<<<     ΛΛΛ     >>>   

В современную науку прочно вошло понятие "паттерн" - в значении вероятностного образца или модели какого-либо явления или процесса. Иногда для того, чтобы полнее прояснить картину, несколько паттернов накладываются один на другой, несколько вероятностей совмещаются воедино, заставляя полученный результат как бы "мерцать", отсвечивая разными возможностями и вариантами.

Когда поздний Пикассо все чаще и чаще, особенно часто в рисунках и гравюрах, прочерчивает два, три, четыре профиля или контура фигуры, оставляя затем нетронутыми эти "пробы" и "ошибки", он, по сути дела, тоже создает свои подвижные "паттерны" — изображения, в которых совмещено несколько замыслов и несколько решений.

Как известно, теорией относительности результат научного поиска был поставлен в прямую связь с позицией исследователя и методом его работы. Да и в искусстве XX в. произошли, если не аналогичные, то сопоставимые с наукой перемены, несмотря на то, что первостепенная роль личности художника давно не вызывает сомнений (исключая, разве что структуралистские попытки невелировать авторство). Если научная истина, благодаря открытиям физиков прежде всего, с необходимостью включает в себя следы "авторского" замысла ученого, то в произведении искусства присутствие художника становится все более явным, а дистанция между ним и его творением все менее заметной (даже тогда, когда, как в романах Г. Гессе "Игра в бисер" и "Степной волк", например, это присутствие завуалировано ссылками на архивы, документы, издателя, чьи-то записки или жизнеописания).

В искусстве XX в. вообще истончатся, станут проницаемы, а иногда и исчезнут совсем границы между художественным произведением и реальностью, сценой и зрительным залом, автором и его созданием.

Физик - некогда объективный наблюдатель и экспериментатор - теперь как бы втянут внутрь изучаемых физических процессов. Художника тоже влечет внутрь художественного произведения, сочиненного им самим. Он будет свободно появляться в пространстве своих фантазий и так же свободно покидать его, менять обличья, занимать место вымышленного героя, персонажа, играть роли.

169

Пролог к "Жизни господина де Мольера" М. Булгакова озаглавлен "Я разговариваю с акушеркой". Из XX в. современный писатель, облачившись в старинный камзол и держа в руке не стальное, а гусиное перо, беседует с повитухой, только что принявшей младенца, которому суждено стать гением. "Он дышит? Он живет!" М. Булгаков, Л. Арагон, П. Пикассо, С. Дали, М. Шагал появятся среди вымышленных персонажей своих романов, картин, гравюр.

Нельзя не заметить, что и в науке, царстве разума, и в искусстве, царстве фантазии, сколь ни велики различия, идет единый процесс размывания традиционной объективности и отстраненности (конечно, в разных пределах) творца научного эксперимента и творца художественного произведения.

Наконец, последнее. Теория относительности и открытия современной физики вообще предопределили особый интерес ученых-теоретиков к научным методам исследования. На протяжении почти столетия физика "изучает" физику, экспериментатор сам становится объектом эксперимента. Способы, формы, инструменты физической науки, ее способность объяснить и привести в систему накопленные факты - все это до сих пор составляет предмет особо пристального внимания.

А что же искусство? Оказывается, что и оно в XX в. с таким же жадным интересом всматривается в самое себя. "Скажите, как же это - самая пьеса оказывается, значит, пьесой в пьесе?" — удивился один из героев пьесы Л. Тика "Кот в сапогах". Что говорить, в те времена подобный художественный прием был еще внове, тогда как в XX в. он вряд ли может кого-нибудь удивить. М. Пруст, Ж. Ануй, Б. Брехт, Ф. Феллини, П. Пикассо, М. Шагал, С. Дали и многие другие воспользуются им в своем творчестве.

Прием "театр в театре" искони был свойствен народному зрелищу. При этом, как правило, в пародийной форме, в комическом ключе обыгрывались ситуации, образы, коллизии и страсти "высокого" искусства. Конечно, в опытах образного самопознания и в XX в. нередко содержится привкус иронии (подчас весьма едкой), и все-таки их значение выходит далеко за рамки простого желания посмеяться над собой. А. Карельский очень точно подметил разницу между "пьесой в пьесе" у Тика и подобным же приемом, встречавшимся прежде в народном театре, в комедии дель арте, а также у Аристофана, Гоцци, Шекспира, Корнеля и т.д.: в одном случае только эпизод, интермедия, отдельный пример, в другом (у Тика) - вся пьеса, ее суть, ее "соль"26. Романтическая новация Тика будет множество раз продолжена и развита в искусстве XX в.

Как известно, именно в Новое и Новейшее время творчество художника смогло стать воистину свободным сочинительством, не знающим иного авторитета, кроме вымысла, которому постепенно сделались тесны границы не только мифа, но и реальности, не только стиля, но и предметной формы (подобно тому как разбуженное новейшими открытиями воображение физиков стесняли сначала вычисления Ньютона, а потом и Эйнштейна). Ничего удивительного, что вольный, игровой, парадоксальный образ мира, созданный художниками XX в., тревожил своей незавершенностью, будил сомнения.Он и впрямь мог показаться немного безумным, как не раз казался безумным непослушный математической узде, вышедший из повиновения мир протонов и нейтронов.

Это язык лихорадит.

Это живопись лихорадит.

Нескончаемы метаморфозы каждого из цветов27.

170

Не потому ли и "физики", и "лирики" снова и снова будут задаваться вопросом: на каком языке следует вести диалог с природой человеку XX столетия, кем бы он ни был - ученым или художником?

Ясно одно: неклассический язык науки и искусства — это открытый, динамичный, чуждый логике прямой зависимости язык, допускающий элемент непредсказуемости, случайности, вариантности, импровизации, игры.

Было бы неверно представлять себе историю как плавное движение от мифа к Логосу, от утопии к науке, от классических методов мышления - к неклассическим. XX в. — время перехода, слома, когда новые принципы диалога человека с природой вызревают в мешанине разнообразных экспериментов, открытий, "проб" и "ошибок".

Нелинейный, открытый характер нового языка науки и искусства предопределил огромую роль в процессе его становления образного мышления. (Недаром физики будут присматриваться к художественным произведениям, ища ответ на свои собственные проблемы.) Художники же, желая раздвинуть границы самого образного мышления, не раз обратятся к мифу, ритуалу, мистике, теософии, антропософии, Востоку.

Как известно, А. Эйнштейн так и не смог примириться с нараставшим релятивизмом физической науки, накопившей опыт таких явлений, которые невозможно охватить единой теорией или общим законом (по крайней мере пока). В известном письме к Максу Борну он напишет: "Вы верите в бога, играющего в кости, я - в полный закон и порядок в мире, который существует объективно и который я чисто умозрительным путем пытаюсь охватить"28. За мечту о "Совершенной Закономерности" великого физика не раз упрекнут в привязанности к устаревшему "детерминизму".

Однако к концу XX в., когда человечество окажется на пороге нового, уже постнеклассического этапа в истории мышления и творчества эйнштейновское беспокойство по поводу отсутствия единой теории, общего закона охватить многих теоретиков науки. Новое знание, первым вестником которого является синергетика, мыслится обогащенной всеми "неправильностями" неклассической логики "теорией великого объединения", синтезом и приведением к одному знаменателю Ньютона и Эйнштейна, Эвклида и Лобачевского. Речь идет именно о "теории всего" (Theory of Everything или TOE), разумеется, понимаемой физиками как единая теория всех видов взаимодействий в микро- и макромире. Наука прорывается к универсальному знанию. Искусство не отстает от нее. Внутренней потребностью открыть общие и вечные законы творчества пронизана вся история искусства XX в. Что, впрочем, не только не внесло лад и строй в великое столпотворение художественных принципов, стилей, манер, но, пожалуй, лишь увеличило пестроту картины.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Переписка
Без удвоения реальности художнику культуру
Присходящих в искусстве
Огромное большинство художников xx в работая переживание
В вымышленном забавном соперничестве арлекина