый предстал перед боярином Т. Н. Стрешневым, возглавлявшим розыск.
«А в роспросе сказал:
родом-де он осташковец, посацкого человека Гришкин сын, серебряника. ..
Отеп-де его и доныне живет в Осташкове; а мать-де его потонула; а он-де,
Ивашко, после смерти матери своей, с кручины, ходил наг полгода и пришел в
Нилову пустыню, тому лет с семь, и живет с того времени в Нилове пустыни,
в хлебне».75
На вербной неделе великого поста он действительно был в Москве.
Ночью у Чудова монастыря Ивашка окликнул незнакомого прохожего с фонарем.
«И он-де, Ивашко, тому человеку говорил, чтоб он известил великим
государем и великой государыне благоверной царевне Софии Алексеевне:
видел-де он, Ивашко, видение во сне, человека, стояща с мечем круглым,
образом млада, зело прекрасен. И тот-де человек велел ему: извести-де
великим государем, не убойся, — болъшой-де, которой в полку будет,
изменит».
Кстати говоря, это мрачное предсказание не вызвало у боярина Т.
Н. Стрешнева ни малейшего интереса. В конце концов ведь схватку за власть
выиграл Петр; «большой в полку» предал не царя, а царевну (на место
«большого в полку» после свержения Софьи можно было подставить хотя бы
беспокойного И. Е. Цыклера; изменив в 1689 г. своей покровительнице, он
изменил в 1697 г. и Петру, за что был казнен вместе с А. П. Соковниным,
братом боярыни Морозовой). «Человек с мечем круглым» не ошибся, но дело
уже было сделано, и потому Т. Н. Стрешнев решил пропустить эти слова мимо
ушей. Однако всего любопытнее, что и Софья, как кажется, не придала им
особого
------------------------------
72 Розыскные дела о Федоре Шакловитом и его сообщниках, т. 1. СПб., 1884.
стб. 112.
73 Там же, стб. 547—548. Шакловитый за все это отвечать не мог: его уже не
было на свете.
74 Там же, стб. 631; ср. стб. 678—679.
75 Там же, стб. 801.

142

значения, хотя для нее пророчество Ивашки было прямой угрозой. Люди верят
тому, чему хотят верить.
Прохожий с фонарем доставил юродивого в какую-то «полату» у
Ивановской колокольни. Тут Ивашку допросили. Он молчал, потому что пришел
в столицу беседовать с царями и хотел непременно попасть во дворец. «И ...
повели его неведомо к какому человеку на двор; а на дворе-де у того
человека каменныя полаты (не исключено, что здесь имеется в виду Ф. Л.
Шакдовитый,—А. П.} ... И он-де, Ивашка, о том не сказал же. И после-де его
водили в Спаской м<онасты>рь к чернецу к Селиверсту Медведеву ... и он-де
ему о том не сказал же; а сказал им всем, что-де он о том скажет великой
государыне благоверной царевне. И его ... взвели в Верх к ... царевне ...
и перед нею... он, Ивашко, говорил, что в полкех болшой изменит, и
оттого-де будет худо». Выслушав юродивого, царевна под стражей отослала
его обратно в Нилову пустынь, чтобы не было соблазна.
Впрочем, эта встреча имела последствия. Ивашка не ограничился
предсказанием о «большом в полкех», он вообще вел себя, как озаренный
богом провозвестник. Среди откровений юродивого, по собственному его
признанию, были и роковые слова «хотя-де великого государя царя и великого
князя Петра Алексеевича ... сторона и повезет, и много-де того будет ден
на десять, а то-де опять будет сторона силна рука великия государыни».76
Иначе говоря, у Софьи с Ивашкой была доверительнаябеседа. Юродивый поучал
царевну, прорицал ей будущее, и царевна внимала ему. Иному прорицанию
Софья верила, иному не верила.
Среди принятых на веру было предсказание о ее безусловной победе
над младшим единокровным братом. Сильвестр Медведев сообщил о нем
стрельцам, хотя и не был убежден, «прямой юрод» Ивашка или нет (к
сожалению, не сохранилось никаких материалов о том, как проходило
«свидетельствование» юродивого). Стараясь укрепить дух мятежного и
ненадежного стрелецкого воинства, Шакловитый распустил слух, что Ивашка
прибрел в Москву по прямому повелению святых Нила и Нектария, явившихся
ему в сонном видении. «А от Федки де Шакловитова слышал он..., — показывал
Сильвестр Медведев, — бутто его (Ивашку,—Л. Я.) прислали с теми словами
Нил и Нехтарийчюдотворпы».77 Ивашка это решительно отрицал. Зная, как
тревожно было в Москве весной 1689 г., мы можем понять и оценить
«легковерие» Шакловитого и Медведева. Партия Нарышкинах, которой мирволил
патриарх, набирала силу. Софья сдавала одну позицию за другой.
Ивашка Григорьев прибрел в Москву на вербной неделе (шестая
неделя великого поста), т. е. между 17 и 23 марта, ибо Пасха в 1689 г.
приходилась на 30 марта. 12 марта, в среду пятой великопостной недели,
патриарх уволил Сильвестра Медведева
-----------------------------
76 Там же, стб. 802.
77 Там же, стб. 807; ср. стб. 547—548.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Русская стихотворная культура xvii века
31 житие протопопа аввакума
Непонятным разговором трудно вразумить человека