<<<     ΛΛΛ     >>>   

Struggle. N.Y., 1968; Bychowski G. Dictators and disciples: From Caesar to Stalin. N.Y., 1969; Humbert-Droz J. De Lenine a Staline: Dix ans au service de L'lnternationale Communiste 1921-1931. Neuchatel, 1971; Schapiro L. The Communist Party of the Soviet Union. N.Y., 1971; Kultur-politik der Sovietunion // Hrsg. 0. Anweiler, K.-H. Ruf-fman; Stuttgart, 1973.BalabanoffA. Impression of Lenin. Ann Arbor, University of Michigan Press, 1984; Bolshevik Culture / Ed. by A.Gleason et al. Bloomington, Ind., 1985; Burbank J. Intelligentsia and Revolution. N.Y.; Oxford, 1986; Read C. Culture and Power in Revolutionary Russia. L., 1990.

И. В. Кондаков

ЛЕ РУА ЛАДЮРИ (Le Roy Ladurie) Эмманюэль (р. 1929)

— франц. историк. Окончил ун-т в Монпелье, преподавал там же, с 1973 — проф. Коллеж де Франс. Сотрудник Школы высших исследований в области социальных наук (до 1972 — VI секция Школы высших практич. исследовании), член Междунар. ассоциации по экон. истории, один из руководителей журнала “Анналы”, директор Нац. библиотеки Франции. Член Франц. ин-та (Академия моральных и полит, наук).

Область исследований Л. — история Юж. Франции в позднее средневековье и начале Нового времени. Л. получил известность в научном мире после публикации дис. “Крестьяне Л ангедока” (Т. 1-2, 1966). В 60-е гг. активно проповедовал применение математич. методов в истор. исследованиях. Мировую славу ему принесла книга “Монтайю, окситанская деревня в 1294-1344 гг.” (1975). Затем последовали сб. работ, в т.ч. методол. характера: “Территория историка” (Т. 1-2, 1978), книга “Карнавал в Романе. От Сретенья до Пепельной Среды 1579-1580”(1979)и др.

Л. считает себя учеником Броделя. Однако, в отличие от него, он сосредоточивает внимание не столько на экономике и материальных условиях жизни, сколько на мировосприятии, картине мира гл. своих персонажей — южнофранц. крестьян, видя в соединении социально-демогр. описания с описанием ментальных основ пути к синтетич. пониманию истории. Для Л. история вещей представляет интерес лишь постольку, поскольку в ней выражается человеч. ментальность.

Знаменитая книга “Монтайю” представляет собой базирующееся на протоколах инквизиционного расследования “плотное описание” южнофранц. деревни в точно опр. отрезок времени, включающее анализ географ. положения, хоз. жизни, социальной и демогр. структуры, религ. верований жителей, их отношения к богатству, детям, сексу и т.п. “Карнавал в Романе” посвящен единичному событию — празднеству в небольшом южнофранц. городе, закончившемуся кровавой бойней, учиненной городской верхушкой над ремесленниками и пришедшими в город крестьянами, причем социальные, экон., полит, и религ. противоречия выражались в танцах, масках и т.п. атрибутике; неконтролируемый взрыв страстей Л. объясняет, среди прочего, выплескиванием на поверхность вечно присутствующих в массовом сознании древних мифов и магич. представлений.

Однако и в “Территории историка” и, особенно, в названной не без вызова “Неподвижная история” инаугурационной лекции при вступлении в должность проф. Коллеж де Франс Л. демонстрирует влияние Броделя и его идей “времени большой длительности”. Одна из глав “Территории историка”, посвященная истории климата, так и называется — “История без людей”.

С т.зр. Л., социально-экон. история Франции 14 — нач. 18 в. практически неподвижна, экон., социальные, демогр. подъемы и спады цикличны, колеблются вокруг некоего постоянного среднего состояния. Неподвижна и картина мира сельского населения, составляющего большинство населения страны. Бурные полит, перипетии, Возрождение, Реформация, научная революция, Просвещение — все это практически не затрагивало массы.

Критики работ Л. касались как конкр. его исследований, так и методол. принципов. Обсуждая “Монтайю”, рецензенты отмечали, что Л. некритически воспользовался материалами инквизиции, принял за адекватно отражающие крестьянское сознание слова, произнесенные на допросах, переведенные образованными людьми с народного языка на латынь.

Л., по мнению критиков, принял за общезначимую модель позднеср.-век. развития “неподвижную” историю Франции 14 — нач. 18 в., причем неизменность ее явно преувеличил, тогда как сама стагнация сельской Франции указанного периода есть особенность именно этого региона и этой эпохи.

Отмечено также неправомерное, как считают многие исследователи, использование фрейдистской модели объяснения при изучении событий, напр., 16 в. (бунты в Южной Франции описываются как реакция подавленной протестантизмом сексуальности).

Соч.: Les paysans de Languedoc. T. 1-2. Р., 1975; Montaillou, village occitan de 1294 a 1324. P., 1975; Le territoire de 1'historien. T. 1-2. P., 1977; 1978; Le Carnaval de Romans. De la Chandeleur au mercredi des Cendres 1579-1580. P., 1979; L'argent, 1'amour et la mort en pays d'oc. P., 1980; История климата с 1000 года. Л., 1971.

Лит.: Люблинская А.Д., Малов В.Н. [Рец. на кн.: Леруа Ладюри Э. Крестьяне Лангедока] // Ср. века. Вып. 34. М., 1971; Гуревич А.Я. Истор. синтез и школа “Анналов”. М., 1993.

А.Я. Гуревич, Д.Э. Харитонович

ЛЕССИНГ (Lessing) Теодор (1872-1933)

- нем. философ; получил степень д-ра философии в Эрлангене. Осн. произв.: “История как придание смысла бессмысленному”, “Закат Земли в духе. Европа и Азия”, “Введение в совр. философию”, “Разрыв в этике Канта”, “Символика человеч. образов”, “Философия как дей-

400

ствие”, “Ницше”, “Еврейская ненависть к самому себе”, “Шопенгауэр, Вагнер и Ницше”, “Проклятая культура”, “Одинокие песни”.

Осн. идеей “Заката Земли в духе” стало понимание “духа” как конца естеств. состояния человека. Л. уподобляет “метафизич. сознание” (так называет он совр. форму научного познания) копью Ахиллеса, древко к-рого способно исцелять раны, наносимые его острием. Л. принадлежал к младшему поколению “философии жизни”; осн. вопросы, выдвигаемые им в “Закате...”, подобны проблемам, поставленным Шпенглером в “Закате Европы”. Для Л. зарождение культуры связано с трагич. разрывом человека с природой; однако человек не сразу “выпадает” из природы. “Действительность сознания” началась в странах зап. культуры с Сократа, восточной — с Будды (Л. делит историю на две большие социокультурные целостности: Запад и Восток). “Действительность сознания” разрушила природное единство, поставила на место природы дух и историю — придание смысла бессмысленному. Л. не противопоставляет цивилизацию культуре, считая, что это две стадии одного и того же процесса: умирания естественности и торжества умения извлекать выгоду, “действительность бездуховности”.

В надвигающемся ужасе Л. предлагает как путь спасения человечества отречение от мирского, уход в аскезу. Если человечеству не дано вернуться в первобытно-счастливое детство единства с природой, благоговейного страха-любви к земле, лотосу, звездам, то его спасение в возврате к Франциску Ассизскому, когда возможно объединить материализм и идеализм, экономику и христианство, социализм и религию, анархизм и коммунизм. Отличие истории от науки Л. полагал как ложно поставленную проблему. Он настаивал на том, что история берет свое начало в мифе; совр. история отличается от Геродотовой только плюрализмом. Л. не только отрицает возможность познания стоящей за описываемой нами историей истинной истории, “вещи в себе”, но отрицает самое существование этой “истинной” истории: история — только кажущаяся наука, различия концепций Гегеля и Шпенглера несущественны. Л. рассматривает истор. процесс как противостояние двух больших социокультурных ареалов: культуры Запада и культуры Востока. Прасимвол зап. культуры — христ. крест, вост. — буддийское колесо. Противопоставленность символов и определила противопоставленность культур. Крест — последняя двойственность мышления, в к-рой все противоречия имеют антагонизмы по ту или другую сторону: условное и безусловное, твердое и текучее, собственное и чужое, необъятное и ограниченное. Европ. человек добровольно берет этот крест на себя как символ страдания, ибо невозможно представить себе улыбающегося Христа, в то время как на лике Будды вечная улыбка. Кресту противостоит буддийское колесо с его бесконечными спицами, пересекающими друг друга в пространстве как все новые воли и формы; все противоположности охвачены единством неизменного, все питаются из одного источника.

Для европ. культуры типично стремление к достижению выгоды и выявлению перспектив, ловкость, “ярмарка деловитости”. Естественность Азии абсолютно противоположна неестественности (не-природности) Европы. В сердце человека Азии лежит природа, у него все связано с природой. Чудовищный Голем Европы — машины как одухотворенный призрак живого, как вампир старых сказок, питающийся жизнью. “Об-во” европ. человека противоположно “общности” азиатского, европ. машинерия включает человека в ландшафт, вост. человек самоопределен и свободен, его мировоззрение благоговейно относится к природе, европеец же природу “делает”. Столь же различно понимание этими культурами воли: воли действующей и воли претерпевающей.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Выводил культуру из человеч
Сенсорный баланс племенного человека
Константы духовной жизни человечества
Особенно богата в культурологич
Именно в характерах