ΛΛΛ     >>>   

Белоусова Е. Наши современницы о родовспоможении в России

ИСТОЧНИК: http://proekt-psi.narod.ru

Представление женщин о характере родовспомогательной медицины в нашей стране — о врачах и младшем медперсонале, об уровне медицинского обслуживания, о методах отечественной медицины и о причинах, вызывающих е кризисное состояние, до сих пор практически не являлось предметом специального рассмотрения. Это весьма симптоматично само по себе. Результаты подобного исследования должны были бы заинтересовать реформаторов системы здравоохранения, так как без учета взгляда женщин на существующее положение дел в системе принятия родов, их замечаний и пожеланий никакие перемены к лучшему в отечественных роддомах не произойдут.

Исследование представлений женщин о системе родовспоможения в России и о характере ее связи с государством проводилось нами по материалам устного опроса. Всего было собрано 32 интервью. Возрастные и социальные категории представлены следующим образом: 20–25 лет — 3, 25–30 лет — 10, 30–35 лет — 4, 35–40 лет — 5, 40–50 лет — 3, 50–65 лет — 5, 80–90 лет — 2; из них 5 рабочих, 13 служащих, 2 учащихся, 8 домохозяек, 4 пенсионерки (2 из них — бывшие врачи). Опрос проводился в Санкт-Петербурге, но среди информанток были женщины, рожавшие в разных населенных пунктах бывшего Советского Союза — в Пскове, Киеве, Ростове-на-Дону, Мурманской и Московской областях, Эстонии. Информанткам предлагался список вопросов, как можно более полно затрагивающий разнообразные аспекты представления о родах. При обработке материала нами учитывались как ответы на прямо поставленные вопросы, так и представления, выраженные в ответах лишь имплицитно, причем зачастую они вступали в противоречие друг с другом.

Прежде всего следует оговорить, что при коммунистическом режиме в России существовала единая государственная система родовспоможения, не имевшая альтернатив. Все роддома имели равные предписания относительно методов приема родов, всюду существовали единый режим и система запретов. Главенствующая роль в принятии решений, касающихся медицинской и, в частности, родильной помощи населению принадлежала Минздраву (первоначально Наркомздраву). М. Леви в своей книге «История родовспоможения в СССР» пишет: «...особенность советской системы родовспоможения заключается в том, что родильная помощь планируется в общегосударственном масштабе. В основу планирования родовспоможения положены методика и нормативы, утвержденные Народным Комиссариатом — ныне Министерством Здравоохранения Союза ССР. Все это обеспечивает учреждениям родильной помощи единую структуру, единое руководство и контроль за выполнением плана и однородные методы работы...».[1] Таким образом, система родовспоможения в нашей стране была неразрывно связана с государственной системой. Пытаясь проследить представление женщин о характере взаимоотношений двух этих институтов, мы столкнулись с двумя основными точками зрения по данному вопросу.

Часть информанток утверждает, что родовспомогательная медицина является жертвой государства, которое непосредственно виновно в ее кризисе. Первое обвинение, предъявляемое женщинами государству, — отсутствие значительных ассигнований на медицину: «Государство не помогает таким заведениям» (И11). Женщины усматривают прямую связь между этим фактом и дурным обращением с собой, просчетами или бессилием медперсонала. Они пытаются оправдать медиков, указывая на такие последствия мизерности денежных инвестиций в медицину, как низкий уровень жизни («Отношение медперсонала — как везде у нас. Их тоже можно понять — они уже тоже озверевшие, как все, по-моему, в нашей стране» — И8), небольшая зарплата медперсонала и, как следствие, отсутствие у него фактора заинтересованности в работе («Все это, конечно, от зарплаты зависит, от условий, в которых люди работают. <...> целая комната детей, и одна сестра еле живая приходит за копейки — ну так что ожидать» — И8), его усталость от тяжелой и неприятной работы, неприязнь к ней («Я понимаю, что у них своя работа, что их достало это — все эти небритые гражданки, но как-то неприятно» — И18).

Отсутствие стимула к хорошей работе, по мнению женщин, приводит к безразличию медиков к своим обязанностям, к матери и ребенку, к их халатности и недобросовестности. Им приписывают такие качества, как невнимательность: («Долго не хотели меня в родильное отправлять, не верили, что у меня там воды отходят — мне это просмотрели» — И18), равнодушие: («Они по-свински относятся. Им было наплевать абсолютно. То есть отношение как к скотине» — И24), недобросовестность: («Она взяла список и начала водить пальцем по строкам, и тут оказалось, что строчки идут не прямо, а косо, и это лекарство, собственно говоря, относится к другой больной» — И22), желание снять с себя ответственность («Меня долго не хотели туда записывать, потому что у меня карточка по беременности была на эстонском языке. Они говорили: поезжайте в свое Тарту» — И20), неаккуратность («Кто запаздывал с кормлением — мы уже сидим, ждем, помылись, а они то позже придут, то позже приедут их забирать» — И12).

Бедность, усталость и озлобление с одной стороны и отсутствие страха потерять работу и полная безнаказанность с другой, в свою очередь, приводят к грубым нарушениям медработниками правил врачебной этики. Наиболее часто называются такие злоупотребления, как хамство («Врач, женщина средних лет, фамилии ее я не знаю, очень раздражалась, обзывала меня тупой скотиной и еще как-то» — И1), насмешки и издевательства («Они, вместо того, чтобы объяснить, или резко ответят, или на смех могут поднять — тоже не очень приятно» — И19), обман («Они меня обманули. Они сказали: не волнуйся, мы тебе прокалывать ничего не будем, потому что я заранее еще сказала: ничего мне не надо прокалывать. <...> Врач сказала: видишь руки — у меня нет ничего. Я только посмотрю. И вот она меня проткнула» — И17), вымогание денег («Детский врач, который пришел в первый же день после того, как я родила, начал просто-напросто вымогать у меня взятку за ребенка» — И25), подтасовка медицинских фактов («У девчонки поднялась температура, а она говорит: ладно, мы напишем в журнале, что у тебя нормальная» — И18), «показуха» («Перед СЭС сразу же всем выдали чистые ночные рубашки, постелили какие-то простыни из гуманитарной помощи чуть ли там не шелковые, сразу же появилась горка одноразовых шприцов в процедурной — там многоразовые были» — И18), предоставление личным знакомым особых привилегий («Если бы это было не по знакомству, они вряд ли что-нибудь стали бы делать» — И20), злоупотребление спиртными напитками на работе («Может быть, все еще осложнялось тем, что были майские праздники. Команда была совершенно пьяная» — И23), занятие личными делами в рабочее время («Медсестру было не дозваться — она смотрела “Марию” — тогда этот сериал шел» — И20).

Отсутствие у роддомов необходимых средств для содержания достаточного штата низшего персонала — нянечек и уборщиц, — а также низкая зарплата последних приводят к антисанитарии, влекущей за собой инфекционные заболевания: «Меня очень поразила антисанитария, извиняюсь за выражение, абсолютно засранный сортир» (И1), «Тут мы приуныли и увидели в этот же момент жирного таракана, бегущего по гинекологическому креслу» (И3).

Недостаток средств, выделяемых государством на медицинскую помощь населению, имеет еще и такие последствия, препятствующие налаженной работе роддомов, как недостаточное число в них персонала («С медперсоналом мы мало общались, потому что, естественно, сестер мало в роддомах, врачей тоже, они все заняты своими делами, дел у них много, рожениц тоже» — И25), нехватка в роддомах необходимых лекарств («Выяснилось, что необходимого гормона “Синестрола” в роддоме нет. Еще они собирались колоть мне «ношпу»... ее в роддоме тоже не было <...> больше меня никак лечить не собирались» — И1), отсутствие препаратов («Потеря крови у меня была больше двух литров, и поэтому мне влили ее не положенное количество, а меньшее, поскольку даже в Институте скорой помощи ее оказалось всего литр или полтора, остальное доливали физиологическим раствором» — И23), дефицит одноразовых инструментов («Разговоры медсестер между собой о том, что вот за границей все инструменты одноразовые и уничтожаются после употребления» — И1), недостаток аппаратуры («А после этого на следующий день моего ребенка перевели в детскую больницу. Я думала, что ее повезут в кювезе, но, поскольку он был нужен в роддоме, ее просто так завернули и повезли. Она очень плохо перенесла этот переезд, сразу ослабла, и первое, что мне сказали — что она, вероятно, опять не выживет» — И20), нехватка белья, редкая смена его («Ночные рубашки меняли, а постельное белье, естественно, не каждый день и не каждые три дня <...> Естественно, все было залито молоком, это очень неприятно. С подкладными были проблемы» — И19), дурное питание и его недостаточность («Утром меня поразила мерзостная склизкая холодная каша, кусок булки с маслом и чай без сахара, которого всем не хватило» — И1), отсутствие удобной мебели («Правда, к младенцам приходится время от времени вставать, а это-то как раз весьма проблематично при столкновении двух предпосылок — провисающих кроватей и швов» — И1), недостаток телефонных аппаратов и необходимость для женщин звонить за свой счет («ПРИ ПОСТУПЛЕНИИ НА ДОРОДОВОЕ ОТДЕЛЕНИЕ НЕОБХОДИМО: <...> Жетоны метро для автомата-телефона» — И1).

Весьма ощутимы последствия нехватки средств как для строительства новых роддомов, так и для ремонта и переоборудования имеющихся. Зачастую роддома располагаются в зданиях, решительно не приспособленных для этой функции, результатом чего являются их перезагруженность, нехватка палат, их перенаселенность («Был на полгорода один роддом на Щорса, и там такое творилось...» — И8), отсутствие благоустроенных помещений для соблюдения личной гигиены («Ни помыться, ни в туалет сходить. Туалет без дверей. Ведь после родов это особая проблема» — И6), неудобство и непродуманность расположения помещений («Мы благополучно бегали в душ на другой этаж через темные коридоры» — И2), неналаженное водоснабжение («На Щорса из старого здания сделали роддом — ни помыться, ничего» — И8), плохая система отопления («Там холодно очень было в палате. Наша палата и детская были дверь в дверь, только через коридорчик. Как откроют оттуда дверь, и мы ноги поднимали на кровать скорей — такой холод был» — И9), отсутствие вентиляции («Такая духота — просто там невозможно находиться. Не до конца там все продумано, не все палаты приспособлены» — И19).

Другое существенное обвинение, предъявляемое нашими информантками государству, связано с политикой, проводимой по отношению к «хорошим», высококвалифицированным врачам. С одной стороны, указывается на то, что цвет отечественной медицины был планомерно истреблен в сталинскую эпоху. С другой стороны, и оставшиеся в живых врачи не имели возможности действовать согласно своим убеждениям и были скованы системой предписаний, продиктованных высшими инстанциями. Считалось, что Минздрав при принятии своих постановлений учитывает изыскания научно-исследовательских институтов акушерства и гинекологии. Однако на практике передовые начинания часто пресекались на корню. Одна из наших информанток, бывший сотрудник Института акушерства и гинекологии Российской Академии наук им. Отта, рассказала нам об эксперименте, проведенном группой сотрудников института еще в 1966 году: «Впервые у нас в институте мы провели работу по совместному пребыванию матери и ребенка. <...> И, в общем, во всех отношениях — мы провели целый ряд исследований — это было очень хорошо. <...> Но над всем тяготел Минздрав, и приехала такая Никончик из Минздрава, прошла по этим палатам — мы ее с восторгом провели, — сделала, как сказала одна наша сотрудница, козью морду и сказала, что нам Минздрав это запретил. Мол, ни к чему» (И29).

Следующее обвинение состоит в том, что некоторые из злоупотреблений, имевших место в системе родовспоможения и могущих расцениваться исключительно как преступные действия и нарушения прав человека, были вызваны прямыми директивами, поступившими в роддома «сверху». Так, например, известный послевоенный лозунг «Каждый родившийся живым — должен жить!» повлек за собой запрет для врачей сообщать женщинам о патологиях родившихся у них детей и принимать отказы от неполноценных детей: «Но у нас — ведь это было ужасно — маму заставляли брать такого ребенка. А если она отказывалась, у нее не принимали отказа. В родильных домах было запрещено говорить матери, что у нее больной ребенок, выпихали ее с этим ребеночком» (И29). Сердобольные сестры иногда нарушали запрет и говорили матерям о постигшем их несчастье, а сочувствующие врачи закрывали на это глаза.

Еще одно обвинение, предъявляемое женщинами государству, связано с порочной политикой в области медицинского образования. При этом указывается на взяточничество, «блат» и попустительство, распространенные при приеме и обучении в медицинских учебных заведениях. В результате дипломированными врачами часто оказываются люди, мало сведущие в медицине. Женщины часто жалуются на низкий профессиональный уровень медиков — некомпетентность, неграмотность врачей, отсутствие элементарных профессиональных навыков у младшего медперсонала («Поскольку Лариса была очень молодая и неопытная, мне пришлось самой руководить собственными родами» — И20), отсутствие у персонала роддомов необходимых для медиков качеств, призвания — в частности, «тяжелая рука» («Ну, кажется, чего там можно больно сделать — а он даже этой дудочкой своей, которой слушает, — он так ей надавит, что заорешь» — И18).

Итак, роддом часто рассматривается женщинами как жертва государства, препятствующего ему в работе. Однако в восприятии женщинами родовспомогательной медицины существует и другая точка зрения: часто в их сознании медицина как бы выступает в роли двойника, пособника и представителя государства. Все пороки роддомовской системы дублируют в миниатюре пороки, присущие государству. В роддомах царят те же тоталитаризм, авторитарность, принуждение, «конвейер», «штамповка», полицейская система, тюремный режим, пренебрежение мнением человека, — все делается с учетом интересов организации в ущерб интересам личности.

На наш вопрос о доверии врачам мы получали порою резко отрицательные отзывы, высказанные как бы от лица всего населения страны: «Врачам я, конечно, не очень доверяла — какой же советский человек доверяет врачам?» (И3). Нередко информантки противоречат сами себе: они говорят, что доверяют врачам, но из их рассказов явствует обратное. Врачи из помощников в сознании женщин превращаются во врагов, неких — буквально — врачей-вредителей, полномочных представителей машины тоталитарного государства, вторгающихся в их частную жизнь с целью подчинить ее общепринятому единому закону. Женщины сбегают из дородового отделения, всеми силами стараются избежать приема прописанных им лекарств, отказываются от назначенных процедур и т.п. Они всерьез убеждены в том, что медицинское вмешательство может принести вред здоровью ребенка и их собственному: «Только я не пила — там витамин Е давали, потом еще чего-то, я почему-то не пила, боялась, выливала вон» (И9).

Недостаточно оправданное обращение врачей к медикаментам, процедурам и хирургическому вмешательству (эпизиотомия — разрез промежности, амниотомия — разрыв плодного пузыря, кесарево сечение) женщины склонны объяснять их перестраховкой и боязнью ответственности («Может быть, это чисто мое мнение, но мне кажется, что врачи перестраховались — и в послеоперационный период, и в применении лекарства, потому что нам очень много лекарств давали и много антибиотиков. <...> Я разговаривала об этом с врачом, а она сказала: чем калечим, тем и лечим» — И19), желанием облегчить себе задачу («Взяла и проткнула. Без спросу. <...> Я им говорила: я чувствую, что я скоро рожу, зачем это надо? <...> Так они облегчают себе задачу просто» — И17) и отсутствием индивидуального подхода в каждом отдельном случае («Ну, конечно, врачи действуют по схеме, по предписаниям» — И8).

Следует отметить, что зачастую противодействие, оказываемое врачам их пациентками, является результатом различного рода предрассудков и непонимания ситуации. Медработники сталкиваются с весьма серьезной проблемой, успешно справиться с которой им удается далеко не всегда. В этом отношении они безусловно достойны сочувствия. Однако неграмотность женщин в вопросах физиологии и медицины является тревожным показателем отсутствия контакта между врачом и пациентом. Опрос показал, что ни лекции, ни популярные издания, несмотря на их очевидную пользу, не способны в должной степени систематизировать знания будущих матерей о беременности и родах. Набора общих сведений оказывается недостаточно: женщинам необходимо осмысление их собственного опыта. Если бы врачи в доступной форме объясняли роженицам смысл происходящего, число беспочвенных страхов и волнений несомненно бы резко сократилось. В свою очередь, взаимопонимание было бы достигнуто скорее, если бы женщины могли свободно обращаться к медперсоналу с тревожащими их вопросами, не опасаясь встретить в ответ грубость, раздражение или пустую отговорку.

 ΛΛΛ     >>>   

Медперсонал также распространяет свои полномочия на контроль за моральным обликом женщин
Отсутствие препаратов
культуры Белый А. Символизм