<<<     ΛΛΛ     >>>   

Противоположность религиозного фанатика - совсем не фанатик-атеист, а благодушный циник, которому совершенно все равно - есть ли Бог или нет. Атеист - человек религиозный. Атеизм для него - новая религия, в которую он поверил23. Атеист - человек благочестивый и набожный. Согласно Ренану: "День спустя после того, как мир перестанет верить в Бога, атеисты будут несчастнейшими из людей"24. Точно так же противоположность шовинисту - не изменник, а разумный гражданин, любящий настоящее, без склонности к почестям (104:) и героическому жесту. А изменник - будь он радикал или реакционер - обычно фанатик, который переходит на сторону врага с тем, чтобы ускорить падение ненавистного ему мира. Большинство изменников во время второй мировой войны были из числа крайне правых, т. е. из числа крайних национал-изоляционистов. "Крайний, отчаянный национализм и государственную измену разделяет очень узкая граница"25.

Сходство между реакционерами и радикалами было рассмотрено в разделе 52. Все мы, пережив гитлеровские времена, знаем, что реакционер и радикал имеют между собой больше общего, чем тот и другой - с либералом или консерватором.

63.

Очень сомнительно, чтобы фанатик, покинувший свое "священное дело" или неожиданно оказавшийся в положении покинутого, - смог бы приспособиться к независимому самостоятельному существованию. На больших дорогах мира он появляется как бездомный и просится в любое проносящееся мимо "священное дело". Индивидуальное существование, даже целеустремленное, кажется ему пустым, бессмысленным и грешным. Жить без страстной преданности - значит для него быть сорванным с якоря и брошенным. В терпимости он видит признак слабости, легкомыслия и невежества. Он жаждет глубочайшей уверенности, которая может прийти только вместе с полной самоотдачей, с жаждой прильнуть всем сердцем к символу веры и священному делу. Суть здесь не в содержании этого "дела", а в полной самоотдаче и в общении с другими верующими. Он готов присоединиться даже к крестовому походу против своего прежнего "священного дела" при условии, если это будет действительно настоящий крестовый поход, - бескомпромиссный, беспощадный - поход во имя одной единственной истины. (105:)

Именно поэтому миллионы бывших фанатиков в побежденных странах - Германии и Японии - более восприимчивы к пропаганде коммунизма и воинствующего католицизма, чем к усвоению демократического образа мысли. Огромный успех коммунистической пропаганды в этих странах нельзя считать доказательством ее высокого уровня, он объясняется особенностями психологии послевоенных немцев и японцев. Дело в том, что выступающие в этих странах за демократию не предлагают им ни "священного дела", за которое можно ухватиться, ни коллективного целого, в котором можно раствориться. Коммунистическая Россия может легко обратить японских военнопленных в фанатичных коммунистов, в то время как никакая американская пропаганда, как бы она ни была тонка и совершенна, обратить их в свободолюбивых демократов не сможет.

65.

Ненависть - самый доступный и наиболее объемлющий из всех объединяющих элементов. Ненависть отрывает и уносит человека от его "я", он забывает про свое благо и свое будущее и освобождается от мелочной зависти и корысти. Он превращается в безымянную частицу, трепещущую от страстного желания раствориться и слиться с ему подобными в одну кипящую массу. Гейне говорил: то, чего не может сделать христианская любовь, можно добиться всеобщей ненавистью1.

Массовые движения могут появиться на свет и распространиться без веры в Бога, но без веры в дьявола не могут никогда! Сила массового движения обычно пропорциональна яркости и конкретности своего дьявола. Когда Гитлера спросили: думает ли он, что евреи должны быть истреблены, он ответил: "Нет... Тогда нам пришлось бы изобрести еврея. Очень важно иметь конкретного врага, а не только абстрактного"2. Ф. А. Фойгт рассказывает о японской миссии, прибывшей в Берлин в 1932 году для изучения национал-социалистского движения. Когда Фойгт спросил одного члена миссии, что он думает об этом движении, тот ответил: "Это великолепно. Я хотел бы, чтобы мы имели у себя в Японии нечто подобное, только это невозможно, потому что у нас нет евреев"3.

Может быть, верно, что проницательность и хитрость людей, знающих, как поднять массовое движение или как его поддерживать, проявляется не в том, что они знают не только какую выбрать доктрину и какую принять программу, но и какого выбрать врага. Кремлевские (110:) теоретики, едва дождавшись, пока остыли орудия второй мировой войны, выбрали себе удобного врага - демократический Запад и особенно Америку. Весьма сомнительно, чтобы проявление доброй воли или какая-либо уступка с нашей стороны уменьшили размер и злобность нападок на нас со стороны Кремля.

Одним из самых больших недостатков Чан Кайши было его неумение найти подходящего нового дьявола после того, как в конце войны враг - японец исчез со сцены. Честолюбивый и недалекий генерал был, пожалуй, слишком большого мнения о себе, чтобы понять, что это вовсе не он, а японский дьявол порождал в китайских массах единство и готовность к самопожертвованию.

66.

Общая ненависть объединяет самые разнородные элементы. Разделить общую ненависть даже с врагом - значит заразить его чувством родства и таким образом подорвать силы его сопротивляемости. Гитлер использовал антисемитизм не только для объединения всех немцев, но и для того, чтобы подорвать решимость антисемитской Польши, Румынии, Венгрии и даже Франции. Таким же образом он использовал и антикоммунизм.

67.

Выходит, что, подобно идеальному божеству, идеальный дьявол - един. Мы знаем от Гитлера, лучшего знатока дьяволов, что гениальность великого вождя - это умение сосредоточивать всю ненависть против одного врага так, чтобы "под категорию этого врага попали самые разные противники"4. Когда Гитлер своим дьяволом объявил еврея, он почти весь мир вне Германии как бы заселил евреями и работающими на евреев. "За (111:) спиной Англии стоит Израиль, за спиной Франции и за спиной США - то же самое"5. Сталин придерживается того же монотеистического принципа, когда выискивает себе дьявола. Раньше этим дьяволом был фашист, теперь - американский плутократ.

Идеальный дьявол подобно идеальному божеству - всесилен и вездесущ. Когда Гитлера спросили не придает ли он евреям слишком большого значения, он воскликнул: "Нет, нет и нет!... Преувеличить опасность евреев как врага невозможно"6 Каждое затруднение и неудача движения объясняется работой дьявола, каждый успех - триумф против происков дьявола7.

В конце концов выходит, что идеальный дьявол - иностранец. Чтобы выдать домашнего врага за дьявола, надо приписать ему иностранное происхождение. Гитлеру было нетрудно наклеить на немецких евреев ярлык иностранцев. Русские революционные агитаторы делали упор на иностранное происхождение правящей аристократии (варяги, татары, западноевропейцы)8. В дни Французской революции на иностранцев смотрели как на "потомков варваров-германцев, тогда как нетитулованные французы были потомками цивилизованных галлов и римлян"9. В пуританской революции на роялистов навешивали бирку "норманны", т. е. потомки иностранных захватчиков10.

68.

Когда мы любим, обыкновенно не ищем себе союзников. Наоборот, часто видим соперников и посягателей на наши права в тех, кто любит то же, что и мы. Но, когда ненавидим, мы всегда ищем союзников.

Вполне понятно, что мы ищем союзников, которые станут на нашу сторону, если мы имеем справедливые претензии и желаем отплатить причинившим нам зло. Странно в этом только одно: чем меньше наша ненависть (112:) имеет справедливых оснований, тем настойчивее наше желание иметь союзников. Необоснованная ненависть главным образом и гонит нас слиться с теми, кто, как и мы, ненавидит. Подобная ненависть и есть один из наиболее цементирующих элементов для слияния.

Откуда она берется, эта ничем не оправданная ненависть, и как объяснить ее объединяющий эффект? В ненависти выражаются отчаянные усилия подавить сознание нашей собственной недостаточности, никчемности, вины и других недостатков. Здесь презрение к самому себе переходит в ненависть к другим, но при этом делается все, чтобы скрыть, замаскировать этот переход. Лучшая маскировка - найти как можно больше соратников по ненависти. В этом больше чем в другом нам нужно общее согласие, и обращение в свою веру состоит, пожалуй, не в том, чтобы заразить человека нашей верой, а скорее нашим видом необоснованной ненависти.

Даже в случаях справедливых претензий наша ненависть исходит меньше из действительно нанесенной нам обиды, чем из сознания нашего бессилия, нашей неполноценности и трусости, иначе говоря: из презрения к самим себе. Когда мы чувствуем себя выше наших мучителей, мы презираем их, даже жалеем, но не ненавидим11. Зависимость между нашей претензией, обидой и нашей ненавистью не всегда простая и прямая. Это видно из того, что зародившаяся ненависть не всегда направляется против наших обидчиков. Часто обиженные кем-либо, мы начинаем ненавидеть совершенно непричастного к этому другого человека или группу людей. Русские, запуганные секретной полицией Сталина, легко воспламеняются ненавистью против капиталистических "поджигателей войны"; немцы, угнетенные Версальским договором, отомстили тем, что истребили евреев; угнетенные бурами зулусы режут индусов; чернь из белых, эксплуатируемая политиканами Юга, линчует негров. (113:)

Чувство самоунижения вызывает в человеке "страсти преступные и несправедливые по отношению к другим: в нем нарождается жгучая ненависть к горькой для него правде"12.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

При возникновении массового движения кажется
Действие массового движения приносит самозабвение
Движение было потоплено в крови
Пропаганда проникает в уже открытые умы
Игравших значительную роль на ранней стадии этих движений