|
|
<<< ΛΛΛ
V
Для ответа на вопрос, как и в чем туранский психологический тип может
отражаться в русском национальном характере и какое значение имели черты
туранской психики в русской истории, надо прежде всего ясно и конкретно
представить себе туранский психологический тип в применении к жизни
отдельного человека. Сделать этоможно, исходя из данного выше определения
туранского психологического типа.
Типичный представитель туранской психики в нормальном состоянии
характеризуется душевной ясностью и спокойствием. Не только его мышление,
но и все восприятие действительности укладываются сами собой в простые и
симметричные схемы его, так сказать, "подсознательной философской системы"
[+6]. В схемы той же подсознательной системы укладываются также все его
поступки, поведение и быт. Притом "система" уже не сознается как таковая,
ибо она ушла в подсознание, сделалась основой всей душевной жизни [+7].
Благодаря этому нет разлада между мыслью и внешней действительностью,
между догматом и бытом. Внешние впечатления, мысли, поступки и быт
сливаются в одно монолитное, неразделимое целое. Отсюда - ясность,
спокойствие и, так сказать, самодовление. Практически это состояние
устойчивого равновесия при условии некоторой пониженной психической
активности может привести к полной неподвижности, к косности. Но это
отнюдь не обязательно, ибо те же черты вполне соединимы и с психической
активностью. Устойчивость и стройность системы не исключают дальнейшего
творчества, но, разумеется, это творчество регулируется и направляется
теми же подсознательными устоями, и благодаря этому сами продукты такого
творчества сами собой, естественно входят в ту же систему мировоззрения и
быта, не нарушая ее общей стройности и цельности.
Что касается социальной и культурной ценности людей туранского
психологического типа, то ее нельзя не признать положительной. Туранская
психика сообщает нации культурную устойчивость и силу, утверждает
культурно-историческую преемственность и создает условия экономии
национальных сил, благоприятствующие всякому строительству [+8].
Успешность этого строительства, разумеется, зависит от степени одаренности
и психической активности данной нации, степень же эта может быть различна,
и между туранским психологическим типом как известной формой душевной
жизни и какой-нибудь определенной степенью одаренности или активности
никакой обязательной связи нет. Утверждая социальную и
культурно-историческую ценность туранского психологического типа, мы
только утверждаем, что при каждой данной степени одаренности и психической
активности туранский психологический тип создает для развития нации
определенные благоприятные условия.
VI
Положительная сторона туранской психики, несомненно, сыграла благотворную
роль и в русской истории. Проявления именно этого нормального аспекта
туранской психики нельзя не заметить в допетровской Московской Руси. Весь
уклад жизни, в котором вероисповедание и быт составляли одно ("бытовое
исповедничество"), в котором и государственные идеологии, и материальная
культура, и искусство, и религия были нераздельными частями единой
системы, системы, теоретически не выраженной и сознательно не
формулированной, но тем не менее пребывающей в подсознании каждого и
определяющей собой жизнь каждого и бытие самого национального целого, -
все это, несомненно, носит на себе отпечаток туранского психического типа.
А ведь это именно и было то, на чем держалась старая Русь, что придавало
ей устойчивость и силу. Если некоторые поверхностные иностранные
наблюдатели не замечали в Древней Руси ничего, кроме раболепия народа
перед агентами власти, а этих последних - перед царем, то наблюдение это
было несомненно неверным. Беспрекословное подчинение есть основа туранской
государственности, но оно идет, как и все в туранском мышлении,
последовательно, до конца и распространяется в идее и на самого верховного
правителя, который непременно мыслится как беспрекословно подчиненный
какому-нибудь высшему принципу, являющемуся в то же время руководящей
основой и жизни каждого подданного. В Древней Руси таким управляющим
принципом была Православная вера, понимаемая как органическое соединение
религиозных догматов и обрядов с особой православной культурой, частным
проявлением которой был и государственный строй с его иерархической
лестницей: и именно этот высший принцип, одинаковый как для каждого
подданного, так и для самого царя, а, конечно, не принцип голого рабства
спаял Русь в одно целое и управлял ею. Православная вера в древнерусском
понимании этого термина была именно той рамкой сознания, в которую само
собой укладывалось все - частная жизнь, государственный строй и бытие
Вселенной. И в том, что эта рамка сознания не была предметом сознательного
теоретического мышления, а подсознательной базой всей душевной жизни,
нельзя не усмотреть известную аналогию с тем, что выше было сказано о
нормальном аспекте туранской психики. Пусть само Православие было
воспринято русскими не от туранцев, а от Византии, пусть оно даже прямо
противопоставлялось в русском национальном сознании татарщине - все-таки
само отношение русского человека к Православной вере и сама роль, которую
эта вера играла в его жизни, были в определенной части основаны на
туранской психологии. Именно в силу туранских черт своей психики
древнерусский человек не умел отделять своей веры от своего быта,
сознательно выделять из проявлений религии несущественные элементы, и
именно поэтому он оказывался таким слабым богословом, когда встречался с
греками. То психологическое различие между русским и греческим подходами к
вере и к обряду, которое так ярко проявилось в эпоху возникновения
раскола, было следствием именно того обстоятельства, что в древнерусском
национальном характере глубоко укоренились туранские этнопсихологические
элементы, совершено чуждые Византии.
Московское государство возникло благодаря татарскому игу. Московские цари,
далеко не закончив еще "собирания Русской земли", стали собирать земли
западного улуса Великой монгольской монархии: Москва стала мощным
государством лишь после завоевания Казани, Астрахани и Сибири [+9].
Русский царь явился наследником монгольского хана. "Свержение татарского
ига" свелось к замене татарского хана православным царем и к перенесению
ханской ставки в Москву. Даже персонально значительный процент бояр и
других служилых людей московского царя составляли представители татарской
знати. Русская государственность в одном из своих истоков произошла из
татарской, и вряд ли правы те историки, которые закрывают глаза на это
обстоятельство или стараются преуменьшить его значение [+10]. Но если
такое игнорирование татарского источника русской государственности
оказывается возможным, то, конечно, потому, что во внутреннем содержании и
в идеологическом оправдании русской государственности ярко выступают
элементы, не находящие прямых аналогий в татарской государственности: это
- православие и византийские традиции. Чудо превращения татарской
государственности в русскую осуществилось благодаря напряженному горению
религиозного чувства, благодаря православно-религиозному подъему,
охватившему Россию в эпоху татарского ига. Это религиозное горение помогло
Древней Руси облагородить татарскую государственность, придать ей новый
религиозно-этический характер и сделать ее своей. Произошло обрусение и
оправославление татарщины, и московский царь, оказавшийся носителем этой
новой формы татарской государственности, получил такой
религиозно-этический престиж, что перед ним поблекли иуступили ему место
все остальные ханы западного улуса. Массовый переход татарской знати в
православие и на службу к московскому царю явился внешним выражением этой
моральной притягательной силы.
Но если, таким образом, в Московской Руси туранская по своему
происхождению государственность и государственная идея оправославились,
получили христианское религиозное освящение и идеологически связались с
византийскими традициями, то возникает вопрос: не произошло ли
одновременно и обратного явления, т. е. известной "туранизации" самой
византийской традиции и проникновения черт туранской психики в саму
русскую трактовку православия? Московская Русь, несмотря на всю силу и
напряженность религиозного горения, определявшего не только ее бытие, но и
само ее возникновение, не дала ни одного православного богослова,
совершенно так же, как турки не дали ни одного сколько-нибудь выдающегося
мусульманского богослова, хотя всегда были набожнее арабов. Здесь
сказываются общие черты религиозной психологии: и там и здесь догмат веры
рассматривается как данное, как основной фон душевной жизни и внешнего
быта, а не как предмет философской спекуляции; и там и здесь религиозное
мышление отличается отсутствием гибкости, пренебрежением к абстрактности и
стремлением к конкретизации, к воплощению религиозных переживаний и идей в
формах внешнего быта и культуры. Вместо сознательно продуманной и тонко
детализированной богословской системы в Древней Руси получилась некоторая,
словами не выраженная, "подсознательная философская система", стройная,
несмотря на свою формальную неосознанность, и нашедшая выражение не в
богословских трактатах, а во всем житейском укладе, на ней покоящемся.
Этим русская религиозность отличалась от греческой, несмотря на свое
догматическое тождество с этой последней, и сближалась с туранской, с
которой догматического сходства не было и быть не могло.
Не подлежит сомнению, что свойственное древнерусскому благочестию
пренебрежение к абстракции и отсутствие православно-богословского
творчества было недостатком этого благочестия по сравнению с греческим. Но
в то же время нельзя не признать, что то "бытовое исповедничество", та
пропитанность культуры и быта религией, которые были следствием особых
свойств древнерусского благочестия, были плюсом, а не минусом. Очевидно,
"и сие надлежало делать, и того же не оставлять". Известная гипертрофия
туранских психологических черт вызвала в русской набожности косность и
неповоротливость богословского мышления, и от этих недостатков надлежало
избавиться [+11]. Но это ничуть не преуменьшает тех положительных свойств
древнерусской набожности, которые могут быть отнесены на долю туранских
черт психики. Так обстояло дело в области религиозной, но не иначе было и
в области государственной: прививка к русской психике характерных
туранских черт сделала русских тем прочным материалом государственного
строительства, который позволил Московской Руси стать одной из обширнейших
держав.
Подводя итог всему сказанному о роли туранских этнопсихологических черт в
русском национальном облике, можно сказать, что в общем роль эта была
положительной [+12]. Недостатком была чрезмерная неповоротливость и
бездеятельность теоретического мышления. От этого недостатка следовало
избавиться, но, конечно, без принесения в жертву всех тех положительных
сторон русского национального типа, которые были порождены сопряжением
восточного славянства с туранством. Видеть в туранском влиянии только
отрицательные черты - неблагодарно и недобросовестно. Мы имеем право
гордиться нашими туранскими предками не меньше, чем предками славянскими,
и обязаны благодарностью как тем, так и другим. Сознание своей
принадлежности не только к арийскому, но и к туранскому психологическому
типу необходимо для каждого русского, стремящегося к личному и
национальному самопознанию.
VII
Для всякой нации иноземное иго есть не только несчастье, но и школа.
Соприкасаясь с иноземными покорителями и засильниками, нация заимствует у
них черты их психики и элементы их национальной культуры и идеологии. Если
она сумеет органически переработать и усвоить заимствованное и выйдет
наконец из-под ига, то о благотворности или вредоносности ига как школы
можно судить по тому, в каком виде предстанет освобожденная нация.
Монгольское иго длилось более двух веков. Россия попала под него, еще
будучи агломератом удельных княжеств, самостийнических, разрозненных,
почти лишенных понятий о национальной солидарности и о государственности.
Пришли татары, стали Россию угнетать, а попутно и учить. А через двести с
лишком лет Россия вышла из-под ига в виде, может быть, и "неладно
скроенного", но "крепко сшитого" православного государства, спаянного
внутренней духовной дисциплиной и единством "бытового исповедничества",
проявляющего силу экспансии и вовне. Это был результат татарского ига, тот
плод, по которому можно судить о вредоносности или благоприятности самого
ига в судьбах русского народа.
Еще через двести с небольшим лет появился Петр Великий и "прорубил окно в
Европу". Через окно подули европейские идеи. Началась европеизация
правящего класса с усиленным привлечением к этому классу иностранцев. Та
стройная "подсознательная философская система", которая в Московской Руси
объединяла в одно целое религию, культуру, быт и государственный строй и
на которой держалась вся русская жизнь, сталаподрываться и разрушаться. А
вследствие этого основой государственности неизбежно должна была стать
голая сила принуждения. Военная служба и крепостное право существовали в
допетровской Руси, но страной милитаристической и крепостнической par
excellence [+13] Россия стала только в эпоху европеизации. И если
вспомнить, что ко всему этому временами присоединялось ожесточенное
гонение на все исконно русское, официальное признание национальной русской
культуры варварством и духовное засилье европейских идей, то вряд ли будет
преувеличением обозначить этот период русской истории как эпоху
"европейского" или "романо-германского ига". Это иго продлилось тоже более
двухсот лет. Теперь Россия вышла из него, но уже в новом виде - в виде
"СССР". Большевизм есть такой же плод двухсотлетнего романо-германского
ига, как московская государственность была плодом татарского ига.
Большевизм показывает, чему Россия за это время научилась от Европы, как
она поняла идеалы европейской цивилизации и каковы эти идеалы, когда их
осуществляют в действительности. По этому плоду и надо судить о
благотворности или вредоносности романо-германского ига.
И когда сопоставишь друг с другом эти два аттестата - аттестат татарской
школы и аттестат школы романо-германской, то невольно приходишь к тому
заключению, что татарская школа была вовсе уж не так плоха...
1925
<<< ΛΛΛ
К той же группе угро финских народов принадлежали
|
|
