<<<     ΛΛΛ     >>>   

Как же следует отнестись к его "кощунствам" и "кощунственным" литературным произведениям? По мнению архимандрита Константина, "Бес молодости нередко водил его пером, а то, что выходило из-под него, становилось предметом потаенного, а потому особенно ретивого и широкого распространения. Пушкин оказывался в роли революционной силы и развратителя воображения" (8, с. 4). Но сила Пушкина состоит в том, что он преодолевал эти грехи. "То, что написано пером, - продолжает архимандрит Константин, - подлинно никаким топором не вырубишь. Это скоро стало предметом скорбного раздумья для Пушкина, ложась камнем на его совести. К концу его короткой жизни нельзя было причинить ему большего огорчения, как напомнив ему об этих проказах юности" (там же, с. 4).

Вместе с тем многие авторы отмечали, что даже наиболее "кощунственные" строки поэта не носили воинствующего богоборческого характера. Так, Ходасевич считал, что они носят шуточный характер, что "их стрелы неядовиты и неглубоко ранят" (цит. по: 2, с. 71). Митрополит Анастасий обращает внимание на то, что они не выходили за границы обычного для той эпохи неглубокого вольнодумства, бывшего бытовым явлением в русском образованном обществе конца XVIII - начала XIX в. В этом отношении Пушкин платил дань своему времени. "Если его вольные стихотворения обращали на себя большее внимание, то именно потому, что они отвечали общему настроению умов, и вследствие его дара каждое его слово разносилось эхом по всей России. Сам же он не только не пытался передать их печати, но стремился изъять их из обращения в рукописных копиях" (там же).

Оценка этого периода иерархами верна, но если посмотреть на него из перспективы зрелых лет поэта, то он представится скорее периодом исканий, а не просто вольнодумства. А учитывая поверхностный характер "богоборчества" Пушкина, становится понятным столь быстрый и резкий перелом в его мировоззрении, свершившийся в Михайловской ссылке. Именно здесь, в тиши деревенского уединения, отмечает митрополит Анастасий, Пушкин мог глубоко заглянуть в самого себя, в душу простого народа, усвоить заветы и уроки родной истории и внимательнее заняться самообразованием. Здесь он впервые вошел в живое, непосредственное общение с церковью через братию Святогорского монастыря и окрестное духовенство. Над Пушкиным тяготело обвинение в безбожии, и духовное наблюдение за ним было поручено настоятелю Святогорского монастыря, который был хранителем заветов старого русского благочестия. "Наблюдая воочию эту тесную связь народа с монастырем и углубляясь в изучение "Истории" Карамзина и летописей, где развертывались пред ним картины древней аскетической Святой Руси, Пушкин... не мог не оценить неизмеримого нравственного влияния, какое оказывала на наш народ и государство наша церковь" (2, с. 80).

Православная вера навсегда определила, по мнению Пушкина, духовный облик народа. Эти идеи нашли отражение в "Борисе Годунове", в "Исторических записках", в полемике с Чаадаевым, который считал, что "мы черпали христианство из нечистого (т.е. Византийского) источника", что "Византия была достойна презрения и презираема". "Но, друг мой, - возражал Пушкин, - разве сам Христос не был евреем, и Иерусалим не был притчей во языцех? Разве Евангелие оттого менее дивно? Мы переняли от греков Евангелие и предание, но не приняли от них дух ребяческой мелочности и прений" (цит. по: 2, с. 111).

На почве расширенного духовного опыта, отмечает митрополит Анастасий, и родился весь несравненный по красоте духовный колорит драмы "Борис Годунов", которую сам Пушкин считал наиболее зрелым плодом своего творчества. Особое место в поэме занимает образ Пимена. В этом образе поэт дал самый законченный, самый правдивый тип православного русского подвижника, какой только был когда- нибудь в русской художественной литературе. В нем запечатлена лучшая часть народной души, видевшей в монашестве высший идеал духовно-религиозной жизни. Его образ вошел в плоть и кровь ряда поколений.

Подчеркнем, что образ "пророка", представляющий собой почти единственное явление в мировой литературе как апофеоз призвания поэта на земле, возник у Пушкина именно в Святогорском монастыре. В этот период Пушкин внимательно изучал Четьи-Минеи. Их высокая житийная поэзия вдохновляла поэта. "Оттуда ему стали близки "отцы пустынники и девы непорочны", в которых он заставлял нас чтить наших духовных водителей" (2, с. 83). Из всех христианских молитв ему более всех нравилась та, в которой христианином испрашивается полнота добродетелей:

Ни одна из них меня не умиляет.

Как та, которую священник повторяет

Во дни печальные Великого Поста;

Всех чаще мне она приходит на уста

И падшего крепит неведомою силой:

Владыко дней моих! Дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не дай душе моей.

Но дай мне зреть мои, о Боже, прогрешенья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.

Пушкин стремился к нравственному совершенству в продолжении всей своей жизни, горько раскаиваясь в том, что в совести других людей (особенно людей нашего времени) не оставило бы следов глубокого раскаяния:

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Пушкин оказал огромное влияние на самосознание народа
Боброва Л. Пушкин и православие культуры 6 действительно